Двойник Угодный воле Дровосека, Под топором ты не отник, Мой заповеданный, до века Неоскудеющий двойник. Когда невесте я маячу, Предупредив ночную тишь, Ты, уготованный безбрачью, Своей тонзурою слепишь. Где мне вино, — там, знаю, черствый Ты с голубями делишь хлеб. Пощады нет, как ни потворствуй, Пока в разгуле не ослеп. Но благодатью, может статься, Лозовый посох зацветет, — Сорвешь руками святотатца Ты набухающий приплод. Обманешь светлыми очами, Не дав лампады мне возжечь, Наиздеваешься ночами Прикосновеньем смуглых плеч… Расправив в зелени побегов Шипы таимые, гряди! Приветствую, и щит Олегов Мне пригвождается к груди. Ноябрь 1912 Женщины с подведенными глазами 1. Приветствие Я полюбил твой белый страус На зыбкой пряже лунных клякс: Затем, что в безуханный хаос Ты брызгала опопонакс. Затмила дочерей вельможей — Наследье синеватых жил — Своей напудренною кожей Без геральдических белил. Несуществующих династий Влача фамильный горностай, Кружи же кружевом ненастий И закружившею — растай. Сейчас мечта скупа на ретушь: Гася бенгальские огни, Меня захлестывает ветошь — Неподмалеванные дни. 2. Ангелы обманувшие Кто ищет падших ангелов — находит женщин, С глазами ангела, с увядшей розой рта, И так же лоб змеею черною увенчан, Но речь, но только речь, так жалко несвята. Послушный карандаш на опаленных веках Рисует повести — таких ли душных встреч, Как душны ароматы купленных в аптеках Грошовых ладанов моих курильных свеч? — Все — ложь, и повесть встреч отмоется кольдкремом. Искавший — проходи, рыдая вслед: не та, Солгавшая: под черных кос змеистым шлемом С глазами ангела, — лишь женщины уста. 1912 Актриса Клеопатра 1. Угаданное «уходи» Расплещите улыбки, рассыпьте Белый лотос на жадный партер, Вы, царившая в знойном Египте Лунной поступью сонных гетер. Пусть обманщик на черной триреме В знак утраты развил паруса. — Золотя побежденное время, Ржаво-медная вьется коса. Ожила на подмостках театра, И залечен укус на груди… У подъезда (пароль «Клеопатра») Неужели ответ — «уходи»? 2. Фарфоровая любовь
Опять фарфорового опечалишь, Ужалишь стаями досадных ос; — Никто, как я, не любит эту залежь, Да, залежь золота тяжелых кос. И этого не знаешь — ты одна лишь. Не грудь, конечно, — узкие ладони И пальцы (жаль, их пять, не семь, не шесть) Для поцелуя медленной агонии Всегда желанны мне, и не исчесть Желаний за желаньями в погоне. К любви жестоким приобщен обрядом, Я цепенею, брошенный в тиски, Но ты твоей улыбки чуждым ладом Не одаришь фарфоровой тоски, Любви нашептанной стеклянным взглядом. 3. Догоревшее руно У меня в сердце новый норов, В сердце бледная грусть залегла; Бледнее, чем лица актеров, Потерявших свои зеркала. Ревностью, конечно, измучен, Я удавил больную любовь. Мне безразличен скрип уключин, В лодке от меня уплывшей вновь. «Все страны обойди, объезди. — Золоторуннее не найдешь». Верно, вечерние созвездья Мне навязывали эту ложь. Но любовь моя не привыкла, Что не допито ее вино. — Клеопатры моего цикла. Догорело рыжее руно. Май-июнь 1912, Лебедин В последний раз Палладе Богдановой-Бельской Обожги в последний раз, Как обугленным железом, Глаз, миндалевидных глаз, Семитическим разрезом. В барельефах старых ваз Мы угаданы: ведь завтра Двинут кормы на Кавказ К новым ласкам аргонавта. Много сказок, кроме нас, В давних свитках время стерло. Уст оправленный алмаз, Как в стекло, вонзай же в горло! — Окровавится атлас, Будет душно в красных сводах. Жалом глаз, за долгий отдых, Обожги в последний раз. Апрель 1912 |
