Лафайет прильнул к стене, дрожа от порывов ледяного ветра. Руки у него закоченели и стали, как крючья, хотя вовсе не такие надежные. Пальцы на ногах были как замороженные креветки. В любой момент веревка могла выскользнуть у него из рук, и он полетел бы вниз, в глубокую темную пропасть. Он прижался подбородком к холодному камню, вслушиваясь в монотонный голос за окном, читающий обряд свадебной церемонии.

— И почему все должно было так кончиться? — пробормотал он. — Почему я вообще оказался замешанным в эту историю? Почему Пратвик не помог мне, а задал эту идиотскую загадку — эти бессмысленные стишки, которые не рифмуются! От Бронкса миллионы едят до Майами — ключ к этой загадке, конечно… конечно…

Из зала внезапно донеслись новые крики.

— Беверли, скажи ему нет! Даже если он пообещает перерезать мне глотку, если ты откажешь ему!

Крик Лоренцо был прерван звучным ударом, за которым последовал звук падающего тела.

— Он всего лишь оглушен, дорогая, — приятным голосом сказал Горубль. — Эй, вы, продолжайте!

— Б-берете ли вы… леди Андрагору… а… этого принца в…

— Нет, — простонал Лафайет. — Это слишком ужасно. Этого не может быть! Абсолютная, полная неудача, а ведь мне всегда так везло — когда, например, я обнаружил дверь в скале, или это сумасшедший костюм монаха и… и…

Он замер, пытаясь ухватиться за кончик мысли, возникшей у него в голове.

— Думай, — приказал он сам себе. — Почему я считаю, что это мне везет? Ведь это же фантастика. Такое случается только в том случае, если ты управляешь вероятностями. Итак, можно сделать вывод, что на самом деле это было не везение, а управление космическими энергиями. И у меня все получалось несколько раз. Но много раз у меня ничего не получалось. В чем разница? Что общего было в тех случаях, когда у меня получалось, и чего мне не хватало, когда ничего не получалось?

— Нюхательную соль! — ревел Горубль внутри зала. — Бедная девочка потеряла сознание, вне всякого сомнения, от неожиданности свалившегося на нее счастья!

— Ничего, — простонал Лафайет. — Ничего не приходит в голову. Все, о чем я могу думать, это о бедной Дафне и Свайхильде, ласковом ребенке, даже если от нее иногда и попахивает чесноком…

Чеснок…

— Чеснок всегда ассоциировался с волшебством и заклинаниями, — забормотал Лафайет, хватаясь за соломинку. — А заклинания — это обычные непрофессиональные попытки управлять космическими силами! Может быть, это был чеснок? А может быть, это сама Свайхильда… но "Свайхильда" не рифмуется с "Майами". Правда, "чеснок" тоже не рифмуется. К тому же от нее только пахло чесноком, потому что она все время делала сэндвичи из колбаски салями…

— САЛЯМИ! — взревел Лафайет. — Ну, конечно! От Брункса миллионы едят до Майами — ключ к этой загадке, конечно, салями!

Он поперхнулся, чуть было не выпустил веревку из рук, но вовремя удержался, уцепившись за нее что было сил.

— Салями было подо мной, когда я придумал нож, и мы его ели, когда речь зашла о костюме для переодевания, и оно было в моем кармане на стене замка! Значит, все, что мне надо было сделать, это…

О'Лири почувствовал, как холодная рука сжала его сердце.

— Мой карман! Оно было в кармане моей куртки — а я оставил ее наверху, чтобы не перерезало веревку!

— Ну, хорошо, — ответил он. — Это значит, что тебе придется взобраться наверх, вот и все.

— Взобраться наверх? Мои руки, как лед, сам я слаб, как котенок, весь замерз и, кроме того, это займет слишком много времени…

— Поднимайся.

— Я… я попытаюсь.

С огромным усилием О'Лири оторвал одну руку и переместил ее выше по веревке. Теперь он уже оторвался от стены и болтался в воздухе. Его руки, осознал он, были как тесто, а тело почему-то — свинцовым.

— Это бессмысленно…

— Попытайся!

Каким-то образом он взобрался еще на один фут. Потом умудрился преодолеть еще шесть дюймов. Потом повис, отдыхая, и преодолел еще дюйм. Ветер качнул веревку и ударил его о стену. Он поглядел наверх: что-то темное лежало на парапете, хлопая тканью по ветру.

— Это слишком далеко, — с трудом выдохнул он. — И в любом случае…

Со страхом и восхищением смотрел он, как куртка постепенно высвобождалась из-под веревки, под которую была подложена. Полы ее свесились с парапета. Ветер накинулся на нее, подпихнул ближе к краю. Какое-то мгновение она висела там, новый порыв ветра шевельнул ее…

Она начала падать, прощально размахивая пустыми рукавами, по направлению к нему. Развеваемая ветром, она стала удаляться от здания.

В диком прыжке Лафайет кинулся в пустое пространство. Его вытянутые руки нащупали куртку, прижали к себе. Яростный ветер со свистом проносился мимо него. О'Лири с трудом нащупал карман, и его пальцы сомкнулись на жирном пакетике с салями, который положила туда Свайхильда.

— Чудо! Любое чудо! Но только поскорее…

Страшный удар обрушился на О'Лири, из полной темноты он влетел в темноту, освещенную огнями, заполненную грохотом и визгом. Затем полная темнота окутала его, как могила.

— Это просто чудо, — говорил голос из другой жизни, которая, казалось, была много веков тому назад. — Насколько я понимаю, он упал с крыши, ударился о карниз и влетел в окно, свалившись прямо на его высочество, который как раз подбежал, чтобы узнать, что за любопытные звуки слышатся снаружи.

— Разойдитесь, а то ему нечем дышать! — рявкнул другой голос.

Лафайет понял, что глаза у него открыты и что он смотрит на нахмуренное лицо Лоренцо, немного разодранное, но такое же свирепое, как и раньше.

— По крайней мере, ты мог посвятить меня в свои планы, — сказал другой О'Лири. — А то я уже начал было волноваться, как раз перед твоим прибытием.

— Вы… вы просто восхитительны, сэр, — проворковал нежный голос.

С усилием, будто ворочал булыжники, Лафайет переместил свой взгляд и увидел улыбающееся лицо Дафны — леди Андрагоры, поправил он себя, чувствуя накатывающуюся тоску по дому.

— Вы… действительно меня не знаете? — еле выдавил из себя О'Лири.

— Вы замечательный человек, похожий на того, кого я знаю, — мягко ответила леди. — Это ведь вас я видела у своей кареты, когда ехала через лес. Но должна честно сознаться вам, сэр, мы незнакомы. И тем более я у вас в долгу.

— Как и я, — проговорил другой голос.

Рядом с леди Андрагорой стоял мужчина, обняв ее рукой за нежную талию. У него была коротко подстриженная борода и завивающиеся усы, на голове — широкополая шляпа.

— Я думал, что до судного дня пробуду в темнице, пока не появились вы и не спасли меня, — он изучал лицо Лафайета, хмурясь. — Хотя я и не вижу того сходства, о котором говорит моя невеста.

— Все верно, Лафайет, — заговорил Лоренцо. — Этот тип взял верх. Он принадлежит Меланжу, насколько я понимаю. Раньше он был герцогом, прежде чем Крупкин заменил его на Родольфо. Сейчас он опять у власти, а Крупкин в темнице. А эта леди вовсе не Беверли, — так что мы здесь ни при чем, насколько я понимаю.

— Свайхильда, — пробормотал Лафайет и умудрился привстать и принять сидячее положение. — С ней все в порядке?

— Тут я, и ничего лучше не придумаешь, а все ты, Лэйф! — вскричала бывшая кухарка, отпихивая локтем доктора в сторону. — Ну и ну, милый, да ты ужасно выглядишь, — она улыбнулась ему, сверкая своим придворным платьем.

— Я просто хотел поговорить с ней! — кричал мужской голос где-то сзади.

Растрепанный человек в обтягивающем шелковом костюме прорвался в круг, бросил на Лафайета горячий взгляд и остановился перед леди Андрагорой.

— Что все это значит, Эронна? Что это за волосатый Дон Жуан, ухватившийся за твой зад? И где ты достала все это платье? Что это за место? Что тут происходит?

— Э-э-э, не надо так спешить, приятель, — сказал Лоренцо, беря незнакомца за локоть. — Придется, правда, кое-что тебе объяснить, но все мы попали тут в одну и ту же историю…

— Пропади ты пропадом, кто просил тебя вмешиваться? — новоприбывший рванул свой рукав и освободился. — Ну, Эронна, — обратился он к леди Андрагоре. — Ты ведешь себя так, словно никогда не видела меня раньше! Это ведь я, Лотарио О'Лири, твой суженый. Неужели ты забыла?