– Ну, минут, этак, пять, – наконец-то сказал правду, – или шесть.

– А вы что стоите? Ждёте, когда проснётся?

– Нет, тишиной наслаждаюсь. Как говорил один мой знакомый: «Тишина – то единственное положительное, что есть в этой замкнутой жизни. К тому же, задаром».

О-ля-ля… Он-то напротив света стоял. Вида не подал, но лицо…Если люди по природе своей делятся на тех, кто бледнеет и тех, кто краснеет, то Измайлов явно относился к первой группе.

– Задаром даже воздух не молчит, – сказал он это как бы «про себя», не вслух, а затем, обращаясь к девушке, нормальным, твёрдым голосом произнёс:

– Может быть, водой полить? Хотя… – и махнул рукой, – какой с него сейчас толк? Пусть проспится. А вы, Людмила, подготовьте, пожалуйста, вчерашние документы.

Секретарь скрылась за дверью. В помещении потемнело. Видимо, тучка неосторожно врезалась в потерявшее бдительность светило и пыталась теперь, включив заднюю скорость, оторваться от навязчивого южного ветра.

– Значит, говорите, есть смысл наслаждаться тишиной? – Измайлов по-прежнему стоял в середине квадрата.

– Не говорю. Всего лишь, повторяю, – я внезапно почувствовал, что если прямо сейчас не уйду, то некая гармония рухнет, точно хрупкий карточный туалет. – Пожалуй, Федяева лучше не будить. Переговорим в другой раз.

– Может быть, я чем-то смогу помочь?

– Только не сегодня.

– Федяев знает ваши координаты?

– Конечно, – обогнул Измайлова и направился к выходу.

– Возьмите визитку, – он впервые внимательно разглядел меня, стоящего на этот раз в противоположном углу. – Позвоните послезавтра, пожалуйста.

Звонок трещал немилосердно. Я открыл дверь и имел честь увидеть и услышать Маргариту-Марго, отчаянно жестикулирующую и что-то выговаривающую Вадиму. Вадим, в свою очередь, как истинный хохол, отвечал с джентльменским изяществом – кратко и в меру вежливо:

– Закрой рот. Разговорилась, бля…

– Вы откуда, такие?

– Может быть, впустишь вначале?

– Заходите.

Они ввалили шумным табором, вдвоём создавая столько галдежа и гама, сколько настоящему табору удалось бы произвести только после нескольких дней изнурительных репетиций.

– Спишь, что ли? – мой товарищ прошёл в комнату и расстегнул плащ.

– Теперь уже нет. А ты чего такой взбалмошный? – я накинул покрывало на неприбранную постель. – Маргарита, проходи. Почему в коридоре стоишь, стесняешься, что ли?

– Ага, она застесняется, помечтай… Марго по Красной площади голой пройдёт и ещё присядет по нужде, а потом удивляться будет: «И чего это люди так на неё глазели?» Такой глупости, как этот, как его, стыд, Бог ей, к счастью, не дал. К счастью, а то мучилась бы девочка по ночам, спала бы плохо.

Маргарита, не обращая на него внимания, прошла и уселась на кровать. Затем достала сигареты и подкурила от зажигалки, которую поднёс, кривляясь, Вадим.

– Я думал, ты уже свалил из Москвы. Не звонишь, не появляешься, – украинец, наконец-то, скинул свой плащ. – Как живёшь, как дела?

– Да какие у меня дела? Дела сам знаешь у кого, – улыбнулся, ещё не понимая, куда клонит товарищ, но чувствуя какой-то подвох. – Что-то ты больно загадочный. Я в догадках теряюсь.

– Ну, компания… Одна стесняется, другой теряется. Богадельня, гха…

Маргарита, сидя на кровати, продолжала молча курить. Вадик взглянул на неё и закурил тоже:

– Как твой Измайлов поживает? Да ты её не бойся, – кивнул он в сторону девушки, – она в курсе.

– В курсе чего?

– Это тебя нужно спросить, чего? Ладно, слушай, – он встал и прошёлся, куря, по комнате. – Хвост я сразу засёк, дело, значит, было, утром. Они в моём дворе ждали. «Девяточка» такая серенькая, неприметная. Стёкла тонированные. А эта, – мой друг опять кивнул в сторону Маргариты, – в нагрузку увязалась, у меня до этого ночевала. Мы тронулись, и они поехали. И кто такие, хрен их знает? Менты, не менты… По трассе я бы от них оторвался, но по городу, сам понимаешь. Едем, значит. Я влево, они влево. Я вправо, они вправо. Точно – хвост. Торможу тогда, и Марго в телефонную будку отправляю – позвонить по номеру, предупредить, а сам двери защёлкиваю и жду. «Девятка» останавливается, один выходит и тоже к телефону. Лицо знакомое. Пригляделся, точно… Измайловский хлопец. Из его охраны. Марго, оказывается, тоже его знает и чуть ли не обниматься лезет. Я думаю: «Неужели из-за неё весь этот цирк?» Сижу, гляжу, как они общаются, вдруг, он её за руку хвать – и к своей машине. Она, блин, хвост задрала и прыжками следом.

– Нет, я буду кричать на всю улицу, что меня насилуют. Дура я, что ли? – фыркнула Марго.

Вадик сжал зубы и так на неё посмотрел, что белокурая бестия тут же оборвалась на полуслове.

– Я тогда из тачки выхожу и к ним: «Пацаны, есть какие-то трудности? Давайте обсудим». Из «девятки» ещё двое выпрыгнули: «У нас дело к этой „леди“. Она ведь тебе не жена, правильно?» В общем, как бы, всё по понятиям. И тут один из них мне ствол в пузо: «Иди в свою машину». Я, разумеется, пошёл, а куда денешься? Сел за руль. Те двое на заднее сидение забрались, пистолет в затылок, какие могут быть разговоры?

Я улыбнулся. Мой товарищ с недоумением глянул в мою сторону:

– А чего ты лыбишься? Смешно? Мне не очень.

– Не обращай внимания… И что было дальше?

Дальше было вот что:

Вадим в зеркало заднего вида молча наблюдал за «гостями». Под сидением у него также был спрятан девятимиллиметровый «Макаров», но взять пистолет незаметно не представлялось возможным. К тому же, даже если оружие окажется в руках, что следовало делать? Стрелять? Глупо… Вадик ждал.

Маргариту впихнули в «девятку», и её поглотила тонировка. По улице проносились другие автомобили. Проехал жёлтый милицейский УАЗик. Грузная, неповоротливая «Вольво» пыталась припарковаться на свободный участок асфальта перед БМВ украинца.

Наконец, один из сидящих сзади спрятал ствол и достал сигареты:

– Куришь? – он протянул Вадиму пачку «Мальборо».

– Давай, – тот взял предложенную сигарету.

Незнакомец подкурил от зажигалки, предварительно дав воспользоваться ею водителю. Другой его спутник не курил. Первый затянулся и, открыв окно, выпустив струю густого дыма:

– Ты не бойся, мы не бандиты. Ни машина твоя, ни деньги нам не нужны. И женщина твоя нам также не нужна, хотя ты сам видел – она не только твоя, – незнакомец помолчал. – Получим кое-какую информацию и отпустим. Если, конечно, правильно будешь себя вести.

– А конкретнее нельзя? – Вадим немного расслабился и собрался с мыслями.

– Конкретнее? А ты что, торопишься? Погляди, какая погода замечательная. Весна. Двадцать второе апреля. Сегодня Ленин родился. Ты любишь Ленина? У меня сосед есть – коммунист до корней волос, убеждённый «партеец». Так он ночью кошку с балкона скинул. Она, говорит, не любила Ленина. Вот такие дела. И как только определил? Раньше в этот день субботники по всей стране проводили – грязь убирали. Сейчас не убирают. Сейчас грязи много, а убирать некому. Времена другие. А весна?.. Весна всё та же. Так что, дыши глубже – радуйся теплу. Любишь тепло? Я сам родом с Кубани, у нас уже всё зелёное, – говоривший вытянул руку с сигаретой далеко из окна и, сбросив пепел на асфальт, продолжал держать её в этом положении. – Ты ведь тоже южанин, из Малороссии, верно?

– С Украины, наверное, правильнее?

– С Украины? – усмехнулся незнакомец. – Пусть будет по-твоему. Вы ведь теперь самостоятельные. Что же ты в Москве задержался? Ехал бы на Родину, самостийность развивать. Или в России лучше?

– Ты, я вижу, тоже особо на Кубань не рвёшься. Откуда, кстати, знаешь, кто я такой? – Вадим полуобернулся к незнакомцу. – Говори уж сразу, что нужно?