— Странное дело — в последнее время я много думаю обо всем этом: о наших желаниях, об Эндрю и о пожаре. И теперь… когда я абсолютно уверена в могуществе заговоров, я начинаю сомневаться, что мы не имели к этому отношения.

— Считаешь, пожар устроили вы?

Гейл пожала плечами:

— Нет… не знаю. Одно время я свято верила, что не мы, что это невозможно, а сейчас просто не знаю. — Она заглянула мужу в глаза: слушает ли, не ждет ли очередной шутки из сериалов про ведьм?

А тот прижал ее к себе покрепче и очень серьезно заметил:

— Такое бывает, любовь моя. На некоторые вопросы просто нет ответов.

Мара сама не заметила, как снова загляделась на акварель с яхтой, что висела напротив ее стола. В последнее время она то и дело пялилась на картину, даже шея ныла, потому что приходилось держать голову очень прямо, чтобы не отсвечивало стекло. Ветер надувал большой белый парус яхты. На парусе, рядом с сине-белым флажком, выделялось число 365. Художник, молодец, здорово поймал свет: солнечные лучи брызнули из-за края паруса. Мара дивилась на число — что оно означает? Что-то связанное с навигацией? Номер яхты? Число дней в году? Что бы ни значило загадочное число, разглядывая яхту каждый божий день, она мечтала уплыть.

Неуклюжей походкой к Мариному столу подошел доктор Сили, сложил губы куриной гузкой.

— Вы ведь, кажется, знакомы с Джил Требелмейер?

— Знакома.

— Какой ужас, что с ней случилось. Ужасно.

— Да, ужасно. — Кому, как не Маре, знать, насколько ужасно.

Доктор Сили сверлил Мару взглядом, та хладнокровно смотрела на него. Ждала.

— Говорят, этого Джона Лэтама подозревают в исчезновении еще одной девушки. В Висконсине.

Мара кивнула:

— Я читала в газетах.

— До меня также дошли весьма тревожные слухи о том, что ваша книжная группа каким-то образом связана… что вы занимаетесь… э-э… колдовством. Что скажете? — Доктор Сили вздернул подбородок.

Мара похлопала ресницами.

— Ах, это? — Улыбнулась и для пущего эффекта подпустила в голос беспечности. — Что с этими слухами поделаешь! — Она покачала головой и фыркнула. — Какое там колдовство. Обычная салонная игра — вроде столоверчения. Когда-то мы прочитали книжку про ведьм, ну и захотели подурачиться. Колдовать и не думали. Вы об этом спрашивали? — Мара скорчила мину: какой, мол, идиотизм!

— Я случайно заметил, что вы читаете книги по колдовству, заговорам и заклинаниям.

«Случайно заметил книги в закрытом ящике моего стола?»

— А когда нагрянули полицейские и расспрашивали вас о Мэттью, я случайно услышал, что они интересовались и колдовством.

«Случайно услышал — когда настежь распахнул свою дверь!»

И все стало ясно.

Доктор Сили — вот кто стукач! Слухи поползли с его подачи. Он обнаружил книги, когда рылся у нее в столе. Ему были известны имена членов ее книжного клуба. И у него есть пациентки из Женского фонда. А уж коли эти сороки что-то пронюхают — добра не жди.

Отвращения во взгляде Мары доктор, казалось, не заметил.

— Что ж. Я просто спросил. — Он немного подождал, будто рассчитывая, что Мара как на духу во всем сознается. Убедившись, что чистосердечного признания не будет, добавил: — Хорошо, что маньяка поймали. И хорошо, что с вашей Требелмейер все в порядке. Она ведь оправилась?

— Да-да, вполне. Не сегодня-завтра встанет рядом с нами у кипящего котла.

Глаза у доктора Сили полезли на лоб.

— Оглянуться не успеете, как она уже будет напропалую творить заговоры и налагать проклятья на нехороших парней. — Мара выразительно щелкнула пальцами. Сделав вид, что лишь сейчас заметила испуг доктора, хихикнула: — Это я так, дурака валяю.

Доктор неуверенно улыбнулся.

«Как только у тебя морда не треснула», — подумала Мара.

— Хм. Ладно… — Сили кашлянул. — Работайте.

И просеменил к своему кабинету.

Работайте? Вот зануда. А как он с ней разговаривает иногда — цедит через губу. В чужой стол нос сует, подслушивает, слухи распускает. А с виду-то мы все такие важные да гордые!

Мара посмотрела на часы. Однако и впрямь надо браться за работу, а то он снова заявится и примется ворчать. Хорошо хоть в животе больше не урчит с утра до ночи. Время было почти обеденное, но Мара решила сначала закончить с картами пациентов.

Грете, слава богу, удалось отменить их заклинания. Мара больше не принималась распевать ни с того ни с сего и сбросила два килограмма из тех, что набрала. По килограмму в неделю. Если б только можно было худеть, как Линдси, играючи… Но Мара не смела и заикнуться об этом. Диета — не такое уж суровое наказание.

Аппетит стал прежним; она уже не уплетала по целой коробке печенья в один присест. А Генри снова брился только раз в день, а дня два назад Мара обнаружила на полу ванной клочок шерсти. Напустилась на Типпи — вечно от него вокруг лохмы, — но пригляделась и сообразила, что шерсть, надо думать, с мужниной спины.

Доктор Бернштейн признался, что результаты гормональных анализов не позволяют сделать определенный вывод. По его словам, единственное, чем можно объяснить внезапное оволосение Генри и столь же внезапное прекращение роста волос, — это стресс.

Мара ничего не рассказала Генри про заговоры, а слухи, гулявшие по Академии, до него не дошли. Он заметил неловкое молчание, повисавшее в учительской при его появлении, и натянутые улыбки в коридорах, но решил, что все дело в его небывалой волосатости. А причиной были слухи о том, что его жена-колдунья вместе со своей книжной группой превратила бедолагу в вервольфа. Правда открылась ему только три недели назад, когда на бейсбольной тренировке он незаметно подошел к группе мальчишек.

— Ага, его жена и миссис Дюбуа, они обе ведьмы! — говорил один из мальчишек.

— Врешь!

— Чтоб мне сдохнуть! Гляньте на него, они ж его в оборотня превратили. А миссис Дюбуа нашла пацана в туалете — это как? Говорю вам, в нашей школе такое творится — почище чем в ужастике!

— Заткнись, — прошипел другой мальчишка: тренер О'Коннор стоял прямо у них за спиной.

Тем же вечером Генри припер Мару к стенке. Прошло всего несколько дней после похищения Джил, и поначалу Мара принялась было все отрицать — завела старую песню про салонную игру типа столоверчения, но оборвала себя на полуслове.

— Прости, Генри. Это правда, это из-за нас такое с тобой приключилось.

И все рассказала.

Верно говорят, думала Мара, признание облегчает душу. Как только она выложила все, ей здорово полегчало. И Генри отреагировал совсем не так, как она боялась. Нисколько даже не рассердился и не обиделся. Вроде как он и не против жены-колдуньи.

— Превратишь моих хулиганов в лягушек! — захохотал он.

Эх, не выйдет. Мара вздохнула. Члены Клуба начали изучать магию с Гретой, но очень скоро струсили, пошли на попятный. Даже Линдси. До них до всех дошло, что можно добиваться от жизни того, чего хочешь, и без свечей, заклинаний и трав.

Но главное — никому не хотелось снова напортачить ненароком.

Как ни прельщала Мару идея заклинаний, она решила, что без желаний такого рода будет лучше. По сути, понять, чего ты хочешь, — уже полдела, а с этим не поможет даже колдовство.

И Мара спросила у Генри — что тот скажет, если она начнет брать уроки пения, а там, глядишь, найдет работу где-нибудь в музыкальном салоне?

— В каком-нибудь милом местечке, — добавила она.

— А я все думал, не захочешь ли ты в один прекрасный день снова запеть. Если честно, надеялся. Мне всегда казалось, что это я у тебя отнял пение.

— Ничего ты у меня не отнял. Ты мне все дал.

Только произнесла — и поняла, насколько это верно.

…Мара ткнула на полку очередную медицинскую карту:

— Ой, черт!

На сгибе пальца выступила кровь — бумагой порезалась. Мара сунула палец в рот.

Пропади оно все пропадом! И пропади пропадом эта работа. Да ей вообще работа не нужна. Мальчики в колледже, могут подрабатывать. В конце концов, можно брать ссуды. Семье не нужно, чтоб она торчала в этом кабинете. Чего у них с Генри нет, без чего нельзя жить? Все есть! Жизнь так коротка. И никто не знает, сколько осталось. Достаточно вспомнить, что чуть не случилось с Джил. И вдруг Мару осенило.