Мы в Локерн примчались, как крикнул петух,

И месяц в светлеющем небе потух.

Над Боомом огромная встала звезда,

Проснувшийся Дюффельд был тих, как всегда;

Колокольная в Мехельне грянула медь,

И Йорис сказал: – "Еще можно успеть!"

У Арсхота солнце вдруг прянуло ввысь;

Мы в тумане как черные тени неслись.

И рядом с другими Роланда гоня,

Наконец своего я увидел коня,

Что грудью могучей, храпя, разрывал

Туман, как скала набегающий вал.

И гриву, и кончики острых ушей,

Ожидающих трепетно ласки моей;

И черного глаза разумнейший взгляд,

О глаз этот, жарко косящий назад!

И пены клочки, что, кусая мундштук,

Он с губ окровавленных стряхивал вдруг.

У Хассельта Дирк застонал тяжело;

Сказали мы: "Время расстаться пришло.

Тебя не забудем!" Скакун был хорош,

Но в груди его хрип, и в ногах его дрожь;

Хвост повис, и мехами вздымались бока,

И упал он, едва не подмяв седока.

А Йорис и я – мы помчались вперед;

За Тонгром безоблачен был небосвод,

Лишь солнце смеялось безжалостно там,

И неслись мы по жниву, по голым полям.

У Далема Йорис совсем изнемог,

Он крикнул нам: "Ахен уже недалек.

Нас ждут там!" Но чалый его жеребец

Споткнулся и замертво пал наконец.

И так-то Роланду досталось везти

Ту весть, что могла этот город спасти;

Но не кровью ли ноздри полны до краев?

И глазниц ободок был как ноздри багров.

Я бросил ботфорты, и шлем, и копье,

И все дорогое оружье свое.

Наклонился, по шее его потрепал,

Роланда конем несравненным назвал,

Захлопал в ладоши, смеялся и пел,

Пока в самый Ахен Роланд не влетел.

Что было потом, вспоминаю едва.

У меня на коленях его голова.

Как хвалили Роланда – я знаю одно,

Я вливал ему в рот дорогое вино.

Он, из Гента привезший нам добрую весть,

Заслужил (все решили) подобную честь.

Я – в стремя, а Йорис и Дирк уж в седле.

Хлестнули, взвились и помчались во мгле.

"Дай бог!" – крикнул страж у подъемных ворот.

Бог! – гулом ответили стены и свод,

Ворота упали, погасли огни,

И в ночь унеслись мы галопом, одни, –

Безмолвны, бок о бок, седло у седла,

Пригнувшись к луке, натянув удила.

К подпруге склонясь, я ослабил ее,

Уставил во тьму боевое копье,

Испытанный шлем свой надвинул на лоб.

Спокоен был Роланда мощный галоп.

Мы близились к Локерну. Месяц погас.

Петух возвестил нам предутренний час.

Вот Бoом – и большая звезда в вышине.

Как сладко покоится Дьюффильд во сне!

Вот Мехельн – три раза на ратуше бьет.

Тут Йорис дал шпоры и крикнул: "Вперед!"

Над Эрсхотом солнце взошло. У пруда

Толпятся в тумане и смотрят стада,

Как мы пролетаем сквозь тающий пар.

И, врезавшись в гущу смятенных отар,

Их Роланд рассек, разогнал, разметал.

Так делит скала расплеснувшийся вал.

Мой смелый! Ты скачешь в степной тишине.

Ты ухом прядешь, обращенным ко мне.

На зов мой скосил ты свой умный, живой,

Свой черный зрачок с голубою каймой.

Клокочет кипящею пеной твой рот,

И каплет с боков остывающий пот.

Мы в Хассельте. "Йорис!" – "Что, Дирк, отстаешь?

Не шпорь понапрасну, гнедой был хорош.

Ты вспомнишь не раз о лихом скакуне.

Но он изменил – по своей ли вине?

Измучен твой конь, он дрожит и храпит,

И мыло на брюхе и бедрах кипит".

Мы скачем вдвоем. О, как чист небосвод!

Мы в Лoозе – мимо! Мы в Тонгре – вперед!

Мы желтое жнивье копытами бьем,

А солнце смеется и жжет нас огнем.

Вон Далем в горячей полдневной пыли.

"Гони! – услыхал я. – То Ахен вдали!"

Так Йорис мне вслед прохрипел, и за мной

Пал камнем на землю его вороной.

Лишь Роланд мой скачет, он Ахен спасет,

Он гибнущим добрую весть принесет,

Хоть кровь выкипает из жарких ноздрей.

Хоть глаз ободки все мутней и красней.

Швырнул я доспехи в клубящийся прах,

Я скинул ботфорты, привстал в стременах,

Трепал его гриву и с ним говорил,

Молил, заклинал, и ласкал, и корил,

Я пел, я смеялся, кричал и свистел,

И весело в Ахен мой Роланд влетел.

Что было потом – вспоминаю с трудом.

Сидел меж друзей я на пире хмельном.

Мой Роланд прижался ко мне головой, –

Вином я поил тебя, конь боевой!

И каждый воздал победителю честь,

Из Гента примчавшему добрую весть.

К нам вскочил Токай на стол,

Кастелян у гномов, право,

Мал, но и ловок и тяжел,

Оружие нацеплено браво;

На север, на юг глаза скосил,

Вызов засухе протрубил,

Нахлобучил шляпу с пером для задора,

Пальцем рыжий ус крутнул,

Сдвинул со звоном медные шпоры,

Туже будский кушак стянул,

И нагло – за пояс всех бы заткнул –

Плечо сгорбатил, знай-де, приятель,

Ему ли бояться, да этакой шатьи ль –

И так, эфес отважно сверкает,

И правой рукой он бок подпирает,

Малютка герр Аусбрух выступает.