Она учит его многому. Прежде всего лазить по деревьям. В зоопарках видели, что уже на десятый день после рождения мать стала приучать своего ребеночка цепляться ручонками не только за ее шерсть, с которой он ни за что не хотел расставаться. Она отрывала от себя его руки и ноги и пыталась заставить схватить прутья решетки. Но и в три месяца он не умел делать это как следует. Тогда она изменила метод обучения: положила дитя на пол клетки, а сама забралась повыше. Он раскричался, однако попытался кое-как ползти. Тогда она спустилась, подала ему палец, в который он тут же вцепился. Так, на пальце, протащила его немного по полу клетки.

Обучают и так: оторвав от себя, держат детеныша в одной руке и лезут на дерево. Малыш, пытаясь обрести более устойчивое положение, волей-неволей вынужден хвататься за все, что под рукой, за ветки в первую очередь.

Не все матери заботливо и умело ухаживают за детьми. Некоторые, особенно молодые, не знают, что с ними делать, потерянно таскают по клетке из угла в угол, даже, похоже, боятся их, как чего-то непонятно откуда взявшегося и чужого. Одна такая неопытная в делах материнства орангутаниха испуганно вздрагивала, когда детеныш цеплялся за ее шерсть, и пыталась разжать его пальчики. Решив наконец от него избавиться, она протянула дитя отцу-орангутану, но тот, тоже молодой, с криком отпрянул, бросился на решетку, пытаясь бежать из клетки.

В стае на воле и в зоопарке, если есть рядом другие кормящие опытные матери, отвергнутый детеныш не пропадет: его усыновит другая самка. Но если ее не будет, дитя нерадивой матери погибнет.

Но порой, наблюдая за обезьянами, видели просто чудеса материнства!

В американском институте по изучению человекообразных обезьян однажды засняли на пленку поразительный эпизод. Новорожденный детеныш шимпанзе не дышал. Тогда мать положила его на землю, раскрыла ему губы и вытянула пальцами язык. Потом прижалась ртом к его рту и стала вдыхать в него воздух. Вдыхала долго, и детеныш ожил!

У человекообразных обезьян этот метод искусственного дыхания, который нередко применяют и врачи, по-видимому, давно в обиходе. Несколько лет назад в Дрезденском зоопарке самец-орангутан таким же способом спас жизнь своему новорожденному сынишке. Акушерству обезьяны, конечно, нигде не учились и поступали так скорее всего безотчетно, инстинктивно, а не сознательно. Ведь они не понимают, что дышат воздухом и что воздух насыщает кровь кислородом именно в легких. Этого еще совсем недавно и люди не знали.

Старый орангутан по кличке «Мариус» в Мюнхенском зоопарке завел особый порядок соблюдения чистоты в клетке. Стальной солдатский шлем использовал с целями весьма мирными и бытовыми – как ночной горшок. Усевшись на шлем и сделав свои дела, осторожно нес к решетке и выливал содержимое через прутья в водосток! Мариус вообще был очень чистоплотен: если обедая, насорит в клетке, сейчас все выметет прочь под решетку в тот же водосток. Служителям почти не приходилось за ним убирать.

Растут молодые орангутаны медленно. До четырех лет они еще живут с матерью, потом – самостоятельно, обычно в небольшой компании с одногодками, где тоже учатся друг от друга многому. Некоторые исследователи полагают, что обучение, жизненный опыт значат в их жизни больше, чем врожденные инстинкты.

Вполне взрослыми орангутаны становятся только к десяти годам, а живут на воле лет до тридцати. Поэтому, полагают Барбара и Том Харриссоны, только четырех или пятерых детенышей рождает орангутаниха за всю жизнь. А так как почти половина из них погибает еще в молодости или детстве, то в среднем потомство каждой самки, доживающее до зрелого возраста, – всего лишь два-три орангутана.

Орангутан – единственная азиатская человекообразная обезьяна. Все другие – африканские. Сколько их – два, три, четыре вида? Вопрос этот не решен окончательно. Считалось, что горилл два вида, с карликовой гориллой – даже три. Сейчас полагают, что вид скорее всего один, но подвида два – береговая и горная гориллы. Шимпанзе – один вид с несколькими подвидами. Но в последнее время многие специалисты выделяют карликового шимпанзе в отдельный вид, а некоторые – даже в особый род бонобо.

Большие шимпанзе, не карликовые, в числе трех-четырех подвидов обитают севернее реки Конго. Но тоже в основном в зоне тропических лесов – от Гвинеи и Камеруна до Конго и Уганды на востоке. Окраска и внешность шимпанзе даже одной и той же популяции очень изменчивы. Рядом живут и бурые и черные, и очень крупные и помельче, бородатые и безбородые, с «бакенбардами» и без них. В последние годы исследователи, наблюдая за шимпанзе в природе, пришли к выводу, что прежнее представление, будто эти обезьяны почти исключительно древесные, неверно. Много времени проводят шимпанзе и на земле. Некоторые их стаи, поселившиеся на окраинах леса, обычно лишь спят на деревьях.

Заметили также, что в зависимости от местожительства повадки и способности владеть орудиями (палками и камнями) у шимпанзе неодинаковые.

Доктор Адриан Кортландт из Амстердамского университета со своими сотрудниками много раз и в разных местах проделал интересные опыты. Чучело леопарда с особым электрическим устройством, которое заставляло «зверя» вертеть головой и хвостом, выносили в лес и в саванны, чтобы посмотреть, как будут реагировать на него шимпанзе. В некоторых опытах в лапах леопарда лежала кукла – подделка под детеныша шимпанзе, — и тогда обезьяны вели себя особенно смело и агрессивно.

С таким вооружением в пасти и палка не нужна! Однако шимпанзе умеют и палками дубасить леопардов.

Лесные шимпанзе с воплями, уханьем наступали на «леопарда». Трясли деревья, ломали сучья, вырывали с корнем небольшие стволы и, размахивая ими как дубинами, всеми способами пытались напугать зверя. Окружили чучело полукругом. Некоторые залезли на деревья, чтобы лучше видеть. Казалось, «леопард» представлял для них большую проблему. Человек, решая сложную задачу, в задумчивости почесывает голову: так и обезьянами овладел внезапный зуд. Они энергично стали чесаться, но скребли не голову, а все тело. Беспокоила их, наверное, судьба детенышей. Самых маленьких шимпанзе, нападая, несли на груди или спине. Молодежь постарше держалась сзади. Матери то возвращались к ним и брали на руки, то, оставив, вновь шли в атаку.

Между приступами агрессии, когда обезьяны дружно штурмовали врага, были паузы относительного покоя и отдыха. Тогда они сидели, безмятежно посматривая на вертящее головой чучело, и ели бананы. Через полчаса после первой атаки пришло время заката, и шимпанзе удалились в кусты, оставив на поле сражения «двенадцать сломанных и вырванных деревьев папайи».

Годом позже там же зоологи наблюдали такую интересную сцену. «Леопард» с куклой в лапах заранее был выставлен на тропе шимпанзе. Когда обезьяны его увидели, они дружно ринулись в нападение. Прежняя сцена повторилась с той только разницей, что одна старая самка подошла совсем близко к «зверю» и обнюхала с достаточно безопасной дистанции куклу, потом вернулась к другим обезьянам, которые ждали в стороне, и несколько раз «отрицательно» покачала головой, словно говоря: «Детеныш не наш», или, возможно: «Он уже мертв». И все шимпанзе молча удалились.

Ни в одном из подобных опытов с лесными шимпанзе Конго и Гвинеи «леопард» не был как следует побит палками. Это был не настоящий бой, а только демонстрация устрашения.

Иное дело шимпанзе саванны. Эти ополчались на «леопарда» всерьез, дубины вырывали здоровенные, длиной до двух метров и больше. Подходили в упор (даже самки с детенышами на спинах!) и били с размаху с такой силой, что вполне могли переломить хребет живому леопарду. Скорость ударяющей дубины, как показал расчет на кинопленке, 90 километров в час!