И он снова погрузился в мрачное молчание. А звук, настороживший сперва их обоих, был обыкновеннейшим из звуков: стук колес, стук извозчичьих колес по разбитой мостовой!
Глава 18
ДОЧЬ ФАНТОМАСА
Раймонда стояла неподвижно, прислушиваясь к голосам за стеной с возрастающим волнением; бледная, застывшая, перепуганная новой неожиданностью, она, казалось, полностью забыла о страшном месте, где находилась, о близости смерти, об опасностях, окружавших ее со всех сторон, словом, обо всем, что ей угрожало.
Голоса за стеной, привлекшие ее внимание, стали громче — в одном из них прорывались вспышки ярости, второй, задыхающийся, робкий, произносил то и дело едва разборчивые слова.
— Боже мой! Боже мой! — повторяла Раймонда, словно в бреду, уже на пределе испуга.
Вскоре до ее слуха донесся громкий спор, и резкий, хриплый голос приказал:
— Кольца! Покажи мне кольца! Я хочу все знать, Доминик!
Да, эти люди, разговаривающие друг с другом в помещении рядом с мрачным подвалом, где очнулась Раймонда, были Фантомас и Доминик Юссон. Да, Раймонда очнулась именно в доме препаратора Медицинского института, у изготовителя скелетов, и слух ее привлек спор между Домиником Юссоном и Фантомасом как раз в ту минуту, когда она была готова уже, невзирая ни на какие препятствия, бежать из этого страшного места.
Сперва она слышала только голоса и не разбирала, о чем говорят собеседники. Но вскоре до нее дошел смысл их разговора. Вот тогда-то Раймонда пошатнулась и воскликнула с отчаянием и непередаваемым ужасом:
— Фантомас! Фантомас здесь! Мой отец!..
Ее отец!
И тут Раймонду, а верней Элен, словно молнией пронзило воспоминание о страшных приключениях, оживавших в ее памяти при одном только имени Фантомаса!
О, эти часы, полные мучений, ужаса, отвращения, страха, пережитые ею в Натале из-за этого Фантомаса, бандита, короля преступников, отца ее!
Ах, конечно, он любил ее, она слышала, как он в отчаянии рыдает, убитый горем, думая, что она умерла, утонула. Но как ни была Элен-Раймонда тронута горем этого человека, ее сочувствия, увы, не хватало на то, чтобы стереть из памяти страшные преступления, совершенные тем, кто сейчас ее оплакивал.
Да! Пусть он любит ее, пусть его потрясла ее смерть, пусть она даже верила в его отцовские чувства, но она не могла забыть о том, сколько у него на совести было подлых убийств, какая неотступная жестокость была всегда свойственна ему, какие гнусности числились за ним. Все смешалось в ее мозгу, и в страшном кружении мыслей ей припоминались последние дни, пережитые в Натале, и смерть Летиции! Убийство Летиции, чума, разразившаяся по вине Фантомаса на борту прекрасного судна «Бритиш-Куин», опасность, которой подверглись из-за него же Фандор, Жюв и она сама, когда Фантомас — опять Фантомас! — послал их всех троих на верную смерть на паровозе, несущемся навстречу экспрессу из Претории!
Нет! Если Раймонда и была тронута горем Фантомаса, если она вздрогнула, услышав, как он здесь, в нескольких метрах от нее, повторял надломленным от страдания голосом: «Моя дочь! Моя дочь! Это моя дочь!» — ненависть к нему все же была сильней.
Кроме того, многое из того, что случилось, оставалось для нее непонятным, неясным. Разумеется, она догадывалась, что Фантомас замешан во всем, что произошло в «Пари-Галери», во всем, что стало ей известно после ее побега от похитившего ее Фонаря, побега, удавшегося благодаря Пантере.
Однако ей было совершенно непонятно, кто приказал ее похитить, так как ей, знавшей, как обстоит дело, не могло и в голову прийти, что виновником ее похищения мог быть г-н Шаплар.
И еще — почему сейчас Фантомас полагает, что она умерла?
Раймонда, конечно, не знала, что Фонарь убил Пантеру, и поэтому не могла догадаться, кто же та женщина, чей труп доставили Доминику Юссону, женщина, одетая в ее, Раймонды, платье, то самое платье, которое она потом купила у Бузия и вчера еще держала в руках, когда, изображая юнгу Луи, переодетая в мужской костюм, бросилась в Сену и чуть не утонула, пытаясь разгадать тайну светящихся пятен.
Как распутать этот фантастический клубок?
Какая причина породила невероятные происшествия, которые выпали на ее долю, где то и дело возникала эта беспощадная, поразительная фигура — Фантомас? Вслушиваясь в подробности глубоко личной драмы, которая разыгрывалась рядом, Раймонда вдруг подумала — как странно, что Фантомас оказался сейчас жертвой недоразумения. Ей пришло в голову, что какое-то высшее божество наконец вынуждает ее отца искупить свои страшные преступления.
— Нашелся некто посильнее его! — прошептала она.
И на мгновение перед мысленным взором Раймонды-Элен, дочери Фантомаса, возникли силуэты двух неразлучных друзей, двух вершителей правосудия, Жюва и Фандора. Но тут же она возразила самой себе. Нет! Жюв и Фандор являются, подобно ей, только свидетелями, а не вожаками событий — ведь только накануне она, Раймонда, бросилась в воду, оттого что увидела Жерома Фандора, поднявшегося на борт «Жанны-Мари», и поняла, что журналист ведет расследование: это означало, что он, как и она сама, пытается узнать истину, но пока что безуспешно.
Но у Раймонды уже не оставалось времени, чтобы размышлять над этими волнующими ее вопросами. С минуты на минуту Доминик Юссон и Фантомас могли войти сюда, в мертвецкую. Ведь Фантомас неизбежно захочет увидеть труп молодого человека, у которого в руках было найдено пресловутое платье Раймонды. А Доминик Юссон слишком боялся бандита, чтобы отказать ему в чем бы то ни было. Да, конечно, они вот-вот появятся, застанут ее, значит, — надо бежать, бежать во что бы то ни стало!
Несчастная Раймонда, спотыкаясь, налетая то на одну стену, то на другую, пробиралась ощупью, пытаясь выйти из этого страшного помещения. Но вот она дошла до двери и открыла ее неуверенной рукой. Дверь выходила в садик, вернее — во двор, посыпанный песком, на который в этот ночной час падали бледные отблески лунного света, придавая ему зловещий вид.
— Бежать! — повторяла Раймонда, сосредоточив все свои мысли, всю свою энергию только на одном — на побеге.
На этот раз она постаралась действовать совсем беззвучно. Поэтому очень осторожными большими шагами она прошла по садику, но внезапно побледнела, увидев под кустами лежащую человеческую фигуру, по-видимому, мертвеца, завернутого в какую-то ткань и брошенного здесь.
Она нашла решетчатую дверь сада, не запертую, а только прикрытую. Дрожь охватила ее при мысли, что ржавые петли, должно быть, заскрипят, когда она попытается выйти.
Вдруг кто-то придет! Ну, если только придут, Раймонда сумеет бороться, кричать, вопить! Им придется отпустить ее!
По счастью, случай оказался на ее стороне. Дверь бесшумно приоткрылась. Раймонда вышла из сада никем не услышанная. Увы! Это еще не было концом ее бед!
Выйдя из таинственного жилища Доминика Юссона, она оказалась на улице, ведущей к виадуку Пуэн-дю-Жур. И тут она, вздрогнув, остановилась. Перед ней, у самого тротуара, стояла извозчичья карета. Сперва Раймонда не решалась даже пошевелиться. Но мало-помалу к ней вернулась прежняя отвага.
Казалось, что карета брошена здесь, на улице; она выглядела совсем ветхой, а тощая кляча, запряженная в нее, уныло и покорно стояла в полной неподвижности, словно прикованная к мостовой. Кучера нигде не было видно…
Раймонда сделала несколько шагов и, осмелев от царившей кругом тишины, заглянула внутрь кареты. Она была пуста.
Раймонда не собиралась терять времени на осмотр этого таинственного экипажа, но внезапно ее внимание привлекла свисающая с колеса на мостовую широкая кучерская накидка коричневого цвета с многослойной пелериной, кем-то, видимо, оставленная здесь.
«Боже мой, — подумала девушка. — А что сталось с кучером?»
И ей невольно припомнилась человеческая фигура, только что замеченная ею в садике Доминика Юссона.
Все равно! Девушка собралась с силами, ей надо было бежать отсюда, бежать…