Он вышел на балкон. Марк IV исчез с того места у стены, где он оставил его. Лафайет застонал.
— Почему только я его не спрятал? Так нет, все эти штучки Пинчкрафта сделали меня настолько самоуверенным, что я решил, что вернусь с Дафной максимум за десять минут, и мы улетим восвояси. А теперь я застрял здесь — даже если я найду ее, то не на чем будет улететь отсюда!
Лафайет вышел из комнаты, закрыл за собой дверь. Стражник только начал приходить в себя и что-то бормотать себе под нос. Лафайет перешагнул через него, невольно прислушиваясь к невнятным словам:
— …не виноват я, начальник, как же это можно удрать из комнаты на вершине башни, если не прыгнуть вниз? А во дворе, внизу, никаких останков нет, так что я считаю, что этой леди тут вовсе не было…
— А? — сказал О'Лири. — Между прочим, это ловко подмечено. Действительно, как ей удалось скрыться отсюда? Разве что на Марке IV. Но ведь это невозможно. Для любого человека, кроме меня, это самый обыкновенный ковер.
— Эй, — стражник уселся на полу, щупая шишку на своей голове. — Нет, все-таки мне надо бросить пить хоть на некоторое время. Сначала я падаю в обморок, а потом мне слышатся какие-то голоса…
— Ерунда, — отрезал О'Лири. — Ничего тебе не слышится.
— Ух, ну, слава богу, а то я уж начал сомневаться, — стражник осторожно, по стенке, поднимался на ноги. — Даже забеспокоился немного.
— Теперь я уже ничего не могу сделать для леди Андрагоры, — сказал Лафайет уже про себя. — Но… господи всемогущий, я же совсем забыл о Свайхильде, бедная девочка, мается там одна в темноте…
Он поспешил вниз по ступенькам к камере.
Коридор был темен, извилист и уходил вниз, следуя скале, в которой он был высечен. Лафайет шел мимо запертых на тяжелые засовы дверей, за которыми пленники в лохмотьях и растущих бородах безнадежно лежали на соломенных матрацах. Слабый свет исходил из пятнадцативаттных лампочек, ничем не закрытых, расположенных вдоль всего пути. Двери в последнем, самом глубоком отделении этой тюрьмы были монолитны, заперты на несколько засовов, со старыми ржавыми замками.
— Значит, так… вот это крыло замка… это, должно быть, где-то близко… примерно вот здесь…
Он встал приблизительно на то самое место, на котором впервые появился из камеры, где сидел вместе с Лоренцо. Внимательно изучая стену, чтобы сориентироваться получше — ему ничуть не хотелось повиснуть где-нибудь в воздухе или опять очутиться во дворе, — он услышал крадущиеся шаги, приближающиеся сверху, из-за поворота, который он сам только что прошел. В ту же секунду он включил плоскоход, сделал несколько шагов в полную темноту, вновь вернулся в нормальное измерение.
— Свайхильда! — позвал он. — Свайхильда!
Позади него раздался мягкий звон и шуршание одежды. Появилась полоска света, постепенно расширяющаяся. Мужская фигура в помятой шляпе со сломанным плюмажем вычерчивалась на фоне открытой двери. В руке фигура держала связку ключей.
— Лафайет! — прошипел раздраженный голос. — Ты здесь?
— Лоренцо! — сказал Лафайет. — Что ты здесь делаешь? Я думал…
— Значит, ты все-таки вернулся, — с облегчением проговорил Лоренцо. — И я бы сказал, что вовремя! Я уже третий раз проверяю эту дыру! Пойдем! Не может же нам вечно везти!
— Но я ведь оставил тебя запертым! Как тебе удалось выбраться?
— Ну, когда я обнаружил, что ты ушел и даже не попрощался, я понял, что оттуда должен быть какой-то выход. И вот я стал искать, пока не обнаружил потайную дверцу в потолке. С тех пор я только и делал, что спасался от опасностей в самую последнюю минуту. Но все же, я думаю, ты был прав, когда говорил, что надо действовать, как будто все здесь всамделишное. По крайней мере, мне куда больше нравится играть в кошки-мышки со стражниками по всему дворцу, чем просто спать с мышами в той камере. А сейчас пойдем…
— Не могу без леди. А она исчезла…
— Она со мной. Сидит за окном на твоем Марке IV. Приятная это штучка, должен тебе сказать. Хорошо, что это сон, никогда бы не поверил тебе, когда ты мне его описывал. Ну, а теперь пойдем!
— Прекрасно, — проворчал Лафайет. — Подразумевалось, что он настроен лишь на мою личную длину волны…
— Только иди потише. Стражники играют в карты на верхней площадке лестницы.
— Подожди-ка минутку! — настойчиво сказал Лафайет. — Мне тут надо закончить одно маленькое дельце…
— Ты в своем уме? Я всем рискую из-за ничтожного шанса, что ты вернешься за мной в камеру, я не могу взять твой Марк IV и оставить тебя здесь влипшим, а ты болтаешь о каком-то дельце!
Он швырнул ключи на пол.
— Делай как знаешь, а я пошел!
Лафайет поймал ключи, не дав им упасть. К тому времени как он кинулся за Лоренцо, тот уже исчез за ближайшим поворотом.
— Жди меня на ковре! — прошипел вслед Лафайет.
Он торопливо обследовал двери, выбрал одну, стал пробовать ключи. Дверь открылась. Из темноты раздалось рычание, очень похожее на рык гризли. Лафайет поспешно закрыл дверь за мгновение до того, как в нее ударилось чье-то тяжелое тело.
Он попытал счастья со следующей дверью, приоткрыл ее чуть-чуть.
— Свайхильда! — позвал он.
На этот раз он был вознагражден удивленным восклицанием и радостным криком. Послышалось шуршание, слабый запах чеснока, и теплое тело прижалось к О'Лири.
— Лэйф! А я уж совсем подумала, что ты ушел без меня. Мускулистые руки с удивительно мягкой кожей обвили его шею. Подвижные губы быстро нашли его рот.
— М-мм, — попытался пробормотать О'Лири, потом обнаружил, что ощущение от поцелуя Свайхильды было совсем даже не неприятным — "и, кроме того, чувства бедной девушки были бы просто оскорблены, если бы я отклонил дружескую благодарность", — напомнил он сам себе.
И следующие 30 секунд его внимание было поглощено этим важным делом.
— Ну, Лэйф, сейчас не до этого, — сказала Свайхильда, отрывая губы, чтобы перевести дыхание. — Давай-ка сначала сматываться отсюда поскорее, а то эта камера слишком напоминает мне мой дом. На, держи свой завтрак. Он натер мне всю грудь.
Лафайет сунул промасленный пакет в боковой карман, взял ее за руку и повел на цыпочках по ведущему наверх коридору.
Внезапно впереди раздались взволнованные резкие голоса: грубый окрик стражника, выкрик, похожий на голос Лоренцо, женский визг.
— Скорее!
Лафайет побежал вперед.
Звуки борьбы, тяжелого дыхания, ударов слышались все сильнее.
Он завернул за последний поворот и увидел двух высоких стражников, боровшихся с его бывшим товарищем по камере, в то время как третий надежно держал леди Андрагору рукой за талию.
В ту самую минуту один из солдат подставил Лоренцо ножку и швырнул его на пол лицом вниз, поставив на спину ногу, чтобы не дать подняться.
Солдат, державший девушку, увидел О'Лири, поперхнулся, открыл рот…
Лафайет запахнулся в плащ, сделал два быстрых шага вперед, нанес сильнейший удар в солнечное сплетение солдату, от всего сердца ударил носком сапога по бедру второго. Увернувшись от обоих стражников, нелепо размахивавших руками в воздухе, он подскочил к тому, который держал леди Андрагору за нежную талию, ударил его костяшками пальцев в левую почку и, когда стражник взвыл от боли, схватил девушку за руку.
— Не бойся! Я на твоей стороне! — прошипел он ей в ухо и быстро потащил между двумя кричащими и ругающимися солдатами.
Один из них пытался схватить его и получил сильный удар в челюсть, после которого отлетел к стенке. Глаза у него стали остекленевшими. Появилась Свайхильда и широко открытыми глазами уставилась мимо О'Лири на что-то позади него.
— Лэйф! — выдохнула она. — Откуда ты взял эту шляпу?
— Быстро! Посади леди Андрагору на ковер на следующей лестничной площадке внизу! — рявкнул Лафайет и рванул девушку вперед.
— О, Лэйф, я и не знала, что ты чревовещатель, — восхищенно произнесла Свайхильда, в то время как он повернулся к Лоренцо, уже поднявшемуся на четвереньки, с подбитым глазом, окровавленным носом и окончательно помятой шляпой с остатками плюмажа.