— Ну, конечно! — воскликнул он, выплевывая изо рта кусочек ногтя, который только что старательно отгрыз. — Именно Ланцелот! Ты умен, изобретателен и у тебя есть голова на плечах. Ты пьешь? — внезапно спросил он вызывающим тоном.

— Как я могу пить, когда бутылка пуста?

— Великолепно! Никогда нельзя доверять человеку, который не умеет пить. Кстати, бутылка пуста.

Родольфо поднялся и неуверенно пошел через комнату, открыл шкафчик, вытащил новую бутылку и по синусоиде вернулся обратно в кресло.

— Вот я и говорю: отправляйся к этой особе, Ланцелот, излей ей свое сердце, объясни, что высшая обязанность женщины — это заботиться и ухаживать за ее лордом и повелителем и что в то время как ты сам можешь предложить ей лишь жалкое существование рабыни, она может утешиться тем, что жизнь не вечна.

— Это очень убедительный подход, — сказал Лафайет, выдергивая пробку из бутылки. — Но мне почему-то казалось, что это ты хочешь заполучить эту женщину, — он нахмурился, пытаясь сфокусировать глаза. — Или я что-то напутал?

— Клянусь богом, Ланцелот, ты прав. Это ведь я ее хочу, — герцог бросил враждебный взгляд. — Должен сказать, что это очень смело с твоей стороны — пытаться встать между нами. Она без ума от меня, но она очень стеснительна, и я думаю послать за ней свое доверенное лицо, чтобы он притащил ее ко мне, ласковую и воркующую. Я хочу сказать, визжащую и царапающуюся.

— Великолепная мысль, — согласился Лафайет, выливая виски между двумя стаканами. — А кого ты имеешь в виду?

— Гмм… может, послать Стонруба?

— Ни в коем случае. Он совсем не дипломат, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Ланцелот! Я придумал! Почему бы тебе не отправиться за ней?

— Ни в коем случае, Руди, — сказал Лафайет. — Знаю я тебя, ты хочешь отвлечь меня от того, чего я на самом деле хочу добиться.

— А чего ты хочешь добиться?

— Чтобы ты послал меня за леди Андрагорой.

— Об этом не может быть и речи! Твоя наглость заходит слишком далеко.

Родольфо схватился за бутылку и плеснул виски по стаканам.

— Как насчет компромисса? — сказал Лафайет, хитро глядя на герцога.

— Что ты имеешь в виду?

— Я доставлю леди твое письмо, а за это ты назначишь меня своим послом. Или наоборот?

— По-моему, это будет справедливо. Ну, так вот: когда ты ее догонишь, скажи о моем глубоком увлечении, объясни подробно все мои великолепные качества, короче говоря, объясни ей все выгоды того положения, которое она займет, и скажи, что ей очень повезло.

— Еще что-нибудь?

— Категорически нет!

Родольфо сурово посмотрел чуть левее уха Лафайета.

— Дальше я сам буду за ней ухаживать.

— Ну хорошо, Руди, я принимаю твое поручение. Ты правильно сделал, что обратился с этим ко мне…

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, — прочувственно всхлипнул герцог. Он поднялся с кресла и протянул О'Лири массивное кольцо. — Эта печатка обеспечит тебе помощь моих слуг, — он протянул руку. — Я никогда этого тебе не забуду, старина. Ты подал мне надежду.

— Перестань, Руди. А теперь иди. А то я устал. А завтра у меня большой день.

— А что такое завтра?

— Вторник.

— Ну конечно. И если мы заговорили о завтра, то у меня для тебя есть небольшой сюрприз. Только не говори никому, но кое-кто сказал мне, что завтра у меня будет одна леди.

— Руди! Ах, счастливчик! Поздравляю!

— Только никому не болтай об этом. Говорят, это к несчастью. Ну, ладно, мне действительно надо идти. Приятного тебе вечера и все такое.

— Куда же ты, не торопись! Мы еще не кончили. Лафайет поднял вверх наполовину опустошенную бутылку и заморгал, глядя на нее.

— Даже еще и не начали, — сказал он.

— Я никогда не пью, — твердо сказал герцог. — Говорят, это губит мозг. Спокойной ночи, Ланцелот.

Некоторое время после его ухода Лафайет стоял, качаясь, посреди комнаты, которая, казалось, почему-то стала быстро вращаться вокруг него. Потом он пробрался к ванной, сунул голову под струю холодной воды и яростно растер ее. В платяном шкафу герцога он выбрал себе теплый красивый плащ для верховой езды. Потом взял дюжину сигар из герцогской коробки, засунул пару перчаток в карман и вышел в коридор.

Главный конюх, протирая руками глаза, проснулся, когда О'Лири потребовал себе лучшую лошадь; пять минут спустя, чуть покачиваясь в седле, О'Лири показал кольцо у ворот. Стражники заворчали, но ворота открыли. По темной улице он проскакал до гавани и с помощью кольца реквизировал королевскую баржу, не обращая внимания на сонные возражения хозяина. Часом позже, как следует промерзнув, он ступил на западный берег озера. Узкая ухабистая дорога вела с берега в лес.

— Скажи, по этой дороге отправился отряд леди Адрагоры? — спросил он у дрожащего лодочника.

— Да, если это можно назвать отрядом. Ну и ночка! — лодочник подул себе на руки. — Помяни мое слово, снег выпадет еще до завтра.

— Прекрасно, — сказал Лафайет своему поднятому воротнику. — Это то, чего мне не хватало, чтобы завершить эту ночку.

Он пришпорил лошадку и поскакал в темноту между деревьями.

Следующие два часа Лафайет скакал по извилистой дороге, которая все время поднималась вверх среди деревьев, мимо огромных валунов и небольших ручейков, текущих в каменистых берегах, поросших мхом. Следы колес были отчетливо видны в пыли, так же, как и копыта лошадей эскорта. В голове у него гудело. Холодный ветер проникал даже под теплый плащ. И, насколько он понимал, прогресса в его делах не наблюдалось.

— Все это — погоня неизвестно зачем, — пробормотал он про себя. — С самого начала я не делал ничего, кроме глупостей. В первую очередь, не настоял, чтобы этот Пратвик соединил меня со своим начальством. Но я был так ошарашен, что не понимал, где нахожусь. И до сих пор, между прочим, не понимаю. Меланж? Кто слышал о каком-то Меланже? И порт Миазма — ну и дыра!..

И, конечно, он все только испортил, связавшись со Свайхильдой. Странно, что она так похожа на Адоранну. Бедная девочка, ей жилось так несладко и до того, как он свалился на ее голову. А он был здесь всего 12 часов и уже успел разрушить семью. А потом еще был настолько идиотом, что попался в лапы полиции, и уже невероятной глупостью было кинуться в этом дурацком обличье к коляске Дафны, то есть леди Андрагоры. Ему следовало бы понять, что она не может знать его, никто в этом сумасшедшем месте не был тем, кем должен быть. А затем эта дурацкая попойка с герцогом…

— С какой стати я проторчал полночи, пытаясь перепить Родольфо, в то время как леди Андрагора уезжала все дальше и дальше? — простонал он. — Да и вообще, зачем я здесь? Если я ее догоню, то, возможно, меня встретят теми самыми кнутами, о которых упоминал Руди, и это будет вся награда за мои мучения. Но что еще мне остается делать? Если она не Дафна, то ее двойник. Не могу же я допустить, чтоб она попала в лапы к этому мошеннику Лоренцо Долговязому. Или его зовут Лоренцо Счастливчик?

Он приподнялся в седле. От холода у него застыли пальцы на руках и ногах и мочки ушей. Нагонял ли он или, наоборот, отставал все больше? Следы выглядели не свежее, чем в начале его пути.

Он хлестнул поводья, переводя лошадь на бег рысцой. Животное помчалось по дороге, выпуская пар из ноздрей, а Лафайет низко пригнулся к шее лошади, уклоняясь от сосновых ветвей, которые задевали его за спину. Он повернулся за поворот дороги и увидел впервые нечто темное и большое. Он резко потянул поводья.

— Ого, — сказал он, чувствуя, что у него пересохло во рту.

— Кажется, тут поработали разбойники…

Это была розовая коляска леди Андрагоры, безмолвно стоявшая посреди дороги. Сорванная с петель дверца раскачивалась при ледяных порывах ветра. Лафайет спрыгнул с коня, сморщиваясь от боли в голове, подошел к коляске и заглянул внутрь, в бархатный розовый интерьер. Кружевной розовый платочек лежал на розовом ковре. Он поднял и понюхал его.