Эх, Гамельн, не качай башкой!
Кому на память не взбредет,
Что в Царство Божие ведет
Для богачей столь узенький проход –
Верблюду легче влезть в игольное ушко!
Шлет Мэр на север, юг, на запад и восток,
Где б Дудочник нашелся, слов пролить поток,
Просить прощенья и давать залог любой,
Дать злата обещая, сколько сам возьмет,
Лишь обещал бы, что простит обсчет
И приведет детей домой.
Искали долго; силы больше нет,
А Дудочника не найти и след.
Тогда вменил законникам Совет
Все документы датою двойной
При составлении отныне заверять
И, сколько дней минуло, вычислять
"После того, что Дудочник свершил
В июня день двадцать второй,
В тринадцать сотен семьдесят шестом году".
И, чтобы не забыть беду,
Дорогу ту, что их детей лишила,
Отныне Пестродудочной именовать решили;
Но вздумай там сыграть на дудке пришлый кто-то –
Вовек ему не отыскать работы.
Не смеют ни кабак и ни таверна
Весельем чинность той дороги нарушать;
Поставили колонну у засыпанной каверны,
На ней всю повесть можно прочитать;
Витраж сменили, что в Большом Соборе,
Чтоб и картина выражала горе,
Напоминая об ужаснейшей из краж;
И посейчас еще целы колонна и витраж.
Еще сказать забыл рассказчик ваш:
Что в Трансильвании горах встречали племя,
Хранящее привычек странных бремя,
Не местные манеры и наряд;
Туземцы же о них всем говорят:
– Явились предки их из горной тьмы,
Подземной, тайной, зачарованной тюрьмы,
Где протомились много злых годин;
Туда увел всех странный господин
Из города прозваньем Гамелин…
Но как, когда – не помнит ни один.
