Спигги выглянул в окно и сказал мрачно:
– Бог знает. Подскажи?
Спигги пребывал в дурном настроении. Сегодня у него намечались встречи и дела в поселке, а теперь из‑за невестки все приходилось откладывать.
– Свихнусь я взаперти в этом клятом доме.
– Мог бы пока заняться этими клятыми подпорками, – заметила Анна. – Десять лет живем с ними, уже достало вилять, будто на горнолыжном склоне в Клостерсе[41].
Но сидеть в четырех стенах Спигги было не по душе, все равно что жить в открытой тюрьме[42], а уж Спигги знал, каково это. Он провел семь месяцев в Норт – Си – Кемп за мошенничество с гудроном. Три месяца из семи Спигги работал на тюремной кухне с Джеффри Арчером[43], который разговорил его и выспросил всю историю его жизни. Впоследствии этот великий человек опубликовал тюремные дневники, в которых Спигги был выведен в роли наемного убийцы из русской мафии.
– Так нет же смысла ремонтом заниматься, – отмахнулся Спигги. – Через шесть недель можем съехать, если новые коней победят на выборах.
Он рухнул на диван, обитый кожзаменителем, и пристроил голову на руки.
– Ты будто не особо рад такой перспективе, – сказала Анна. – В чем дело, Спиг?
Она игриво шлепнула мужа по макушке.
Спигги мрачно проговорил:
– Если ты вернешься в большой мир, я тебе стану не нужен, так ведь?
– Ну а кто же мне будет нужен?
– Какой‑нибудь сраный пижон со скошенным подбородком.
– Таких у меня было два. И ни один даже наполовину не был таким мужиком, как ты, Спиг.
Но Спигги продолжал упиваться своим ничтожеством.
– Мне придется разгуливать в костюме. И жрать артишоки.
Анна засмеялась:
– Эй, Спиг, выкладывай‑ка, что с тобой?
– Курево вышло, – признался Спигги. – И в магазин, мать твою, не выйдешь купить, потому что жене твоего братца приспичило выгуляться за ворота.
– Если ты поможешь мне управиться по дому, – сказала Анна, – я спрошу Камиллу, не найдется ли у нее пары сигарет.
Спигги брался в жизни за любое дело, но вот таинственные искусства готовки, стирки и уборки никак ему не давались. Он ни разу в жизни не притрагивался к унитазному ершику, а к любому, кто пускал в ход эту штуку, испытывал только презрение.
– Ладно, не парься, – сказал он. – Маддо Кларк мне кое – чем обязан.
Гаррис и Сьюзен лежали в ногах кровати и наблюдали, как спит королева.
– Она никогда не залеживалась так долго, – негромко гавкнул Гаррис. – Уже почти полдень.
– Умираю, хочу сикать, – проскулила Сьюзен. – Придется ее уже будить.
Гаррис просунул морду под шелковый пододеяльник и лизнул королеву в лицо. Та проснулась и сказала:
– Привет, малыш.
Потом посмотрела на маленькие настольные часы на тумбочке: 11.54.
Сьюзен подскочила к двери и залаяла:
– Хочу есть и пить, хочу сикать.
– Да, сейчас – сейчас, – сонно отозвалась королева.
Снизу раздался голос Вайолет Тоби:
– Лиз, ты где?
– Я наверху, поднимайся, – крикнула королева.
Она услышала, как Вайолет сопит на лестнице. Затем открылась дверь и ее подруга вошла с вопросом на устах:
– Захворала?
Вайолет несколько раз бывала в спальне королевы. И всякий раз таяла от прелести обстановки. Комната казалась ей внутренностью яйца Фаберже, которое королева держала в тумбочке у кровати. Блестящая и зеркальная; предметы здесь словно бы не стоят по местам, а дрожат над ними, как миражи. Комната напоминала Вайолет о том, что ее подруга некогда была королевой Англии и Содружества и сказочно богатой женщиной.
Королева села в постели и надела очки.
– Нет, – ответила она, – я вполне здорова. Я лежала, слушала радио. Ты слышала заявление премьер – министра?
– Смотрела по телику, – кивнула Вайолет. – Бедная деточка!
– Да, ужасно, – согласилась королева.
– Если правительство не усидит, ты отсюда уедешь.
– При том условии, что новые консерваторы сдержат слово, – уточнила королева.
Вайолет, разглаживая ладонями пододеяльник, проговорила:
– Чего я стану делать, когда ты уедешь обратно во дворец?
Королева, теребя нитку, вылезшую из подрубки простыни с монограммой, сказала:
– Я буду скучать по тебе, Вайолет. А ты не думала поехать со мной?
– Я бы с радостью. Но я не могу бросить нашего Барри.
Королеве так и хотелось сказать, что Барри, безусловно, дадут приют в одном из королевских дворцов, но вместо этого она произнесла:
– Да, семья прежде всего.
– Я пришла одолжить банку собачьих консерв, – сообщила Вайолет. – А то бедный Микки того и гляди начнет грызть собственную ногу.
Гаррис и Сьюзен возмущенно залаяли.
– Проваливай, тетка. Пусть шелудивый идиот жрет свою ногу. Мою жрачку он не получит, – прорычал Гаррис.
Королева начала выбираться из кровати.
– Ты лежи, – остановила ее Вайолет. – А я сделаю тебе чашку чая и выведу собак, ага?
Она увела собак, а королева снова откинулась на подушку, вспоминая, как приятно было в прежние времена, когда люди помогали с докучными повседневными делами. Из сада донеслись звуки собачьей драки. Фредди, Сьюзен и Микки рычали и гавкали, потом раздался крик Вайолет:
– Не троньте нашего Микки, черти паршивые!
Королева встала и подошла к окну – Вайолет суетилась вокруг собак с половой щеткой. Когда собаки, бросившись врассыпную, умчались каждая своим путем вон из сада, королева вернулась в постель. Ей было немного совестно, но она напомнила себе, что ей восемьдесят лет и она практически не спала эту ночь.
На лестнице опять затопала Вайолет, в этот раз она вошла с подносом – чай и горячий, намазанный маслом тост.
– Ты, наверное, как черт зла на Камиллу, – сказала Вайолет.
Королева, сделав глоток чая, ответила:
– Еще бы. Я просто в ярости, такую свинью подложить всем нам. Я не смогу навестить Филипа.
– А у меня кончаются таблетки от давления, – пожаловалась Вайолет. – Если меня хватит кондрашка, это Камилла будет моей убийцей.
– Да, ей следовало подумать о последствиях, прежде чем отправляться в самоволку, – подытожила королева.
– Но она вечно чего‑нибудь отчебучит, правда? Если я не то говорю, ты поправь меня, но я к тому, что она, кажись, совсем не годится в королевы.
– В точности мое мнение, Вайолет, – подтвердила Елизавета. – У нее довольно сносное воспитание, но никакой подготовки. Из меня непосредственность вышибли в раннем возрасте. Единственный импульсивный шаг, который я совершила в жизни, – это с первого взгляда влюбилась в Филипа.
Вайолет вздохнула:
– Эх, я и Шанталь не могу попросить за ним приглядеть. Она утром‑то пошла на работу, дак завернула полиция. Щас они с Шанель обе дома околачиваются, и Барри сам с собой разговаривает в комнате. Все такие заведенные, как будильник у молочника.
– Оставайся у меня, Вайолет, – предложила королева. – Пообедаем, посмотрим фильм.
– А повезет, дак и черно – белый, – обрадовалась Вайолет.
Подруги считали, что кино после изобретения цветной пленки испортилось.
26
Кода в переулок Ад заехал продуктовый фургончик Грайса, местное население охватила паника. Утром пронесся слух, что привозной еды на всех не хватит. Беверли Тредголд заявила, будто случайно узнала, что выдавать будут солдатский паек, предназначенный для Афганистана. Она доложила это Маддо Кларку, который в свою очередь сообщил Шанталь Тоби, что им предлагают жить на сухих галетах и таблетках от обезвоживания.
Полицейские в защитном снаряжении орали, чтобы все становились в очередь. Но, боясь остаться голодными, несколько человек, включая принца Эндрю, лезли напролом, и полиции пришлось пустить в ход дубинки. Камилла с крыльца наблюдала, как Чарльза все дальше и дальше оттирают от фургона, пока он не оказался в самом хвосте нетерпеливой очереди.