В начале весны La Strega обнаружила на виске седой волос. Она отвесила Маргерите пощечину.

– Ты мне солгала? У тебя начались кровотечения?

– Нет-нет! – вскричала Маргерита, и на сей раз она не солгала. Кровь шла у нее только один раз, после этого ничего похожего больше не случалось, так что девушка даже усомнилась в словах Лучо о том, что кровотечения открываются у женщин ежемесячно.

La Strega осмотрела все ее сорочки и простыни, но пятен не обнаружила. Она ничего не сказала, но взгляд ее то и дело с подозрением останавливался на девушке, так что Маргерите приходилось изображать собой милую маленькую девочку, которая хочет только одного: чтобы ее мамочка была счастлива. Ей казалось, будто ее тайна растет в ней, грозя вырваться наружу через уши, нос и рот, словно струя крови.

Как только La Strega уходила, Маргерита выкапывала из мешка с мукой свое обручальное кольцо и надевала его на палец.

– Лучо, – шептала она, прижимая прохладный ободок к щеке. – Лучо, где ты?

Лучо вернулся в апреле, вскоре после того, как Маргерите исполнилось семнадцать. Она игриво выпростала волосы из-под сеточки и швырнула ее на стол, а потом развязала серебристую ленту, чтобы опустить косы вниз и дать ему возможность взобраться на башню. Когда он появился в окне, она уже нетерпеливо распускала шнуровку корсета. Он выставил перед собой руку, прося ее не спешить, опустился на стул и усадил ее к себе на колени.

– Mia bella e bianca, – сказал он, и его теплое дыхание защекотало ей щеку. – Я говорил кое с кем насчет приворотного заклинания. Она говорит… она говорит, что разорвать его можете только ты сама или ведьма. И никто более.

– Его нельзя разорвать? – Маргерита была ошеломлена.

– Нет! Это можешь сделать ты! Неужели ты не понимаешь? Ты можешь разрушить это заклинание, ты!

Она в растерянности покачала головой.

– Но как?

– Она говорит, что ты должна заглянуть в свое сердце. Ты поймешь, как это можно сделать, когда придет время.

– Но я не знаю, как это сделать! Не знаю!

– Подумай, Маргерита! Ты прожила здесь пять лет. Неужели ты ничему не научилась от ведьмы?

– Я пыталась, – шепотом ответила девушка. – Но что я могу сделать? Лучо, ты не понимаешь! Она… она видит и знает все. Я не могу противостоять ей.

– Она знает о нас? – требовательно спросил Лучо.

Маргерита покачала головой.

– Не знаю. Не думаю. Она подозревает…

– Но она не знает! Она ничего не знает. Прошу тебя, Маргерита, подумай. Не знаю, сколько еще я смогу ждать тебя.

Маргерита заплакала, и Лучо принялся утешать ее и просить прощения. А потом осушил ее слезы поцелуями. Вскоре они вновь сплелись в объятиях, как шестеренки часов, существование которых друг без друга не имеет ни цели, ни смысла.

Немного погодя он рассказал ей о ворожее, с которой советовался, уродливой старой карге, которая собирала клочья овечьей шерсти, застрявшие в колючих кустах на опушке леса. Она была такой старой и согбенной, что, опираясь на клюку, ей было невероятно трудно нести корзинку, и Лучо поспешил ей на помощь. Она поблагодарила его и пожелала отплатить ему чем-нибудь за помощь. И вот тогда он и спросил у нее совета.

– Но я не знаю, как разрушить заклинание. Неужели ворожея больше ничего тебе не сказала?

– Это – все, что она мне сказала. Разрушить заклинание может только тот, кто наложил его, или тот, на кого оно было наложено. И что ты должна заглянуть в свое сердце, потому что ответ находится внутри.

Маргерита сердито воскликнула:

– Неужели ты думаешь, что я не убежала бы отсюда давным-давно, если бы знала ответ? Эта старуха наплела тебе невесть что!

Лучо встал и оделся, и каждый мускул его тела дрожал от гнева.

– Маргерита, я люблю тебя. Правда, люблю, но это не та жизнь, о которой я мечтал. Я устал томиться желаниями, пребывая вдали от тебя, и устал терзаться отчаянием и разочарованием, находясь рядом с тобой. Мне нужна жена, которая разделит со мной мою жизнь. Сейчас я отправляюсь в Лимоне. Через несколько недель я вернусь. Если к тому времени ты не придумаешь, как вырваться из башни, я больше не вернусь. Никогда. Ты понимаешь меня?

Маргерита кивнула, бледная и заплаканная. После его ухода она легла на кровать и свернулась калачиком. Сил встать и заняться чем-либо у нее не осталось.

И лишь вид луны, чей разбухший круг взошел над горизонтом, в конце концов заставил ее подняться с постели. Мысль о том, что холодные руки ведьмы будут вновь касаться ее тела, была Маргерите невыносима. Она достала из-под кровати кинжал, подаренный Лучо, и поднесла его к шрамам на запястьях, а потом прижала к мягкой массе золотых волос, каскадом обрамлявших ее. Волос, принадлежавшим умершим девушкам. Если она отрежет их, то разрушит ли заклинание? А вдруг не разрушит, а La Strega придет и увидит ее с безжалостно обстриженной головой. Что она тогда сделает? Убьет ее, в этом Маргерита не сомневалась.

Но она готова была скорее умереть, чем потерять Лучо, своего возлюбленного, свою любовь.

Она села на подоконник, глядя на темную линию горизонта и снежные пики гор, озаряемых последними лучами солнца. Высоко в небе над озером кружил орел, паря в вышине на крыльях ветра. Каждая жилочка в теле девушки затрепетала, требуя свободы. Она попыталась вспомнить заклинание, которым ведьма привязала ее к башне. Там были какие-то слова, ритм, девять капель крови и чужие волосы, вплетенные в ее собственные.

Задыхаясь от волнения, словно загнанное в угол животное, Маргерита приподняла тяжелую копну своих волос и отрезала одну прядку у самых корней. Она лежала на ее ладони, длинная и волнистая, похожая на золотистую ленту. Затем она стала осторожно перебирать косы, ища место, где волосы других девушек были вплетены в ее собственные, магией или искусством, доселе неизвестным Маргерите. Найдя его, она вырезала и этот клочок из своих волос, шепча себе под нос:

– Богиня скалы, услышь мои мольбы. Дай мне силу освободиться и полететь, как птица.

Девушка вдруг ощутила прилив мужества. Она выбросила отрезанную прядь волос в окно и провожала ее взглядом, пока золотистое сияние не погасло в темноте. Теперь она держала в руках прядку собственных волос.

Она сунула ее в глиняный горшочек, капнула на нее розовым маслом, а потом зажгла толстые красные свечи, расставив их треугольником. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на небе взошла луна, она уколола себе палец и выдавила в горшочек девять капель крови, приговаривая:

Она не знала, откуда к ней пришли эти слова – откуда-то из темных и сокровенных глубин ее естества. Громко проговаривая их вслух, она взяла длинный вощеный фитиль, подожгла его от пламени одной из свечей и поднесла к волосам, пока они не съежились и не вспыхнули чадным пламенем, оставив после себя дурно пахнущий пепел. Подойдя к окну, она развеяла его по ветру.

Сейчас сердечко ее билось так, что готово было выпрыгнуть из груди, а руки дрожали. Схватив мешок, она набила его продуктами, а потом отыскала самую теплую шаль и крепкие башмаки. Скатав ковер, Маргерита принялась в страшной спешке отковыривать вокруг потайного люка засохший мучной раствор, которым она заделала щель. Веревка была спрятана там, внизу, а без нее бежать было невозможно.

– Петросинелла, опусти свои косы, чтобы я могла подняться по золотой лестнице.

Маргерита так и замерла, сидя на корточках и обратившись в статую. Снизу вновь долетел голос ведьмы, она уже явно сердилась. Маргерита с трудом поднялась на ноги, и у нее вдруг так сильно закружилась голова, что девушка едва не упала. Пинком ноги отправив кинжал обратно под кровать, она раскатала ковер, прикрыв им потайной люк. Платье ее, небрежно сброшенное, валялось на полу. Она влезла в него и стала натягивать, но пальцы ее вдруг стали такими непослушными, что она не могла завязать тесемки. Кое-как справившись, она поспешила к подоконнику. Волосы ее перепутались, но у нее уже не было времени расчесывать их. Наматывая их на крюк и сбрасывая вниз, она вдруг краешком глаза уловила блеск золота. Она забыла про подаренное Лучо кольцо! В отчаянии сорвав его с пальца, она сунула ободок в ближайший мешок.