«Никто не ждет, никто не знает…» Никто не ждет, никто не знает, Что ужас будет явлен вновь. О мщеньи яростном взывает Недавних жертв святая кровь. В тот день, сойдясь под красным флагом, Мы с песней кинули завод, Из переулка спешным шагом Наперерез нам вышел взвод. Быль залп. Передние смешались. Товарищ мой лежал ничком, И мнилось, дьяволы смеялись Злорадным, гаденьким смешком. Их зубы, не штыки, блестели, И барабанщик не был пьян, Нет, это смерть в его шинели Усердно била в барабан. И вот опять никто не знает, Что ужас будет явлен вновь. О мщеньи яростном взывает Недавних жертв святая кровь. В ту ночь Мы были прокляты судьбой, И шли неверными шагами, Наш пес понурый в худой Тащился, нехотя, за нами. Нависнув низко облака, Клубили темные волокна, Навстречу нам издалека Ползли загадочные окна. Мне что-то чудилось едва, Чему противилось сознанье. Нам были тягостны слова, И было трудно длить молчанье. Вдруг пес завыл и побежал. Мой крик упал на полуслове, На тротуаре труп лежал Лицом в пятне застывшей крови. Еще один. Сыны земли, Когда же цепи распадутся? Остановились, обошли… И шли, не смея оглянуться. 9 января 1905 г. Заклятые Гудок, протянув до высот, Пал, как стон из надорванной груди. Из каменной пасти ворот Выходят заклятые люди. Рубахи и лица у всех Потно-грязны от нефти и печи. Непонятно звучит мне их смех, Будят жуткость их мирные речи. Я знаю бесплодность забот И томлюсь о спасительном чуде. Каждый вечер из пасти ворот Выходят заклятые люди. О железном шахтере Потерпи, товарищ, скоро Будешь сыть я пьянь за двух. Про железного шахтера С каждым днем яснее слух. Не напрасно в камнях чах ты, Ждал и верил много лет. Он нас выведет из шахты На веселый, вольный свет. Ноет грудь и поясница, И стоит туман в глазах. Полетит душа, как птица, Отдохнуть в родных полях. Нам, товарищ, по дороге, Оба — пасынки судьбы, Кто-то встретить на пороге Покосившейся избы. Потерпи еще, брат, скоро Будешь сыт и пьян за двух. Про железного шахтера С каждым днем яснее слух. Мужики Идут мужики и несут топоры, Что-то страшное будет. Достоевский. «Бесы». Помню, грабили усадьбу, Ворвались в притихший дом, Воя, звал набат на свадьбу Смерти с красным петухом. Полню парня без рубахи, Чьи-то бранные слова, Хриплый стон, топор… и с плахи Тупо ткнулась голова. Не забыть ее качанья На рожке блеснувших вил И мгновенного молчанья Как бы вскрывшихся могил. О безумье! Мне казалось, Что я где-то вдалеке. Помню, девочка смеялась С куклой в крошечной руке. Жгли, и грабили усадьбу, И трещал, и падал дом, Воя, звал набат на свадьбу Смерти с красным петухом. Белый ворон Не обманет сон вчерашний. Белый ворон, знаем мы, Прокричит опять над башней Нашей пасмурной тюрьмы. Прокричит и дрогнут своды, Упадут замки дверей, И мы с песнею свободы Встретим солнце новых дней. Может быть, нас много ляжет Вместе с стражей у ворот, Но, кто выйдет, тот им скажешь И, ликуя, поведет. Будут выстрелы и смены, Явность каждого лица, И затмятся в дыме стены Королевского дворца. Не обманет сон вчерашний. Белый ворон, знаем мы, Прокричит опять над башней Нашей пасмурной тюрьмы. В дороге Стелется дым, колеса стучать, стучать… Все дальше, дальше, в небо и степь, Колеса стучать, стучать… И лязгает цепь. Означился месяц молочным серпом, Вечер темнее, месяц яснее, Гонится столб за столбом, И рельсы, как змеи. Город, каменный лжец, всех предельных предел, Да, я не быль твоим, город, проклятый мной; Я о крыльях мечтал, я, как птица, хотел Слиться вольной душой с этой ширью степной. Вчерашнее страшно и кажется сном: Бледные ручки… «тятя, не надо»… Дьявол с кровавым пятном… И люди как стадо. Стелется дым, колеса стучат, стучат, Все дальше, дальше, в небо и степь, Колеса стучат, стучат, И лязгает цепь. |
