У дверей интерната она ждала дольше обычного, без конца нажимая на кнопку звонка, а потом барабаня в дверь кулаком. Ей открыла незнакомая санитарка, катившая старушку в инвалидном кресле, и спросила с польским, как показалось королеве, акцентом:

– Что вы хочете?

Королева просунула ногу в дверь и сказала:

– Я пришла навестить мужа, мистера Виндзора, он на верхнем этаже.

Королева достала удостоверение; санитарка глянула на него и позволила ей войти.

Вонь чуть не сбила королеву с ног. Воздух словно сочился невидимыми зловонными веществами. Старушка в коляске обратила к королеве желтое лицо и прошептала:

– Ваше величество, меня здесь убивают.

Королева поспешила к лифту, но санитарка крикнула ей вслед:

– Он поломатый, лифт.

Взбираясь по лестнице и поминутно останавливаясь перевести дыхание, Елизавета слышала жалобные голоса своих сограждан, полные растерянности и страха, – голоса тех, кого она звала когда‑то подданными. И молодой грубый голос, отдававший команды кому‑то, кто явно не желал подчиняться.

Войдя в палату к мужу, она увидела, что Гарольд Баньян пытается донести до рта принца Филипа чайную ложку с йогуртом, однако мешала инвалидная коляска.

Увидев королеву. Баньян воскликнул:

– Слава богу, вы пришли!

Облик мужа встревожил Елизавету. За те шесть дней, что они не виделись, Филип как будто вдвое усох. Королева с трудом узнавала мужа в маленьком старичке, чья голова покоилась на замызганной подушке.

Баньян указал ей на многочисленные тарелки на тумбочке возле кровати Филипа:

– Он ничего не ел. И пить, надо думать, тоже не пил. Нам тут тугонько пришлось.

Пока королева пыталась напоить мужа водой из стакана. Баньян откатился к окну и уставился на улицу.

– Остается только наложить на себя руки, и стране окажу услугу, – сказал он. – Я никому не нужен, никто по мне не заскучает, я просто треклятая обуза. В этой стране быть стариком – преступление, за которое полагается наказание.

– Мистер Баньян, я уже здесь, и я вам глубоко благодарна за то, что вы пытались поддержать моего мужа.

– Я вовсе не поддерживаю монархию, просто он тоже человек, – буркнул Баньян.

Королеву так тронуло, что Баньян признал Филипа человеком, что она сказала:

– Может, когда починят лифт, кто‑нибудь из наших внуков свозит вас в библиотеку.

Баньян кивком поблагодарил и продолжал смотреть в окно на Англию, которой больше не узнавал.

Гаррис окончательно оправился, но теперь он стал совсем другим. Внешне новый Гаррис ничем не отличался от прежнего, но электрический разряд, потрясший его организм, прояснил ему разум.

Спустившись в первый раз с дивана и опробовав, держат ли его лапы, Гаррис объявил Сьюзен.

– Я воспрянул духом. Я всего лишь маленькая корки, но я не стану молча сносить этот антисобачий бред.

– Тебя чуть не убили, – проскулила Сьюзен. – Гаррис, не лезь на рожон!

Гаррис гавкнул:

– Я созываю сход. Я хочу, чтобы пришли все собаки поселка Цветов.

– Все собаки? – поразилась Сьюзен. – Что, и наши враги?

– Наши враги – люди, а не псы, – пролаял Гаррис.

И потихоньку стал взбираться по лестнице, то и дело останавливаясь перевести дух, поскольку лапы все‑таки еще слегка подкашивались. Старею, подумал он.

В спальне Гаррис заполз под кровать и там, в темноте и тишине, принялся думать. Когда королева, разыскивая Гарриса, опустилась на колени и стала выманивать его плюшками, которые испекла специально для него, он зарычал:

– О, прошу тебя, женщина, можешь ты не дергать меня?

Королева поднялась на ноги и сказала Сьюзен:

– Наш малыш уже выглядит на свои годы.

Королева и Сьюзен спустились на кухню, а Гаррис, устроившись в подкроватной тесноте, начал планировать революцию.

На следующее утро в переулке Ад царила праздничная атмосфера: проснувшись, жители обнаружили, что полицейский кордон исчез и можно перемещаться по поселку, кому куда заблагорассудится. Камилла в окно наблюдала за уличным оживлением: Уильям проехал на пикапе на работу, дети пошли в школу, позже двинулся в букмекерскую контору Маддо Кларк. Шанталь помахала ей рукой, поворачивая к интернату Фрэнка Бруно.

Камилле не терпелось тоже выйти на люди.

– Домоседка из меня никакая, – поделилась она с Беверли Тредголд, которая зашла справиться о здоровье Гарриса.

Услышав, что Гаррис «что‑то тихий и задумчивый, но в остальном вполне здоров», Беверли как будто даже огорчилась. Она‑то уже предвкушала горестные похороны в саду королевы. Хоть какой‑то повод нарядиться.

Артура Грайса вызвали в «Отрыв» уладить скандал между двумя стриптизершами – кто‑то у кого‑то спер стринги. Обычно столь мелкие происшествия разбирала Сандра, но сейчас она занималась подготовкой к посвящению в рыцари, так что Грайс поехал наводить порядок сам. В клубе на него набросились две рассерженные девицы, обвинявшие друг друга в краже трусов. Артур быстро решил дело, уволив обеих. Заменить их как два пальца обмочить: свежие девочки в очередь выстраиваются, только и мечтая по нескольку часов в день извиваться над стулом клиента. В «Отрыве» хорошо башляют, а сам Артур девочек почти не трогает.

Выходя из клуба, Грайс увидел принцессу Кентскую – женщину, которой всегда восторгался. Принцесса шла ему навстречу – За – За в одной руке, пакет с покупками в другой. Деловое предложение, с которым Артур Грайс подступил к принцессе Кентской, весьма потешило ее самолюбие. Грайса смущало, что жена у него, хотя еще вполне себе клевая телка в свои сорок один, все же далеко не леди. Он боялся, что Сандра не сможет держаться как надо, когда они начнут тусоваться с элитой. Однажды он повез жену в кругосветное путешествие, думая, что после ей будет о чем потрещать с гостями, но чудеса света Сандру не заинтересовали.

Увидев мост Харбор – бридж в Сиднее, она сказала:

– Что же он мне напоминает?.. А, ну да, что нужно попросить у стюарда еще плечиков.

О Венеции высказалась так:

– Пора им уже проснуться и засыпать на фиг ихние каналы. Могли бы построить хоть десяток дорог.

А погуляв по Риму заключила:

– Тут будет ничего, если отремонтировать всю эту разруху.

И не то чтобы она была тупицей – нет, Сандра могла сложить столбиком в пару секунд, да и в коммерции шарила. Она была единственным известным Грайсу человеком, который хоть иногда следил за индексом Доу-Джонса. А что касается косметики, тут просто ходячая энциклопедия. Но некоторые привычки Сандры, это Грайс знал наверняка, не прокатят на торжественных междусобойчиках, которые придется посещать сэру Артуру и леди Грайс. Одна из них – после еды ковырять в зубах заточенной спичкой. Другая – рассказывать всем, сколько стоят ее титьки.

Грайс перехватил принцессу возле «Отрыва» и заговорил:

– Принцесса Майкл[67], не подбросить вас до дому в «роллере»?

– О, это божественно! – восхитилась принцесса, утопая в кожаных подушках пассажирского сиденья. – Так скучаешь по привилегиям, которые дает высокое положение.

Рокки иоурчал с заднего сиденья, приветствуя За – За, и та тявкнула в ответ:

– Bonjour, топ ami. У тебья что, новый ошейник? Этьи гвоздьи tres бруталь.

Рокки скромно опустил голову и прорычал:

– Это мне хозяин на день рождения купил.

За время краткой поездки до переулка Ад Грайс описал свой бизнес – план. Он собирается открыть школу этикета и современных манер и хочет, чтобы занятия вела принцесса Кентская.

– Ваши труды будут достойно оплачены, – пообещал Грайс.

Он считал принцессу самой стильной из Виндзоров, уж она всегда выглядела по – королевски – вся усыпанная бриллиантами и закутанная в клочки меха. Прочие‑то были сраные оборванцы, даже королева перестала следить за собой, редко носила шляпку, а в перчатках Грайс видел ее лишь однажды – в огороде. Он подсмотрел на полицейских мониторах, что королева ковыряется в земле, как простая.