Перевод В. Вотрина xxi Канун Нового года В загашнике года было Немало холодных дней. Звонили в церквях уныло, И делалось всё темней. В Господне жилище даже Назойливый мрак пролез, Здесь — матовые витражи И фресок дремучий лес. Пыталось глухое эхо До самых стропил взлететь: Рыданья и взрывы смеха… А кто-то пытался петь. Во множестве те здесь были, Кого называть нельзя. Их лица как воск оплыли, В огне вековом сквозя. Короны, тиары, митры Сияли на головах. Но белым с одной палитры Все лица раскрасил страх. Под тяжестью дуг соборных, Незыблемых сотни лет, Стояла толпа покорных Тому, кто дает нам свет. Разрушив былой оракул, Молитва взяла их в плен, Но только никто не плакал И не преклонял колен. «Пока мы здесь, соглядатай, — Услышал я, — зорче взгляд. День завтрашний станет датой Сверженья богов во ад. Закончим свои мытарства Мы с первым лучом зари. Разрушены будут царства, Повержены в прах — цари. Оставив междоусобья, Теперь мы поем псалмы. Что смотришь ты исподлобья? Назавтра исчезнем мы. Владыки владений мнимых, Святые, в ком ни на грош Нет святости, — средь гонимых И проклятых нас найдешь. Бессмертных и бесконечных Сочтутся назавтра дни». И смолкли от мыслей встречных, Забыв обо мне, они. Вниманье свое вернули К молитвенному труду И горестно затянули: «Господь нам послал звезду…» Бегом из вчера в сегодня Я кинулся впопыхах. Диковинно речь Господня В нечистых звучит устах! Перевод М. Калинина
xxii Моряк из морей вернулся домой, Обплавав почти полсвета, И судно сгружает на берег родной Добычу со всей планеты. Охотник с гор вернулся домой, Успев хорошо порезвиться, И сложены в сумке его большой И мясо, и всякая птица. На вечернюю пустошь сошел покой, В тихих звездах — водный простор. Моряк из морей вернулся домой, И охотник вернулся с гор. Перевод Г. Бена xxiii Олива Над кочкою сурепки Олива зацвела, Укоренилась крепко И ветви развела. Семье гелиотропов Олива тень дает. Не выйдет из окопов Любитель-садовод. Не будет видеть парень Оливки в блеске рос, Но древа главный корень Ему в могилу врос. Перевод М. Калинина Шуточные стихи (1997) Крокодил, или Общественное приличие Не смейтесь: мне совсем не мил Коварный нильский крокодил. Его дурное поведение Меня приводит в возмущение. В Египте, где могучий Нил К пескам пустынь приносит ил, На берегу его зеленом Ребенок ходит обнаженным. Ах, где наш Лондонский совет? Увы, его в Египте нет! Меж тем, покинув сонный Нил, Ползет на берег крокодил. И он, приняв солидный вид, Ребенку грозно говорит: «Дитя! Твой облик мне не нравится. Вдруг европеец тут появится И на тебя направит взор? Вообрази, какой позор! Твое нагое неприличие В культурных странах не в обычае. Приди ко мне, дитя срамное, Прикрой свой стыд хотя бы мною». И исчезает в водах Нила Малыш, одетый в крокодила. Вид у него теперь приличный, Но ждет его конец трагичный. И мать его в пустынном крае Рыдает, не переставая. Таков ее надрывный стон, Что весь Египет потрясен. Но иероглифы рыдания Вернуть дитя не в состоянии. И крокодильи слезы льет Сам крокодил средь нильских вод; Но эти слезы, твердо верю я, — Одно сплошное лицемерие. «Ветра ли воду поднимают Иль снег в горах Уганды тает?» — Осведомляется феллах. На затопляемых полях С каирских стен хедив {7} в смятении Глядит на это наводнение И говорит: «Разлился Нил: Опять приходит Крокодил». Волна вздымается большая, Пол пирамиды заливая, А грозный сфинкс водой покрыт До носа, что давно отбит. |
