Свои литературные гонорары он собирался потратить на издание «Южного Тибета». Риксдаг выделил на книгу 75 000 крон, 160 000 крон пожертвовали частные лица, но этого оказалось мало. 130000 крон Хедину пришлось выложить из своего кармана.

«Южный Тибет» вышел в декабре 1922 года. Работа Хедина получила самые лестные рецензии не только в Швеции и Германии, но и в Великобритании. «Таймс» отметила научную ценность и качество издания.

«За наши новейшие знания о Тибете мы должны поблагодарить автора этой книги больше, чем любого другого исследователя» — писала газета, «позабыв» англофобские высказывания Хедина.

В сентябре 1922 года Свен Хедин выступал с докладами в Лейпциге и Берлине. У входа в лекционный зал в Берлине собралась такая толпа, что он не мог протолкнуться внутрь и обратился за помощью к полицейскому:

— Дело в том, что это я должен читать доклад.

— Вы уже четвертый, кто мне это говорит, — отбрил Свена блюститель порядка.

Хедин работал на износ, и это не могло не сказаться на здоровье. Врачи прописали Хедину отдых в теплом климате. Безделье и одиночество в Средиземноморье Свена совсем не привлекали.

— Я лучше тихо и мирно загнусь в своем старом доме, чем на Ривьере или Сицилии, — ворчал Хедин, но доктора были неумолимы.

Хедин в конце концов согласился с их доводами и, уж коли так вышло, решил отправиться в поездку не один, а с немецкой княгиней Элизабет Фуггер, с которой познакомился в Берлине двенадцатью годами ранее. В то время Элизабет была фрейлиной германской императрицы.

Все бы здорово, но — пустячок. Княгиня замужем, и у нее было двое детей. Хедин, однако, не посчитал положение безнадежным. Вероятно, соображения насчет княгини появились у него после визита к Фуггерам в их замок Велленбург под Аугсбургом, когда Свен приезжал в сентябре в Германию с лекциями. Он послал князю Фуггеру телеграмму с просьбой отпустить Элизабет с ним в Италию на месяц-другой. Ответная телеграмма была краткой: «Приезжайте в Велленбург забирайте».

Элизабет и Свен поселились в Сан-Ремо в элегантном отеле. В номере были две спальни, гостиная и большой балкон.

Семнадцатого ноября они сидели в гостиной и писали письма. Свен написал Альме, которая находилась в США:

«Совершенно бесполезно пытаться описать Элизабет. Я живу опьяненный блаженством…

Что бы со мной в жизни ни случилось и какие дороги мне ни пришлось бы пройти, я всегда буду вспоминать это время в Сан-Ремо как величайшее счастье… Мы думаем лишь друг о друге и друг за друга».

— Когда ты закончишь письмо, я бы хотела черкнуть три слова Альме, — сказала Элизабет.

— Три слова совсем немного, хотя очень многое можно сказать и тремя словами.

— В самом деле, например?

— Я тебя люблю!

— Я знала, что ты это скажешь, — рассмеялась Элизабет.

Свен вернулся к письму:

«Мы веселимся как дети. Сейчас Элизабет пишет отцу. Вчера мы послали ему телеграмму: «Сердечный поклон, Элизабет и С. Х.». Я сожалел о том, что мы не могли подписать ее Свен и Элизабет Хедин».

Свен вышел на залитый солнцем балкон и устроился в шезлонге. Элизабет заботливо укрыла его одеялом.

«Я потом долго целовал ее руки. Но без какой-либо эротики, совершенно невинно. Передай маме, чтобы она о нас не беспокоилась».

Элизабет помогала Хедину переводить на английский лекцию о тибетских монахах, которую он собирался прочитать во время турне по Соединенным Штатам. Вечером они сидели в гостиной, говорили о любви и загадочных превратностях судьбы. В час ночи они с неохотой разошлись по своим спальням. Хедин читал, лежа в кровати. Через полчаса раздался стук в дверь.

Хедин смотрел на Элизабет. Она стояла в синем кимоно, с распущенными черными волосами. Элизабет пришла пожелать ему спокойной ночи. Церемония повторялась ежедневно.

В Сан-Ремо Хедина приехали навестить фон Хейденстам и Кате Банг. Мужчины обсуждали дела. Дамы угнездились в гостиной и сплетничали о мужчинах. Кате рассказывала о бывшем муже, отношениях с Хейденстамом и объясняла, почему она не хочет идти за него замуж. Элизабет Кате поддержала. Уже при Хедине она сказала:

— Я думаю, ты совершенно права. Самое дурацкое, что вы можете сделать, так это пожениться. Брак-дело непрочное, глупое и полное неестественного принуждения. Люди должны расставаться легко и свободно, если отношения не клеятся.

Хедина слегка удивил радикализм Элизабет, но про себя он отметил, что слова у нее расходятся с делом.

Позже в тот же день, оставшись одни, Свен и Элизабет опять проговорили допоздна, и Хедину было поведано, что их любовь выше всего вульгарного и в ней не может быть ничего плотского.

После нескольких недель в Сан-Ремо они направились южнее — Рим, Неаполь, потом Палермо на Сицилии. Хедин все сильнее ощущал отчужденность. «Для меня, как обычно, мечта закончилась, — написал он Альме. — Осталась лишь игра, и я ее продолжаю».

После Палермо они собирались пожить десять дней в Сиракузах.

— Как ты считаешь, — спросил Свен Элизабет, — там будет так же чудесно, как в Сан-Ремо?

— Нет, такое счастье не повторяется.

В Сиракузах было холодно и ветрено. Они поселились в отдельных номерах в разных концах коридора. Шестого декабря Свен написал Альме:

«Было очень трудно пожелать ей спокойной ночи и уйти. Мы до бесконечности стояли у ее двери. Я целовал ей руку, потом снова и снова. Она улыбается, но ничего не хочет менять. Весьма увлекательный роман».

Два дня спустя, когда Хедин опять стоял под дверью Элизабет, он спросил ее:

— Любишь ли ты меня хоть чуть?

— Мужчины — это нечто! Ты как ребенок. Ничего не понимаешь, ничего не чувствуешь и не видишь. Неужели я бы поехала с тобой, если бы…

Продолжение повисло в воздухе.

Приближалось окончание поездки. «Врата рая так и не откроются для меня», — констатировал Хедин в очередном письме сестре.

— Если бы я знала, как все обернется… но все равно о таком счастье я и не мечтала, — сказала Элизабет вечером.

— Наша сказка заканчивается.

— Она не закончится, пока мы живы.

Генри Форд был в двадцатые годы двадцатого века героем. Немногие смогли сделать так много для мирового прогресса, как он. Форду даже предлагали выставить свою кандидатуру на президентских выборах 1924 года.

Автомобильный король был одним из богатейших людей на земле, а Хедин искал спонсоров тибетской экспедиции. В начале апреля он приехал в Детройт. Свен должен был выступить с лекцией перед шведскими американцами. Хедин познакомился с фабрикантом Карлом Парсонсом, в «девичестве» Персоном — тот американизировал свою фамилию, полученную от отца, шведского крестьянина из Халланда, эмигрировавшего в США. Парсонс-Персон выпускал жалюзи и окна для автомобилей, Форд был его крупнейшим заказчиком. Свен попросил нового знакомого организовать встречу с американским магнатом. Парсонс позвонил в офис Форда, но, как оказалось, тот только что уехал во Флориду, и никто не знал, когда он вернется.

Парсонс рассказал Хедину, что почти невозможно встретиться с Фордом лично. Он сам никогда с ним не виделся, хотя и вел дела. Парсонс объяснил, что из всех форм управления Форд самой продуктивной считает диктатуру и правит своей империей железной рукой. Множество людей стремится попасть на прием к Форду, но везет одному из тысячи.

Но два дня спустя, 11 апреля, около двух часов дня Парсонс влетел в номер Хедина:

— Форд ждет нас в два.

Парсонс погнал машину по улицам Детройта, наплевав на правила. Они остановились у одноэтажного, на взгляд Свена, вызывающе простого офисного здания. Секретарь Форда мистер Лиеболд предложил им присесть и подождать.

Парсонс кивнул на стеклянную стену:

— Вон там, прямо перед нами, спина Генри Форда.