Вернулась Камилла с Чарльзом.

– Извините за визит, – сказал Дуэйн.

– Пожалуйста, не извиняйтесь, – ответил Чарльз. – Камилла, дорогая, где наши удостоверения?

– А что, их нет в обычном месте, в кувшине на буфете? – спросила Камилла.

Чарльз отправился посмотреть и крикнул из кухни:

– Здесь нет.

– В последнее время мы дико рассеянны, – сказала Камилла. – Чарльз винит в этом ужасные продукты от Грайса. Он говорит, эта еда напичкана ядами, которые разрушают мозг.

Глядя, как Чарльз с Камиллой ищут удостоверения, Дуэйн сказал:

– Я сам вчера забыл удостоверение дома. И мне в библиотеке не дали книг. Вернулся ни с чем.

– Непременно возьмите что‑нибудь из наших, – предложил Чарльз, указав на книжный шкаф.

– Если хотите как следует посмеяться, берите Джилли Купер, – посоветовала Камилла. – Она дико злобная, но жутко смешная.

Чарльз же видел, что Дуэйн не веселья ищет в чтении.

– Дорогая, пусть констебль выберет сам, пока мы разыскиваем эти подлые удостоверения.

Дуэйн снял с полки «Затерянный мир Калахари» Лоренса ван дер Поста и увидел на титульном листе надпись: «Собака лает, а караван идет. Л. в д П.»

Глянув через плечо Дуэйна, Чарльз заметил:

– Эта надпись меня весьма утешает.

Когда Камилла принесла удостоверения, найденные в кармане жакета, уже отправленного в стиральную машину, Дуэйн лишь мельком взглянул на них. Разговор с принцем Чарльзом о смысле жизни был куда интереснее. Чарльз, считавший себя самым большим интеллектуалом в Цветах, кайфовал от того, что Дуэйн ловит каждое его слово.

Вспомнив наконец, что за ним могут наблюдать с контрольного пункта, Дуэйн смущенно произнес:

– Приятно было бы еще поговорить, но… могу ли я взглянуть на ваши жетоны?

Чарльз закатал правую брючину и спустил носок, Дуэйн бегло осмотрел открывшийся жетон.

– Благодарю вас, сэр.

Камилла села и вытянула левую ногу со словами:

– Я ненавидела эту чертову штуку, но теперь думаю, что стану скучать по ней.

Дуэйну предложили чашку чаю, и он согласился. Принц Уэльский подал чай в тонких фарфоровых чашках, расписанных розами.

Когда Чарльз вышел из комнаты за печеньем, Камилла решила подбодрить полицейского:

– Похоже, вы ему понравились, Дуэйн. Чарли не каждого угощает из фарфора.

Вернувшись с песочными коржиками от Грайса, Чарльз сказал:

– Видишь, Камилла, Дуэйн – тонко чувствующий юноша. Я дам ему почитать мое «Сердце охотника».

– Нет – нет, – отказался Дуэйн. – Я не смею.

– Но я настаиваю\ — наседал Чальз.

Так что когда Камилла прошептала Дуэйну на ухо: «Мы в последнее время испытываем некоторые трудности с почтой» – и сунула конверт, адресованный сэру Николасу Сомсу, тот уже вряд ли мог пойти на попятный и взялся отправить его без перлюстрации, которой подвергалась вся почта. Констебль Локхарт сунул письмо поглубже в брючный карман.

– Это очень любезно с вашей стороны, Дуэйн, – улыбнулась Камилла. – Почему бы вам не зайти к нам завтра. Мы были бы рады угостить вас обедом.

В Академии Артура Грайса пятнадцатилетняя Шанель Тоби сидела на уроке истории. Дерганый учитель по имени Гордон Уолл рассказывал об английских королях, но к середине урока Шанель успела записать в тетрадь только одно: «Король Альфред был бородатым вонючкой, не способным даже за пирогом в печи присмотреть».

Уолл бубнил и бубнил, Шанель отвлеклась и позволила своим мыслям блуждать привычными тропинками. Кому отдать невинность? Вариантов было несколько. Принц Уильям. Он, конечно, очаровашка и все такое, но не станет связываться, пока ей не исполнится шестнадцать. Затем – принц Гарри, прикольный чувак, но – вот засада – рыжий из рыжих. Шанель никогда не заботила национальность парня, рост, вес и фигура. Она и сама была крупная девушка. Она водилась и с прыщавыми, и с хулиганьем, и со шпаной, но только не с рыжими. Потому что рыжий, если не крашеный, – это изгой общества и мишень для поделивших район уличных банд.

Ее старшая сестра Шанталь променяла девственность на щипцы для выпрямления волос и талон в ресторан, но Шанель была девушкой романтичной и хотела обставить разрывание своего гимена прелестными декорациями. Самым же прелестным местом, какое девочка видела в жизни, была клумба перед школой, где красные, белые и синие цветы складывались в слова «Строительные леса Грайса». Шанталь лишилась девственности в кузове фургончика, припаркованного у Грайсовой китайской столовки. Она жаловалась, что на середине мучения кавалер вдруг остановился и сказал:

– Ужасно охота сардельки, а тебе?

– Я думала, ее в меня и пихают, – ответила Шанталь.

Шанель мечтала не о таком, у нее были иные устремления. Она твердо намеревалась сдать пять обязательных экзаменов, что автоматически означало бы избавление от жетона на щиколотке. После этого можно пойти учиться на флориста в колледж за воротами зоны.

Когда Шанель очнулась, Гордон Уолл рассказывал про короля, о котором она прежде не слыхала. В январе 956–го на английский престол сел Эдвин Красивый, коронованный в Кингстоне – на – Темзе. В день коронации Эдвин ушел с праздничного пира, и Святой Дунстан (будущий архиепископ Кентерберийский) нашел его под одеялом между двумя женщинами, «любовницей и ее матерью, они валялись с ним гнусным образом, словно свиньи в хлеву!».

Как велел Гордон Уолл, Шанель записала в тетрадь основную мысль.

Под конец урока, когда солнечный луч добрел до парты Шанель и почти усыпил ее, дверь в класс распахнулась и вошел Артур Грайс в сопровождении государственного школьного инспектора мисс Абигайль Пайк. Дети разом вскочили и нараспев приветствовали:

– Здравствуйте, мистер Грайс.

Грайс прогудел:

– Продолжайте, детки. Вот мисс Пайк сейчас хорошенько посмотрит на вас, чтобы убедиться, что у вас все на уровне.

У Гордона Уолла пересохло во рту, заикаясь, он промямлил, что класс проходит английских королей.

Мисс Пайк обратилась к классу:

– Так что вы сегодня узнали об английских королях?

Взметнулось несколько рук, но мисс Пайк предпочитала свою тактику – не спрашивать ретивых. Ее больше интересовали трудные ученики с задних парт. Она оглядела класс и остановила взгляд на Шанель, которая с привычным безразличием поигрывала прядью волос.

Мисс Пайк подошла к ней:

– Позволь взглянуть на твою работу?

Шанель закрыла исписанную страницу.

– Это Шанель Тоби, – сказал Грайс. – У нас были свои трудности, верно, Шанель? Но в последнее время у нее все чин – чинарем, верно, Шанель?

– Да, сэр, – пробормотала Шанель.

Мисс Пайк взяла тетрадь и прочла: «Эдвин Красивый был гнусный мерзавец, викарий поймал его, когда он трахал любовницу и ее маму. Представляю, что об этом написали газеты в январе 956!!!»

Шанель тут же отстранили от занятий и выгнали из класса. Потом кто‑то говорил, что, ничего не видя от слез, девочка нечаянно потоптала клумбу перед входом. Другие возражали: она, мол, специально свернула туда и постаралась смять как можно больше цветов, пока ее не остановил Артур Грайс.

Позже, в директорском кабинете, мисс Пайк спросила Грайса:

– Сколько учеников отстранено от занятий в этой четверти, мистер Грайс? Можете поднять для меня цифру?

– Не надо ниче поднимать, мисс Пайк. Я все держу в голове. – Он постучал себя по виску. Голова отозвалась глухим звуком. – В этой четверти нам пришлось отчислить шестнадцать учащихся. Двадцать семь временно отстранены, девять из них на неделю или дольше.

– Но если вы будете терять учеников такими темпами, у вас останутся единицы, мистер Грайс, – проворковала мисс Пайк.

Грайс махнул рукой на поселок Цветов за окном.

– Это отстойник, – сказал он. – Нашим детям достались самые худшие гены. Некоторые из них поступили сюда в одиннадцать лет, не умея завязать шнурок на ботинке: всю жизнь всё на липучках.

– И у вас, кажется, нет директора, мистер Грайс.

Грайс помрачнел. Морщины на его лбу стали похожи на борозды свежевспаханного поля.