– Ты, вроде, собирался прокатить?
– Ну, тогда по намеченному плану.
Девушка с переднего сидения, та, что просила подкурить, обернулась и, выпустив в потолок струю дыма, произнесла:
– Маргарита, можно просто Марго. А Вы – Андрей, мне Вадик сказал. А вот её зовут Лола.
– Как?
– Лола, – произнесла та, что сидела рядом. – Чему Вы удивились?
– Шо это вы всё на Вы, да на Вы? – нарочно шокая, просипел Вадим, – он парень из Сибири, из глухомани, можно сказать. С ним попроще нужно.
– Да? – проверещала Маргарита, – прямо из Сибири?
– У меня домашнее животное Лолитой зовут, – повернулся я к соседке, – потому и удивился.
– Домашнее животное? Надеюсь, любимое?
– Самое любимое.
– А какое, если не секрет? – это уже белокурая Марго.
– Кровососущее.
– Какое?
– Какое, какое…Сосущее, – загоготал Вадик, – Андрюха мастак на всякие фокусы, он вам понравится. А вы ему, я вижу, уже понравились, – водитель сделал резкий поворот влево.
– Куда это мы направляемся, брат лихой?
– В баню.
– Куда?
– В баню. Ты что, мыться не любишь?
– А они с нами в качестве кого?
– В качестве мочалок, – и Вадим прыснул мелким смехом.
– Сволочь, – дала ему лёгкий подзатыльник Марго, – не городи чушь. Что о нас человек подумает?
– А он уже подумал, – мой приятель не на шутку развеселился. – Или может, лучше не пойдём никуда, грязными останемся?
– Ну, уж нет, – притворно рассердилась Маргарита, – в баню, так в баню.
БМВ притормозил возле трёхэтажного кирпичного здания старой постройки, где «водила» запарковал его во внутреннем дворике.
– Приехали, выгружаемся, – Вадик выключил двигатель, вышел, открыл багажник, вынул оттуда плетёную корзинку с бутылками и скомандовал:
– Девочки, банзай!
«Банзай» они прокричали-пропели втроём хорошо отрепетированным хором.
Дверь с чёрного хода отворил крепкий парень в спортивном костюме. Он поздоровался с Вадимом и пропустил нас в помещение с высокими потолками и кафельным полом.
– Вода в бассейне тёплая? – мой друг состроил серьёзную физиономию.
– Долили горячей недавно, так что нормальная.
– Добро. Пошли, Андрюха. Девочки…
И в унисон два женских голоса:
– Банзай!
В предбаннике номера «люкс» девушки быстренько расставили фужеры, бутылки, закуску и, пока мы располагались за импровизированным столом, нисколько не стесняясь, разделись, открыли дверь в помещение, где находились сауна и бассейн, и, крикнув: «Ну, мы пошли!» – прыгнули в пар.
– Ух, шалавы, – разливая по фужерам водку, буркнул им вслед организатор этого вечера. – Ты же знаешь, Андрюха, я вина там разные да коньяки не люблю, я водочку уважаю, – и, наполнив до краёв сосуды, предназначенные для распития шампанского, поднял свой. – За встречу! Сколько не виделись с последнего раза? Года два?
– Ну, у тебя и дозы.
– Так ведь и душа широкая, – и, хлопнув себя по мощной груди левой рукой, одновременно чокнувшись со мной правой, выпил свой фужер до дна.
Закусили «чем Бог послал».
– Фу, гарна горилка, – с деланным украинским акцентом выдохнул воздух Вадим. – Ну, рассказывай, что за дела привели тебя в столицу?
– Я вижу, дела, что привели тебя сюда лет пять назад, до сих пор назад не отпускают. В Киев-град особо не рвёшься?
Он почесал затылок и надкусил свежий красный помидор.
– Сказать по правде, сначала собирался, ну а сейчас сам видишь, – Вадик развёл руками, – от добра, добра не ищут.
– Из моих пацанов никого не встречал?
– Да, нет, – он пожал плечами. – О тебе тут спрашивали пару раз, но ты, как пропал… Где тебя найдёшь? Рад видеть, Андрюха. Серьёзно, рад. Времена сейчас какие-то… Вроде народу вокруг крутится много, а даже, веришь? Выпить не с кем. Кругом одни … Давай, повторим.
Украинец опять налил по полной. Я почувствовал, как хмель начинает оттягивать струны, и душе уже не хватает обычных тем для беседы. Пока совсем не опьянели, решил поговорить серьёзно:
– Слушай, ты в Москве вертишься, людей разных знаешь. Мне кое о ком информация нужна. Можешь помочь?
– Помогу, коль смогу. О, в рифму!
– Хорошо. Мережко, Измайлов, Данович – его ещё Хазаром кличут. О нём я раньше слышал. Не местный, воронежский, кажется. Из них всех только Измайлов москвич стопроцентный. Знаешь кого?
Вадик задумался:
– Ну, Мережко – режиссёр может быть?
– Нет, не тот. Владислав Генрихович – имя, отчество.
– Не слышал. Ты запиши, а я поспрашиваю. Добро?
– Добро.
Из бассейна прибежали Марго с Лолитой:
– А вы почему одетые сидите? В театре, что ли? – и, выпив понемногу, ускакали назад.
– Андрюха, ты новенькое, что-нибудь записал? Пацаны на днях слушали, кассету затаскали. Хотели с тобой познакомиться.
– Кассета на Саянской в сумке лежит. Подарю потом.
– Я в киосках звукозаписи спрашивал – нет, говорят, такого. Ты под своей фамилией писался?
– Под своей. А насчёт того, что в продаже в Москве нет, так здесь, ты сам знаешь, какую музыку слушают.
Выпили ещё по одной.
– Надо будет за гитарой сгонять, попоём. Почему я сразу не сообразил? – хлопнул себя по лбу украинец. – Ну, ничего. Ещё не вечер. Пошли в сауну, – и, заржав, попытался сострить, – грязь смоем.
Мы разделись и, уже красные от выпитой водки, нырнули в жар парилки…
* * *
Я открыл глаза и увидел чужой потолок. Совершенно чужой потолок и больше ни-че-го. Не было никакого желания смотреть куда-либо ещё, кроме этого белого, с редкими жёлтыми точками, потолка. Ох, где был я вчера… Эти слова из бессмертной песни Высоцкого затёртая пластинка воспроизводила снова и снова, не останавливаясь ни на секунду, в моей больной голове. И ещё видеоряд – баня, водка, водка, баня, какие-то люди, песни под гитару, водка, удалая езда в пьяном виде на автомобиле по ночной Москве, женщины, водка, и далее до бесконечности…
Я пошевелил руками и ногами. Левая рука упёрлась во что-то или в кого-то. Медленно повернул голову и увидел глаза. Открытые глаза, но не свои. Тьфу…
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Наконец, я первым додумался спросить:
– Ты кто?
– Ло-ли-та, – по слогам произнесли глаза.
– А-а, комариха… – нервно засмеялся я.
– Какая ещё комариха? – удивились глаза.
– Та самая, – и снова уставился в потолок.
Несколько минут держалась пауза, затем Лолита наклонилась надо мной и тихо спросила:
– Андрей, ты что, меня совсем не помнишь?
– Тебя помню. Себя нет.
– Ну, это уже лучше. Это дело поправимое.
«Не комариха» перелезла через мои ноги, подошла голая к окну и раскрыла шторы. Ворвавшееся в комнату солнце больно ударило по глазам и мозгам. Я сделал невероятное усилие и приподнялся на локтях.
– А где Вадим?
– Дома, конечно. Где же ему ещё быть?
– А я где?
– А ты, мой милый, у меня, – девушка села на корточки возле кровати и, прижав подбородок к ладошкам, смотрела, не мигая.
– Принеси попить.
– Может быть, опохмелиться?
– Не знаю. Может и опохмелиться.
Лолита принесла из холодильника банку консервированного пива, которую я с жадностью опустошил.
– Ещё?
– Нет, лучше уж водки. Клин клином вышибают.
Она нашла и водку. Разлила её по рюмкам и выпила первой. Я долго настраивался, затем опрокинул в горло свою, запив апельсиновым соком. Стало легче. Повторил и почувствовал, как клещи, сжимающие голову, постепенно ослабевают, и ясность мыслей возвращается в мой помутившийся разум.
Зазвонил телефон. Лола, повернувшись ко мне спиной, нагнулась и сняла трубку:
– Андрей, Вадик спрашивает, как ты?
– А как он?
– Не очень… – снова заговорила в трубку, потом положила её на место и повернулась в мою сторону. – Сейчас он приедет. Опохмеляться.
– Понял.
Разглядывая её тёмные волосы и еврейские черты лица, я не мог понять – кого она мне напоминает? Персонаж какой пьесы или сказки. Или ещё кого-то.