— А может, тебе суждено помочь Эйприл?

Ее глаза сузились, как у кошки.

— Может, и так. — Клаудия подтолкнула очки к переносице и склонила голову, словно серьезно задумалась над словами Дэна. — А что? Может, Эйприл и впрямь нужна моя помощь. Малышу — уж точно нужна. Короче, не знаю, кому и что я должна, главное — поддержи меня, пойди навстречу. Просто потерпи чуть-чуть, а там посмотрим, чем все закончится. Ладно?

Дэн со вздохом сложил на груди руки и уткнулся взглядом в блюдечко с соевым соусом, где плавали зеленые хлопья васаби. Идти ей навстречу, когда дело касается покупки квартиры или груды книг по колдовству, — это одно. И совсем другое, когда речь идет о том, что грозит изменить, поломать сам образ их жизни.

Да он еще ни разу в жизни ребенка в руках не держал. Его по сей день мучают сомнения, нужен ли ему собственный ребенок, так что уж говорить о чужом. Дэн думал о финансовом положении их семьи, представлявшемся ему едва ли не критическим. О том, как бы поскорее открыть свою фирму. О грязных подгузниках и вечных игрушках под ногами. О том, что никуда не выскочишь просто так, без подготовки, даже в такое жалкое местечко поесть суши. Там посмотрим, чем все закончится. Этим все и закончится.

Дэн думал о депрессии, которая по временам накатывает на Клаудию и вместе с ней засасывает его самого в темный, полный тоски и безысходности колодец. Вспомнил, как она молчала только что, когда они повздорили; как молчала двадцать минут кряду прошлой осенью, когда у нее сорвали сумку. С этой тишиной ему теперь придется жить — сколько? Неделю? Месяц? Дольше?

А велики ли шансы, что все это вообще чем-то закончится? Практически никаких. Никто не отдаст ей ребенка только потому, что она его нашла. Проще ей не возражать, избавить себя от молчаливой враждебности, которая может продлиться неопределенно долго.

Клаудия возилась с очередным кусочком имбиря — подцепляла и роняла, подцепляла и снова роняла.

Дэн накрыл ее руку своей. Сжал, сначала легонько, потом крепче, пока она не отложила палочки на деревянную подставку. Одна скатилась с подставки на стол.

И только тогда он сказал:

— Ладно.

Толпа в детском Мемориальном госпитале рассеялась, и в этот полуночный час в зале ожидания остались только Гейл с Джоном.

Джон сидел молча и ждал. После двенадцати лет совместной жизни и десяти лет в браке он прекрасно знал, что рыдающую Гейл лучше не трогать. Пусть выплачется без помех.

Его рука лежала на спинке стула Гейл, и, когда рыдания начали понемногу утихать, он накрыл своей лапищей ее плечо. В другой руке он держал бумажные платки. Как только она подняла голову, протянул всю упаковку. Гейл вытерла глаза и щеки, высморкалась.

— С ним все будет в порядке, ты поняла? — сказал он, будто не надеялся, что жена расслышала слова доктора.

Гейл мелко закивала.

— Поняла. Поняла. — Всхлипнув, она сокрушенно покачала головой: — Просто… мне… кажется, что я… не должна была…

— Чего не должна была?

Гейл снова ударилась в слезы.

— Гейл, что с тобой?.. Ведешь себя так, будто это ты во всем виновата.

Заплаканные глаза Гейл потемнели от страха.

— Гейл, ради бога! Как ты можешь быть в ответе за пожар? — Запнувшись, Джон попытался улыбнуться: — Надеюсь, ты не тайный поджигатель?

Гейл не ответила на его улыбку. С силой выдохнула:

— Наш Клуб… Думаю, это из-за него.

— Клуб книголюбов тайком занимается поджогами?

— Нет! — Она мотнула головой, и на этот раз по ее лицу промелькнула легкая улыбка. — Джон, я должна тебе кое-что рассказать.

Пока она сквозь слезы объясняла Джону, какой оборот приняли события в Клубе, в зале ожидания появилась женщина со свертком на одной руке и пакетом в другой. Рядом топал малыш.

Они уселись в противоположном углу, подальше от ненормальной леди, которая ревела в голос. Мальчику было года два, он почему-то не спал в столь поздний час и все дергал за оборку розового одеяльца, в котором спала, надо думать, его младшая сестренка.

— Agua, mami. Agua.

Мальчик тянул мать за руку к питьевому фонтанчику. Мать быстро шепнула ему что-то по-испански, и маленькое личико горестно сморщилось.

— То есть ты считаешь, что захотела больше свободного времени… — Джон оторвал взгляд от мальчика и снова перевел на Гейл. — Потом загадала… э-э… желание, и поэтому школа загорелась? — Он скорчил физиономию: чушь собачья. — Я, конечно, не спец, но всякие там экстрасенсы, предсказатели — сплошное надувательство. А эти ваши желания, колдовство то есть… как-то притянуто за уши. Ну захотелось тебе больше свободного времени — а при чем тут пожар?! Между прочим, от сгоревшей школы эффект как раз противополо…

И тут до него дошло. Если бы мальчики погибли…

По щекам Гейл опять струились слезы. Она закрыла лицо руками и взвыла. Джон гладил ее по спине. Он бы сказал Гейл, что она чокнутая, а их бабье колдовство — бред, да и только. Но она рыдала так безутешно. За всю их жизнь он ни разу не видел ее в таком состоянии.

Джон плюнул на все правила, придвинулся ближе и рискнул заговорить с рыдающей женой.

— Гейл! Гейл… — Он решил держаться до конца, хоть Гейл и не поднимала головы. Перестал поглаживать ее по спине, обеими руками взял за плечи. — Лучшей матери, чем ты, я не встречал. Что бы ты ни вбила себе в голову… я просто не верю, что от тебя могло исходить что-то плохое. Да ты скорее сама бы померла, чем позволила хоть волоску упасть с головы наших ребят.

Он все держал ее за плечи. Не сразу, ох не сразу Гейл припала к нему, и он обнял ее. Гейл затихла, головой у него на груди.

В конце коридора заснул в своей палате Эндрю. Спасаясь от огня, он скатился с лестницы и сломал лодыжку. Вслед за ним попадали и другие дети, образовалась куча-мала, но никто не пострадал так сильно, как Эндрю, все выскочили на улицу. А Эндрю наглотался дыма.

Пожарный нашел его без сознания на лестничной площадке. И хотя мальчик довольно быстро очнулся, когда ему дали кислород, должно было пройти какое-то время, чтобы врачи могли определить, насколько пострадали его легкие. У него взяли кровь на анализ, сделали рентген. Первые результаты неплохие, но требовалась еще бронхоскопия. Исследование только что закончилось, результат будет только завтра. После процедуры Эндрю задремал, и тогда полились слезы, которые до сих пор Гейл сдерживала.

— Пойдем глянем на него — спит или нет, — предложил Джон. — Уже минут двадцать прошло.

Гейл посмотрела на часы, кивнула, ткнувшись ему в плечо.

— Если хочешь, я по-быстрому сгоняю домой, прослежу, как там Эллен управляется. Захвачу для тебя зубную щетку, что-то из одежды. — Джон погладил ее по волосам. Гейл не отозвалась, но и не возражала. — Обернусь меньше чем за час. Если, конечно, я не нужен тебе здесь.

Гейл помотала головой:

— Нет. Это ты хорошо придумал. Проверь, как они там. У них тоже был нелегкий день.

— Договорились. — Джон приобнял ее и встал. — Но сначала провожу тебя в палату. Подумай, может, тебе еще что нужно из…

— Анжелика Перес? — Уткнувшись в свой блокнот, в зал ожидания вошла медсестра.

— …еще что нужно из дома? — докончил Джон, но Гейл, не слушая, поднялась на ноги.

Сестра в упор смотрела на женщину в другом углу.

— Анжелика Перес! — повторила она громче.

Молодая мать уже собиралась, но не слишком проворно. Она подхватила младенца, сумку с подгузниками и позвала сына. Вместе они двинулись к дверям, но, проходя мимо питьевого фонтанчика, малыш вцепился в него и разревелся.

— Portate bien, vamanos a la doctor. Date prisa![15] — строго прошептала мать, а сын никак не желал расставаться с фонтанчиком. Женщина виновато улыбнулась медсестре, та бледно и нетерпеливо улыбнулась в ответ. Мать подталкивала сынишку, но руки у нее были заняты, а тот обхватил фонтанчик обеими ручонками и не выпускал.