Хедин приехал в Стокгольм 10 февраля 1931 года и сразу же организовал пресс-конференцию. Он щедрыми мазками набросал картину приключений, пережитых в Китае, и особо подчеркнул, что сейчас только его шведско-китайской экспедиции разрешены изыскания в этой стране. Свен рассказал, что изначальное противодействие китайской стороны сменилось энтузиазмом и полным содействием. Более того, китайцы просили его о продлении работы экспедиции еще на несколько лет. Хедин напомнил о британском коллеге Ауреле Штейне, который получил в Нанкине отказ, и Рое Чапмане Эндрюсе, своем новом американском друге, вынужденном прервать палеонтологические изыскания в Гоби и уехать восвояси. Кстати, Хедин купил его верблюдов.

Самыми яркими красками Свен расписал замечательные научные результаты работы экспедиции. Он говорил о найденных скелетах динозавров, о замечательно сохранившихся в песке окаменевших яйцах, хотя они и пролежали десятки миллионов лет, рассказывал о собранных этнографами экспонатах. Он подробно описал один из них: праздничное платье женщины с севера Монголии, расшитое бирюзой, жемчугами, другими драгоценными камнями. Его приобрели за три тысячи крон, и «это было редкой удачей». Хедин сообщил журналистам, что большая часть этнографической коллекции экспедиции будет привезена в Стокгольм весной. «Это будет замечательная выставка, — добавил он, — а со временем экспонатов станет еще больше». Он рассказал об археологе Фольке Бергмане, который только в течение последнего года нашел более двадцати двух тысяч предметов неолита: топоры, ножи, наконечники, керамику. И тут же заинтриговал журналистов, сказав о некоем открытии Бергмана, которое прославит его имя. Что это было за открытие, он умолчал. Не забыл Хедин упомянуть и о геологических исследованиях Эрика Норина, благодаря которым внесена ясность в строение геологических структур Центральной Азии. Нильс Амбольт, астроном, используя новейшее оборудование, сделал массу ценных астрономических наблюдений. Экспедиция смогла внести большой вклад и в метеорологию. Немец Хауде везде, где мог, устанавливал метеорологические станции и запустил 350 воздушных шаров-зондов, изучая направление воздушных течений. «Некоторые из шаров, — порадовал журналистов Хедин, — поднимались на высоту порядка двадцати километров». Когда шары у Хауде закончились, он, к восторгу и упоению монголов, взялся пускать воздушных змеев.

Хедин несколько раз повторил:

— Едва ли представители какой-либо другой нации обладают сейчас такими возможностями для научной работы в Китае, как мы, шведы. И это далось нам не просто так — мы этого добились.

Он многократно повторил, что продолжать работу экспедиции необходимо, и, разумеется, не забыл сказать о том, что на это потребуется примерно 250 тысяч крон ежегодно.

В следующие два месяца Свен, выступая едва ли не каждый день, прочитал сорок лекций в разных городах страны. И это, конечно, возымело определенный эффект.

В начале апреля пришла телеграмма от Нильса Хёрнера. Он сообщал о том, что проблема озера Лобнор решена. Нильс вместе с Паркером Ченом нашел большое озеро там, где тридцать лет назад Хедин видел лишь высохшее дно. Расположение озера точно соответствовало его месту на старых китайских картах.

В мае у Хедина опять состоялся разговор с премьером Экманом о деньгах для экспедиции.

— Вы деньги получите, только больше не приходите и не просите, — сказал премьер.

В начале октября Хедин огорченно записал в дневнике: «Получил двести пятьдесят тысяч крон. И не больше».

Правительство Швеции трудно было винить в скупости. Великий американский крах 1929 года инициировал глобальную экономическую депрессию. В Швеции с бюджетом в это время было особенно плохо; она вынужденно отказалась от золотого обеспечения национальной денежной единицы; обменный курс кроны упал на 30 процентов.

Восемнадцатого октября Хедин в церкви Бласиехольмен в Стокгольме на собрании сторонников мира произнес речь в память о недавно умершем архиепископе Упсальском Лapce Сёдерблуме. Обычно далекий от модного тогда в Швеции антиамериканского морализирования, тут он заметил:

— В обмен на все то хорошее, что Америка получила от Европы, Америка затопляет нас и весь мир потоком варварства и бескультурья, сенсационно-скандальной литературой, низкопробными фильмами, джазом и другими сомнительными поделками, заражающими воздух, которым мы дышим, уничижающими хороший вкус, знания и мораль, совращающими молодежь отказаться от высоких идеалов и настоящих ценностей, той самой единственной основы, на которой только и может строиться светлое и счастливое будущее.

Это был довольно рискованный поступок — атаковать Соединенные Штаты и, следовательно, возможных спонсоров. Король Густав не преминул указать на это Хедину, когда они встретились через несколько дней:

— Мне не очень нравится то, что ты сказал про Соединенные Штаты, и я могу лишь надеяться, что это не повредит твоим отношениям с Винсентом Бендиксом, — сказал король.

В середине декабря пришла телеграмма из Чикаго:

«Я считаю, что будет очень хорошо, если вы и Монтелль по пути в Китай заедете в Чикаго. Желательно в середине февраля, для консультаций. Винсент Бендинкс».

Ночной поезд из Нью-Йорка остановился в Чикаго в 5 часов 40 минут утра 12 марта 1932 года. Хедин и Монтелль были приглашены остановиться у Винсента Бендикса в Поттер-Палмер-Хаус. На вокзале их встретил шведский консул в Чикаго и тут же огорошил новостью: в Париже застрелился Ивар Крейгер.[40]

Ненасытный молох депрессии требовал приношений. Биржевой обвал и непомерные расходы на экстравагантный образ жизни сожрали изрядную часть капиталов Бендикса, и теперь он был далеко не так богат, как тремя годами раньше, когда давал щедрые обещания Свену.

Перед приездом в Чикаго Хедин две недели провел в Бостоне и Нью-Йорке, где встречался с разными людьми. За это время акции Бендикса упали с 17,5 до 10,5 долларов.

На следующий день после приезда в Чикаго Монтелль начал распаковывать храмовую утварь и предметы интерьера монгольского храма.

Бендикс пригласил кучу гостей и экспертов. Его энтузиазм по поводу храмового проекта рос на глазах, чего нельзя было сказать о желании оплатить 28 тысяч предметов и деталей, привезенных в Чикаго и готовых к монтажу. Но через шесть недель переговоров между Бендиксом и администрацией Всемирной выставки она все же решила взять на себя расходы. Слухи об антиамериканских высказываниях Хедина до Чикаго не дошли, все было тихо.

В начале мая начался монтаж храма. Еще через пять месяцев храмовая крыша была покрыта двадцатью пятью тысячами медных пластин. Их изготовили на собственных заводах Бендикса в Чикаго. Храм расписывали два специально приглашенных из Пекина китайских художника, они пользовались только минеральными красками, привезенными из Китая, которые гарантировали подлинность цвета и долговечность. Интерьер храма воссоздавался строго по инструкциям Ёсты Монтелля.

Все это время Хедин жил у Бендикса. Он переписывался с экспедиционными группами и строил новые планы. Но для их осуществления нужны были деньги. Одно американское издательство проявило гипотетический интерес к книге о его предыдущих приключениях. Хедин немедля взялся за перо и впервые поведал о своем несчастливом романе с Милле Линдстрём. Он назвал книгу «Схватка с пустыней, схватка со смертью». Но она так никогда и не была напечатана. Хедин написал ее на шведском, и издательство пошло на попятный, сочтя, что перевод обойдется слишком дорого.

В середине декабря 1932 года Хедин все еще находился в США. Он задержался в Чикаго, потому что хотел дождаться окончания строительства храма. Он полагал, что, когда это чудо предстанет во всей красе, появятся спонсоры. Но увы, только Винсент Бендикс, дела которого шли под откос, обещал десять тысяч долларов.

В канун Рождества 1932 года Хедин стоял на палубе корабля. С пристани знаменитому брату махал на прощание рукой Карл Хедин. Билет Хедина оплатил Бендикс. Свен направлялся в Китай.