«Большое количество ремесленников, занимавшихся сапожным делом, характерно для разных районов города. При раскопках найдено уже несколько сот тысяч кусков кожаной обуви. С этим можно сопоставить тот факт, что лапти найдены только один раз, хотя лыко в Новгороде сохраняется хорошо и встречается часто. Очевидно, все новгородцы носили кожаную обувь. Здесь не было лапотников, а русские летописи называют лапотниками бедняков. Противоположение людей, обутых в лыко, и людей, одетых в кожу, сохранило свое значение в России до XX века. Обычной обувью новгородцев в X–XIII веках были туфли (поршни), в XIV–XV веках — сапоги. Из других кожаных изделий сравнительно часто встречаются мячи. Новгородцы, оказывается, любили играть в мяч»^{221}.

Вот так! В Российской империи, созданной Москвой, до XX века значительная часть населения ходила в лаптях, а новгородцы уже с X века носили кожаную обувь. Единичные экземпляры лаптей, которые находят в Новгороде археологи, его жители, наверное, хранили в своих домах в качестве сувениров из Москвы.

Даже после падения Новгородской республики «как торговый и ремесленный центр Новгород на рубеже XV–XVI веков, по-видимому, не только не уступал Москве, но во многих отношениях превосходил ее. Показателем развития ремесла явилось наличие там в XVI веке более 200 ремесленных специализаций»^{222}.

Экономический потенциал Новгорода был более мощным, чем хозяйство Москвы. Лучше всего об этом свидетельствует состояние их денежных систем. Когда Иван III захватил Новгород, Москва пережила финансовое потрясение. Почему? «Новгородская деньга содержала вдвое больше серебра, чем московская, и, хотя Москва подчинила Новгород, денежная система покоренного города взяла верх над московской. Московская семибоярщина, стремясь ввести в государстве единое денежное обращение, обратилась к полновесной „новгородке“, потеснившей на рынке страны денежные единицы Москвы, Твери и других земель и княжеств»^{223}.

За несколько столетий постоянных контактов с западноевропейцами у новгородцев выработался стойкий духовный иммунитет ко всему чужеземному. Великий Новгород постоянно торговал с Западом и постоянно воевал с ним; новгородцы тесно общались с иностранцами, но никоим образом не хотели походить на них.

Заимствуя достижения Запада в хозяйственной, производственной и военной сферах, новгородцы строго блюли от западноевропейского влияния свою веру, культуру, быт и национальные традиции. Они ни в коей мере и ни в каком отношении не испытывали перед западными соседями комплекса неполноценности. Наоборот, новгородцам было свойственно смотреть на Запад свысока и даже пренебрежительно. Это было связано с тем, что с народами Северной и Западной Европы новгородцы тесно общались с тех далеких времен, когда эти народы уступали им по многим параметрам культурного и технического развития.

У москвичей, почти не общавшихся с западноевропейцами, культурно-духовный иммунитет отсутствовал. Как только москвичи вступили в более или менее тесное общение с представителями Запада, так почти сразу заразились и тяжело заболели западноевропейскими поветриями.

По материальным достижениям цивилизации того времени Великий Новгород почти во всем шел в ногу с Западом, а по некоторым позициям даже опережал его. Москва же, длительное время сидевшая взаперти (кстати, в этой во многом осознанной самоизоляции было немало положительного для великорусской нации), в техническом плане отстала от европейцев, а когда прорубила окно в Европу, начала с ненормальным аппетитом и без всякого разбора потреблять не только технические, но и псевдодуховные продукты Запада. При этом в Москве, а затем в Петербурге, не замечали, как эти генетически измененные продукты когда-то христианской европейской цивилизации постепенно приводят к мутации естество русской государственности и нации.

В 1214 году новгородский князь Мстислав Мстиславич Удалой решил оказать помощь внукам великого князя киевского Ростислава, которые боролись с князем Всеволодом Чермным, захватившим Киев. Новгородцы сначала поддержали князя Мстислава, но затем начали колебаться. Конец сомнениям положил посадник Твердислав, который на вече призвал новгородцев следовать примеру предков: «Яко, братие, страдали деди наши и отчи за Русьскую землю, тако, братье, и мы поидимъ по своем князи»^{224}.

Новгородцы помогли дружине князя Мстислава изгнать Всеволода из Киева и посадить на киевский стол законного наследника. Современный историк справедливо подчеркивает: «В данном летописном рассказе важным является не столько сам факт участия новгородцев в южнославянской княжеской усобице, сколько осознание новгородцами своего органического единства с Русской землей. Они решили постоять за нее потому, что так поступали их отцы и деды. Новгородских летописцев волновали южнорусские события даже и тогда, когда они не пересекались с новгородскими»^{225}.

Великий Новгород старался держаться от княжеских усобиц как можно дальше. И если он вмешивался в междоусобные распри Рюриковичей, то не по корыстным мотивам, а, как правило, когда видел, что существует угроза единству Русской земли.

Домонгольская Русь, несмотря на удельное устройство, была целостной страной, населенной единым народом. Утверждение об изолированности удельных княжеств — миф.

Русь в домонгольский период представляла собой федерацию различных княжеств и земель под общим руководством великого князя из рода Рюриковичей. Новгород был одним из самых влиятельных членов этой общерусской федерации. Он признавал главенство великого князя, но при этом всемерно оберегал свое исключительное право свободно избирать князя, а не принимать его сообразно династическим обычаям Рюриковичей.

Для новгородцев единство Руси было немыслимо без правления династии Рюрика. Они принимали на княжение Рюриковичей и этим показывали свою неразрывную связь со всей Русской землей.

До татаро-монгольского нашествия Новгород был очень тесно связан с Киевом. Отсюда, как сообщают летописи, часто приглашались князья на правление в Новгород. При этом два государственных центра Руси выступали как равноправные партнеры. «За лаконичными сообщениями летописцев о поставлении князей Новгороду скрываются, как правило, сложные переговоры, сопровождавшиеся обменом посольствами. Даже наиболее сильные киевские князья не решились бы отправить в Новгород своих ставленников без предварительного согласования их кандидатур с новгородцами. Еще справедливее это по отношению к тем из них, кто не чувствовал себя в Киеве слишком прочно. В тех же случаях, когда инициатива замещения княжеского стола целиком принадлежала новгородцам, посольства в Киев отправляли они»^{226}.

Ни о каком отчуждении или, тем более, отделении Новгорода от всей остальной домонгольской Руси, как это пытаются утверждать некоторые авторы, не может быть и речи. П. П. Толочко, приведя убедительные факты, справедливо утверждает, что Новгород и Киев, «два крупнейших центра, стоявших у истоков древнерусского государства, сохраняли тесные политические и церковные связи и в период его феодальной раздробленности. Характер этих связей свидетельствует о нахождении Киева и Новгорода в рамках единой государственно-политической системы»^{227}.

Реально удельная обособленность проявилась и набрала силу после нашествия монголов, когда Владимирская Русь стала тяготеть к Востоку, а Южная Русь — к Западу.