xxxvii В холмах Уайра поезд наш Пронзал изменчивый пейзаж, А над закатной стороной, Навек оставленная мной, Вершина Кли издалека Еще звала. Моя рука Болела — было ей невмочь: В то утро мы бежали прочь — Друзья в родимой стороне Чуть не сломали руку мне. Рука, я говорил, прими Разлуку с полем и людьми, С землей товарищей моих — Ты пожимала руки их. Впредь будь чиста: случайный вздор Навлек на нас с тобой позор. Пусть знает Лондон, знает мир, Чем славен гордый наш Шропшир. На Темзе не должны считать, Что сын Северна — подлый тать, Забывший средь чужой земли Друзей, оставленных вдали. Я охладею, как мертвец, Презрев богатство их сердец. Я не забуду свой народ, Покуда память не умрет. Вернусь ли от столичных скверн К тебе, мой Тим, к тебе, Северн? Друзья, пусть дарит счастье вам Зеленый холм, старинный храм, Шум леса, плеск волны седой — Вы сделали меня собой! В мирских трудах при свете дня Вы будете хранить меня, Я пронесу, как верный друг, До гроба крепость ваших рук! Перевод А. Белякова xxxviii Вот западный ветер. Случалось ему Друзей моих видеть милых. Уносит к востоку в бескрайнюю тьму Тепло их, вздыхая уныло. Он грудь наполнял им, виски обвевал, Играл волосами их вволю, Язык их — слова из него создавал. Но слов не услышу боле. Их голос звучал, замирая и тая, А после и вовсе стих. Молчат имена, на восток пролетая, — Мое и друзей моих. Друзья, я на родине слышал вас ясно, Но здесь ваша речь нема. Меня вам уже не окликнуть. Напрасно Зовете меня с холма. Мы с ветром пришли из далекого края, Где прожили так немного. И в ночь нас уводит дорога пустая, И вздохи слышны над дорогой. Перевод А. Кокотова xl Повеял ветер злой зимы Из дальней той страны, Чьи фермы, шпили и холмы Отсюда не видны. Свою отраду там забыл Я на свою беду; По тем дорогам я ходил — И больше не пойду. Перевод Г. Бена xl Мне в душу мертвый ветер веет Потерянной земли. Что за холмами там светлеет, Чьи шпили там вдали? Я вспомнил ясно. В синей дымке Могу теперь узнать Свои счастливые тропинки, Где мне уж не ступать. Перевод А. Кокотова
xli Утешителей я знал, Если дома тосковал. Всё в родимой стороне Сожалело обо мне. Был и долговечный холм Человечьей боли полн. С годом кратким мы вдвоем, Зная о конце своем, Шли дорогою одной — Я за ним и он за мной. Май пришел и распростер Колокольчиков ковер, Что синей воды, синей Отраженья неба в ней. С ветки желудь вниз упал, Бледный крокус отцветал. Осень шла в просторный дол. С ней и я тихонько шел, Как попутчик пешеход. Облегчал мне душу год. В сутолоке городской Я один с моей тоской. Будет каждый взгляд чужим, Повстречавшийся с моим. Он не горе разделить, А меня лишь оценить Хочет, полный суетой, Уязвленный нищетой. Здесь прохожий тороплив, Слишком сам он несчастлив, И для брата своего Есть лишь злоба у него. Перевод А. Кокотова xlii Веселый вожатый Скитаясь утром рано Тимьянной стороной (Ручьи блестели. Залит Весь мир был синевой), Я юношу увидел В тумане на лугах С пером на круглой шляпе И тросточкой в руках. И дружественным видом Был утру он под стать, В глаза он заглянул мне, Чтоб за собой позвать. Куда? — спросил его я, Но он не отвечал, Показывал дорогу, Смеялся и молчал. И, за моими вожатым С весельем устремясь, Приязненные взгляды Я всё ловил, смеясь. Над пастбищами (были Холмы внизу тихи, Лишь только одиноко Бродили пастухи), Над крышами домишек, Глядящих из садов, Всех мельниц мимо, мимо Далеких городов, Всё что-то обещая, Но слов не говоря, Вожатый неуклонно Куда-то вел меня. И над страной цветущей Вдруг начал ветер дуть, Над каждой крышей флюгер Указывал нам путь. Вперед, за тенью тучи, Летел, неутомим, Вожатый мой. Спокойно Я следовал за ним. Как только буря мраком Окутала холмы, Заметил я, что в небе Уже не только мы, Что бурей в мире каждый Был сад опустошен, Что лепестков отцветших Нес ветер миллион, Что ураган воздушный Поток наполнил свой Из всех лесов осенних Захваченной листвой, Что унесенных смертью Всех за собою влёк Ликующий вожатый. И впереди, далёк, На крылышках сандалий Летел по небу он, С улыбкою веселой Ведя наш легион. |
