– Да уж ему больше пятидесяти лет, – пояснила королева. – Выткали на нашу свадьбу.

– Миленькая вышивка, – похвалила Вайолет.

Королеве не хотелось рассказывать подруге, что шелковую нить для вышивки получили от специально выведенных шелкопрядов, откормленных на шелковицах особого сорта, растущих в тайном месте. И что бригада вышивальщиц работала над узором девяносто дней кряду по двенадцать часов в день. Это могло показаться волшебной сказкой.

– Претонюсенькие, – сказала Вайолет. – Как ранешняя туалетная бумага. Ёлки, я сквозь них свою руку вижу.

Очередной порыв ветра парусом надул простыни, и королева вспомнила ветер с круглыми щеками, нарисованный на таблице погоды на стене в ее детской. Крофи просила Елизавету и ее сестру, принцессу Маргарет Розу, каждый день вешать на штырек, соответствующий дате и дню недели, подходящий погодный значок.

Новый порыв разодрал одну из простыней пополам, так что прищепки остались на веревке, а полотно шлепнулось на землю. Дамы вскрикнули и бросились подбирать простыню, а собаки взволнованно залаяли. Когда все наконец вернулись в дом, Вайолет заметила в глазах королевы слезы.

– Это всего лишь простыня, Лиз, – сказала она. – В Грайсовом мини – маркете ты купишь за пятерку целую кипу.

– За пятерку? – переспросила королева, сморкаясь и осушая глаза. – Да ты что?

– Ну, наверное, они китайские, – пояснила Вайолет. – Китайцы же могут работать целый день за полчашки риса и горстку лапши.

Королева села на кухне у стола, спрятала лицо в ладони и расплакалась.

Вайолет обняла ее за плечи:

– Ладно, ладно, не плачь. Китайцам и так хорошо.

– Я плачу не из‑за китайцев, – сказала королева.

– Тогда из‑за кого? Из‑за Филипа?

– Нет, – всхлипнула королева. – Из‑за собак. Разрешат только одну в доме. Ох, Вайолет, как я могу выбрать? Они оба такие лапочки.

Гаррис и Сьюзен подняли глаза на королеву и каждый постарался показаться чуть больше лапочкой, чем другой. Когда принц Чарльз зашел к матери рассказать, что все жители переулка Ад выкатывают мусорные контейнеры к полицейскому барьеру, потому что сбор мусора по дворам приостановлен, и застал ее в слезах, он встревожился. К тому же ее утешала Вайолет Тоби, женщина, рядом с которой Чарльз никогда не чувствовал себя спокойно.

– Мама, случилось что‑то? С папой?

– Нет, – ответила ему своим обычным язвительным тоном Вайолет. – Правительство велит вашей матери придушить одну собаку.

Гаррис и Сьюзен забились под стол и слушали, как Вайолет рассказывает Чарльзу про новый закон.

– Если бы у вас был телик, Чарльз, вы бы знали, что творится в мире.

Сьюзен начала истерически лаять:

– Нас убьют! Убьют!

– Мы живем в Англии. В Англии собак не убивают, – буркнул Гаррис.

Сьюзен не унималась. Лишь когда Гаррис вонзил зубы ей в шею, она смолкла и проскулила:

– Прости.

Чарльз не поверил Вайолет – она, должно быть, что‑то путает. Эта женщина вообще ненадежный источник информации. Однажды в очереди в магазине «Все за фунт» Чарльз слышал, как Вайолет уверяла, будто видела в новостях, что нашлись дневники Иуды Искариота, из которых явствует, что Иуда «не продавал Иисуса!».

– Мама, это же Англия, – сказал Чарльз. – Англичане любят собак, они не позволят правительству насаждать такой драконовский закон.

Королева высморкалась.

– Надеюсь на это, потому что я не смогла бы выбрать между Гаррисом и Сьюзен.

– И я – между Фредди, Тоской и Лео, – подхватил Чарльз.

– Слава богу, у меня только Микки. Но если бы пришлось выбирать – или Микки, или Барри, – объявила Вайолет, – что ж, я бы выбрала Микки.

– Бедная моя птичка Камилла, – вздохнул Чарльз. – У нее сердце разорвется, если придется отдать двух собак.

– Извиняюсь, что высказываю свое мнение, – вмешалась Вайолет, – но мне все равно, если у нее сердце разорвется. Взяла и ушла – и весь наш проулок подвела под монастырь. У меня на завтра назначено к пассатижной даме, надо протезы затянуть. Теперь придется отменить.

– Миссис Тоби, Камилла в полном смятении! – воскликнул Чарльз.

– Ну так и что, я тоже в полном смятении, – фыркнула Вайолет. – Верхняя чавка все время сползает на нижнюю. Будто у меня во рту пара сраных кастаньет.

– Моя жена не сделала ничего плохого, – сердито сказал Чарльз.

– Чарльз, Камилла поступила очень безответственно, – спокойно урезонила его мать. – Такое поведение не подобает королеве. Королева должна прежде думать о своем народе, а собственные желания отодвигать подальше.

– Если бы я себе угождала, – добавила Вайолет, – я бы позволила забрать нашего Барри после того, как он в первый раз поджег школу.

– Но ты исполнила свой долг, – заметила королева, – ты защитила сына.

– Ну, – сказала Вайолет уклончиво, – я защищала его, пока он не запалил церковь, тогда мне пришлось исполнить свой долг, и я сдала его. Там как раз шла свадьба в тот момент.

Королева, понизив голос, спросила Чарльза:

– Ну как я могу выбрать одну из них? Это невозможно.

– Это категорически неприемлемое положение, – ответил принц. – Нужно вопреки всему надеяться, что Сынок Инглиш победит на выборах.

– Сроду не голосовала за консерваторов, – доложила Вайолет. – Но эти кромвеляки больше не за бедных и пролетариев.

– Поскольку я королевского рода, пусть хотя бы номинально, мне всегда запрещалось голосовать, – сказал Чарльз.

– А нашему Барри запрещено так и так. Во – первых, он преступник, а во – вторых, долбанутый на всю голову.

– Видишь, мама, в какой мы компании? – вскинулся Чарльз. – Нас лишили права голоса наравне с преступниками и долбанутыми на всю голову.

– Если ты не хочешь быть королем, передай трон Уильяму! – вспылила королева.

– Ты хочешь сказать – передай чашу с ядом! – взревел Чарльз.

И бросился вон, с грохотом захлопнув заднюю дверь.

Не услышав звука выкатываемого мусорного бака, королева заметила:

– Похоже, он предоставил мне самой разбираться с моим мусором.

Вайолет вздохнула:

– Жаль, что мы не можем спустить с наших взрослых детишек портки да хорошенько всыпать по заднице, а?

Королева надела шляпку и пальто и на пару с Вайолет, борясь со встречным ветром, покатила мусорный бак к полицейскому кордону на выезде из переулка Ад.

Камилла перелистывала зачитанный до дыр выпуск «Коня и гончей». Пачку журналов она привезла с собой из внешнего мира. Они служили ей подспорьем, когда трудности новой жизни грозили опрокинуть и утопить. Камилла рассматривала лошадей и знакомые лица друзей; подписи под иллюстрациями она практически помнила наизусть: «Майор Джереми Ярнольд рассказывает анекдот достопочтенной леди Фионе Лейтон – Хейдж на охотничьем балу в Смокингтон – Менор». Даже рекламы на задней стороне обложки утешали ее.

Собаки в полном составе валялись на диване. Обычно это им запрещалось, но у Камиллы не было сил орать и сгонять псов. Чарльз частенько поддразнивал ее, говоря, что она относится к собакам будто к лохматым детишкам и вечно потакает их капризам.

– А вы, кажется, довольны жизнью, сладкие мои, – сказала Камилла.

– Тебе, может, и кажется, что я доволен, – проскулил Фредди, – но это потому, что у собак почти нет мимики. На самом деле меня терзают ревность и злоба.

Тоска прорычала:

– Да ладно уже, Фредди. Ступай к той дешевой сучке Бритни.

– С этим Лео ты выставляешь себя на посмешище! – взлаял Фредди. – Ты взрослая сука, а он едва от титьки оторвался.

Лео поднял большую голову и понюхал у Тоски между ног.

– Тебе это не нравится, потому что я больше не позволяю мной помыкать, – прорычала Тоска.

– В помесях не бывает толку, – загавкал Фредди. – Ты породистая, а он дворняга. Ты ведь ничего не знаешь о его происхождении.

– Мы будем вместе до конца наших дней, – гавкнула в ответ Тоска.

– Когда у меня отрастут яйца, – проворчал Лео, – мы заведем своих щенят, правда. Тоска?