Перевод М. Калинина xxxiv Играет молодая кровь, Мелькают мили пыльные. Свистят мотив «любовь — морковь». Идут ребята сильные, Высокие и стильные. Но плечи их и спины их Несут следы усталости. И я, как молод был и лих, Шалил, — но, кроме шалости, Познал забот не в малости. На зимнем поле мяч гонять Мешают грязь и лужицы. Пора свой летний дух унять, Ведь мир, как дух ни тужится, С другим порядком дружится. Хотя и в нем порядка нет: О жизни я условился, А он, сорвав мой майский цвет, Внезапно засуровился. Я к смерти приготовился. Однако жив на свете я, Где боги безучастливы. Ведь мы, Адама сыновья, Не столь уж и несчастливы, Скорее мы опасливы. Играет молодая кровь, Дела кипят сердечные. Природа вычеканит новь, Но думы бесконечные Все — те же, все — извечные. Перевод Е. Фельдмана xxxv На полпути остановилась, Нарушив заповедь, жена — И в столп из соли превратилась: Доныне там она. Кипели чаны осужденья, И сера пала на Содом. А он к горе грехопаденья Пошел своим путем. Перевод Г. Бена xxxvi Здесь мы лежим, что выбрали верней Смерть сраму жить в краях, что нас вскормили. Жизнь — мелочь, что особенного в ней? Но не для юношей, — мы ими были. Перевод В. Вотрина xxxvii Я сердце подарил не на свиданье, Когда заката догорала нить. Его оставил я на поле боя Врагу, который мог меня убить. Он подбегал, размахивая саблей, Я выстрелил навскидку и попал. Тогда он мне в лицо расхохотался И поцелуй по воздуху послал. Перевод М. Калинина xxxviii Средь городов, лесов, полей От Божьего диспетчера Получит множество людей Пожертвованье вечера. Они получат сладкий сон, Трудами утомленные, И им куда дороже он, Чем утро оживленное. Но счастлив тот, кто навсегда В ночь вечную провалится, Где в небе ни одна звезда Во мраке не появится. Перевод Г. Бена xxxiv Я выбрал мирную судьбу, Как только грянул бой. Мои товарищи — в гробу, А я — пока живой. Присягу преступив свою, Бежал я — и забыт. Но помнят их в родном краю, И не грозит им стыд. Перевод Г. Бена xl Не имя, а номер призвали, Послали вновь В мир тьмы, немоты и печали, Где боль и кровь. Так годным для бойни предметом Он стал вполне — И дешев Короне при этом, Но дорог мне. Так гибнет в трясине кровавой И гаснет знак Полета, вершимого славой Во прах и мрак. Перевод С. Шоргина xliii Забыв о сновиденьях, Взор устремляю ввысь. В своих ночных владеньях Там маяки зажглись. Приюты постоянства! Как ярок этот свет! И пустота пространства Пылает им в ответ. Огни предупреждают — И не спешат помочь. Мир краха ожидает, К утру летит сквозь ночь. Перевод И. Поляковой-Севостьяновой xlv Земля и вода, Песка полоса. Сушить невода, Смотреть в небеса. Построить дворец, Каналы пустить И пару сердец Зонтом начертить. Нахлынет волна И струи воды Сотрут письмена, Дворцы и следы. Что здесь, в волоске От пасти ночной, На зыбком песке Не сгинет со мной? — Ничто. Волосок Уже невидим. Лишь ровный песок Остался один. Перевод А. Кокотова xlvi Бискайский залив Моряки и сухопуты, сядем вместе на причале. Расскажу я вам сегодня сказку о своей печали. Видите — покатым пирсом в воду врезалась земля? Там не раз бродил под вечер со своей печалью я. Солнце к западу проплыло, в пламени пурпурном тая, А в кильватере светила шла трирема золотая, Корпус, парус и оснастка золотом слепили взгляд. Я сказал своей печали: — Вот бы нам уплыть в закат! Мы доверим наши судьбы огненной волне прилива. Поплывем по следу солнца радостно и терпеливо. За спиной оставим страны, где потемки и туман. На крыле своем трирема нас возьмет за океан! А трирема повернула и вонзилась в берег носом. Капитан оперся на борт, обратясь ко мне с вопросом: — Можешь мне помочь, бискаец, я измаялся совсем? Я смотрел, не отрываясь, на его блестящий шлем И молчал, а он продолжил, улыбнувшись несчастливо: — Помоги моей печали, сын Бискайского залива… Покачал я головою, неприступен и суров: Кто живет у океана, тот не любит лишних слов. Мы расстались с капитаном, — каждому свои печали. Больше золотой триремы я не видел на причале. |
