– Сейчас принесу.

Марина расставила на журнальном столике наскоро приготовленный ужин и достала из серванта фужеры.

– А где дочка? – я только сейчас сообразил, что Ирочки с нами нет.

– Она у бабушки, этажом ниже. Мои родители живут на восьмом.

– Тогда за встречу.

– За встречу.

Мы чокнулись фужерами с шампанским, и этот звук мягко утонул в бархатном воздухе комнаты. Марине было двадцать шесть лет, и год, как она не жила с мужем. Информацией об этом обстоятельстве я владел со времени нашего совместного путешествия в поезде, правда информация была достаточно поверхностной. Мы пили и смотрели друг на друга. У меня возникла мысль, что всё это напоминает встречу давних приятелей, тогда как на самом деле мы не были даже как следует знакомы. Двое суток в одном купе, разговоры мимоходом, и вот теперь молча пьём и глядим друг другу в глаза. С чего бы это? Ладно я. Где у меня искренность, а где театр или даже клоунада, сам порой не могу разобрать, но женщина? Не побоялась ведь пригласить к себе в гости.

– Марина, – я сделал небольшую паузу и разрезал на несколько частей апельсин, – вы здесь с Ирочкой вдвоём живёте?

– Вдвоём, – она взяла дольку и опустила в ротик, – теперь вдвоём.

– А на какие средства существуете? Ты ведь не работаешь, правда? Родители, наверное, помогают?

– И родители. Они у меня неплохие деньги зарабатывают. Да и муж частенько подбрасывает.

– Бывший муж?

– Ну да.

– А он чем занимается? Если не секрет, конечно.

– Какие уж от тебя секреты, – Марина продолжала улыбаться. – Сейчас время такое, что непонятно, кто вообще, чем занимается. Крутится как-то, что-то. Я с ним давненько уже не разговаривала.

– А почему разбежались?

– А почему ты спрашиваешь?

Пожал плечами. Действительно, почему?

– Ну, извини. Ещё выпьешь?

– Мне маленько только.

Пока разливал, затрещал телефон, и хозяйка вышла с ним в соседнюю комнату. Часы показывали без двадцати шесть. До девяти время ещё было, и я, расслабившись, развалился в кресле.

– Почему не ешь? Всё остывает. «Есть хочу, есть хочу», а сам сидит, как жених на смотринах. Торопишься?

– Да нет, – и, оправдываясь, развёл руками.

– А твой приятель, Александр, заезжал к тебе?

В глазах даже не искра интереса, а выжидающая заинтересованность. Та-ак…

– Нет ещё, но, думаю, должен на днях появиться. Что-нибудь ему передать?

– А ты разве больше сюда не придешь?

– Конечно, приду. Ты только позови. Но я к тому спросил, что, может быть, он завтра утром подъедет. Тебе он нужен?

Она выдержала паузу.

– Александр рассказал, что вы с ним очень давно знакомы. Он… – Марина замолчала на секунду, подбирая слова. – Ты знаешь, я разговаривала с Ирой. Она ничего толком объяснить не может, но ты ведь сам всё помнишь. Понимаешь, я почти пять лет пытаюсь что-то сделать. Муж, родители показывали Ирочку разным врачам, но всё безрезультатно. Вроде всё испробовали, всё, что доступно – никаких улучшений. И тогда, в вагоне, я сначала не поняла, а сейчас знаю – она видела. Поэтому я бы хотела встретить Александра, ведь есть какая-то надежда, правда? Когда ты сегодня позвонил, я почему-то поверила, что ты мне поможешь. Я твой звонок всю неделю ждала.

Я смотрел на стену. На стене висел плакат с изображением какого-то голливудского киноактёра с голым торсом и револьвером в руке. Кино-о…

– Думаю, он появится на днях. Я поговорю с ним об Ирине.

– Вы можете приехать к нам вместе. Сюда. Приезжайте, – женщина оживилась. – Он хороший человек. Я так думаю. А вы с ним где познакомились?

– Это было так давно…

Выдохнул воздух и набросился на цыплёнка. Марина наблюдала за тем, как я ем. Улыбалась:

– Ты, кстати, в Москве, где остановился?

– На Саянской, в районе метро Новогиреево.

– У знакомых?

– У тётки двоюродной.

– А Александр знает, где ты сейчас живёшь?

– Разумеется. Он вообще всё знает. Ёкэлэмэнэ…

– Кстати, представляешь, кто звонил? Ты ешь, ешь. Белый – экстрасенс, который с нами в купе ехал, помнишь?

– Ну, ещё бы.

– Тоже про Александра спрашивал.

Я чуть не подавился:

– А ему-то зачем?

– Не знаю. Он телефон оставил. Хочешь, позвони, сам спроси.

Хозяйка протянула листок бумаги с цифрами. Машинально переписал и сунул в карман. Может, пригодится.

– Ты-то что не пьёшь?

– Да я уже пьяная, – она отпила чуть-чуть из фужера с шампанским. – Я тебя не спросила раньше – ты в Москву по делам приехал?

– Ага, – жуя, пробубнил, в сторону куда-то.

– И чем занимаешься?

– Научной работой.

– Нет, я серьёзно, – она неожиданно провела рукой по моей коротко стриженой голове. – Ты не похож на человека науки.

– И на кого же я похож?

– Ты похож на рэкетира, – и убрала руку. – Шучу, конечно.

– Ну и шуточки у тебя. Мне даже страшно стало. Работаю я.

– Александр тоже вместе с тобой трудится?

– Александр – мой сменщик, Марина. Мы в разные смены план перевыполняем.

– Тяжёлая работа-то? – она опять развеселилась.

– Что это такое? Допрос? Я, болван, нахожусь в компании красивой молодой женщины, и всё о делах да о работе, как те лесорубы. У тебя есть музыка? Разреши пригласить даму на танец?

Мы долго, обнявшись, танцевали. Танец выгнал время из затихшей, уютной до истомы в позвоночнике, комнаты, и я наслаждался запахом ласкающих и пугающих моё воображение волос. Животные инстинкты, вырывавшиеся из клетки, одновременно были блокированы какими-то другими, непонятными чувствами и ощущениями и не давали слабевшим рукам прижать сильнее к своему телу ставшее вдруг таким желанным тело женщины. Я не выдержал этой борьбы, прервал танец, поблагодарил Марину и стал прощаться. Она, как-то виновато улыбаясь, проводила до дверей и так стояла, обняв ладонями локти:

– Зайдёшь ещё?

– Зайду.

– С Александром приходите.

– А если один?

– О чём ты, конечно, конечно…

– Ну, пока. До свидания.

– Звони.

Резво выбежал из подъезда и подставил горящее лицо под ушат холодного весеннего воздуха. У-ух. Лучше бы вообще не заходил. Дурит первое апреля. Апрель – апрель. Крутится-вертится шар голубой… Сушите вёсла, я нашёл на карте Турцию.

Без пяти минут девять я находился в районе Лубянской площади. Осиротевшая после известного кича августа 1991 года, когда толпа низвергла грозную статую основателя ВЧК Феликса Дзержинского, площадь ярко освещалась фарами проносящихся мимо многочисленных автомобилей.

Двигаясь по окружности, вскоре оказался у входа в здание «Детского мира», где была назначена встреча с Вадимом – одним из московских украинцев или, наоборот, украинских москвичей, коих после распада СССР обосновалось в столице превеликое множество.

Ровно в 21–00 возле «Детского мира» притормозил тонированный тёмный БМВ, и в открывшееся боковое окно выглянула белокурая мордашка.

– Молодой человек, у вас огонька не найдётся?

– Курящие женщины, по статистике, имитируют оргазм в пять раз чаще, чем некурящие, – глупо пошутил я.

– Хам, – отреагировала мордашка.

Заглянул внутрь салона. За рулём, разумеется, сидел, улыбаясь толстой украинской рожей, мой закадычный дружок Вадик.

– Сибирским кацапам, как бы, типа, привет!

– Привет. Ты давно поднялся? На иномарках солидных разъезжаешь.

– Растём потихоньку. Присаживайся, прокачу.

Открыл заднюю дверь и увидел ещё одну «мадмуазель», отодвигающуюся вглубь и уступающую мне место. Буркнул приветствие и устроился рядом на мягком сидении.

– Куда везти, начальник?