Темно-желтые глаза колдуньи загорелись веселым изумлением.

– И что бы ты хотела получить?

– Лютню, – не раздумывая ответила Маргерита. – Ноты. Апельсин. Несколько книг. Какую-нибудь одежду. Я ведь уже не ребенок, чтобы весь день ходить в ночной рубашке.

La Strega рассмеялась.

– Тебе придется очень постараться, чтобы заслужить все это.

– Я сделаю все, что от меня зависит, – горячо пообещала Маргерита.

Скала Манерба, озеро Гарда, Италия – март – апрель 1596 года

Маргерите часто снились эти восемь мертвых девушек. Она настолько сроднилась с их волосами, что старалась представить себе их лица и даже характеры. Обладательница огненно-рыжих кудрей наверняка была упрямой и вспыльчивой. Девушка с волосами цвета спелой пшеницы представлялась ей миловидной деревенской простушкой, улыбчивой и покладистой. Рыжеватая блондинка, напротив, была застенчивой малышкой. Пожалуй, именно ей труднее всего было выносить заточение в крошечной комнатке. Ей же и принадлежал самый маленький скелет в подвале башни.

По крайней мере одна из них выпрыгнула из окна навстречу смерти – в этом Маргерита не сомневалась. Она и сама едва избежала пагубного соблазна броситься вниз. Скорее всего, это была огненно-рыжая сорвиголова. Еще у одной девочки были волосы цвета яркой бронзы, как у самой Маргериты. Маргерита назвала ее Розой – ей всегда нравилось это имя, – а маленькая рыжеватая блондинка стала Пеони. Остальных девушек она назвала Селандиной, Алиссум[97], Гиацинтой, Магнолией, Жасмином и Фиалкой. Имена цветов показались ей вполне подходящими и даже символичными.

– Расскажите мне историю своей жизни, – шептала она иногда по ночам. – Вас тоже похитили? И сколько вам было лет, когда вы умерли?

Маргерита была уверена, что по меньшей мере одна из них прожила в заточении долгие годы. Однажды она обнаружила зарубки на стене рядом с кроватью, их были сотни и тысячи – крошечные аккуратные царапины, отмечавшие дни, недели, месяцы и годы. Пожалуй, даже десятилетия. Маргерита не знала, одна ли девушка оставила эти отметки или же их было несколько. Одни зарубки были ровными и аккуратными, другие – кривыми и размашистыми, третьи – глубокими и равномерными, четвертые – едва различимыми полосками. Интересно, девушка или девушки делали их каждый день или только в полнолуние, когда снизу долетал зов колдуньи: «Опусти мне свои косы, чтобы я могла подняться по золотой лестнице?»

Обнаруженные зарубки взволновали ее. Она часто гладила их пальцами, думая о девушках, которые оставили их, а потом решила последовать их примеру. Но, присев на корточки перед каменной стеной с железной кочергой в одной руке и сковородкой с ручкой в качестве молотка – в другой, Маргерита вдруг застыла, охваченная внезапным приступом паники. А сколько дней уже провела здесь она сама? И сколько месяцев? Она поспешно пересчитала подарки, принесенные ей ведьмой во время своих нечастых визитов.

Муслиновый мешочек с цукатами, которых ей не дали даже попробовать в качестве наказания за сорванный ставень.

Несколько шурупов, чтобы починить ставень, и отвертка, которую колдунья тут же отобрала у нее, едва она закончила ремонт. Но, по крайней мере, La Strega не стала требовать от Маргериты, чтобы та завинтила ставни наглухо. Ей было позволено оставить их открытыми, чтобы дать доступ свежему воздуху в маленькую душную комнатку.

– Даже если ты захочешь подать сигнал, – сказала ей колдунья, – его никто не увидит. Вокруг на много миль нет ни живой души.

Платье из голубовато-зеленой и серебряной парчи и две чистых ночных сорочки.

В следующем месяце подарков не было, потому что она разорвала сорочки на полосы и связала их вместе, пытаясь убежать. Тогда же ее лишили и окорока.

Лютня и несколько сборников песен. Как она обрадовалась им! Маргерита очень любила петь, но мелодии уже начали забываться. Теперь же она могла большую часть времени посвящать игре на лютне и разучиванию новых песен. Нескончаемые дни стали казаться не такими пустыми.

Иллюстрированный атлас с картами, начиная от Шелковой Земли и заканчивая Великим Проливом, а также басни Эзопа с прекрасными гравюрами по дереву.

Шерстяное одеяло, меховые сапожки и толстая шаль. В башне становилось все холоднее.

Корзинка деликатесов, чтобы отпраздновать Рождество, комплект шахмат и книга под названием «Повторение любви и искусство игры в шахматы». La Strega увлеклась этой новой экзотической игрой. Особенно ей нравилась королева, которая могла ходить по доске как угодно, тогда как король трусливо забивался в угол. В меру своих способностей она обучила шахматам и Маргериту.

Никаких подарков в следующем месяце, дабы наказать Маргериту за истерику, когда та опрокинула доску с фигурами. Равно как и никаких яблок, меда и сушеных фруктов.

Иллюстрированный томик стихов Овидия, посвященных богам, волшебству и смене личин. Маргериту очаровала Минерва, римская богиня мудрости, поскольку башня была выстроена на месте, где когда-то стоял ее храм. Маргерита вновь и вновь перечитывала страницы, на которых она появлялась.

В следующем месяце подарков не было – Маргерита была наказана за то, что процитировала Минерву в изложении Овидия: «Не следует стыдиться старости: мудрость приходит с возрастом». Еды ей было оставлено совсем немного.

Минуло одиннадцать месяцев. Маргерита в ужасе смотрела на крохотные отметки, только что сделанные ею на стене. Прошел почти целый год. Через месяц ей исполнится тринадцать. Весь остаток дня она пролежала на кровати, глядя, как солнечные лучи ползут по ковру, и слушая, как испуганно бьется в жилах кровь.

Одиннадцать месяцев она старалась хоть чем-то заполнить долгие унылые часы.

Одиннадцать месяцев она считала каждую крошку хлеба, боясь умереть с голоду.

Одиннадцать месяцев она непрерывно наблюдала за луной, и страшась, и желая дождаться полнолуния.

Одиннадцать месяцев подчинения колдунье.

Одиннадцать месяцев добровольного жертвоприношения запястий, которые в кровь ранили шипы роз.

Маргерита опустила взгляд на свои запястья и тут только поняла, что и на коже ее отпечатались собственные зарубки. Одиннадцать тоненьких шрамов, образующих сложный и беспорядочный узор.

Она тяжело вздохнула и перевела взгляд на стену. Ее одиннадцать отметок ничем не отличались от тысяч других, теснившихся над ними. Она резко выпрямилась, отчего длинная коса больно натянула ей кожу головы. Над своими царапинами она выбила корявую букву «М», которая означала «Маргерита».

В ту ночь она лежала в постели и смотрела на одинокую звезду, сверкавшую в оконном проеме. «Помоги мне, – прошептала девочка, думая о древней богине мудрости с ее совой и прялкой[98], которой некогда поклонялись на этой самой скале. – Если у тебя осталась власть и сила, помоги мне».

Откуда-то издалека до нее донесся хохот совы, который, впрочем, она часто слышала по ночам. Но он показался ей ответом и, успокоенная, Маргерита повернулась на бок и быстро уснула.

Дни шли обычным чередом. Маргерита расчесывала и заплетала волосы, готовила и ела завтрак, убиралась в комнате, триста раз обходила ее по кругу быстрым шагом, играла на лютне и пела, сама с собой играла в шахматы, читала вслух Овидия ради удовольствия слышать собственный голос, поднимала мешки с луком и картошкой, чтобы сделать руки сильными, готовила и ела обед, а потом садилась смотреть, как заходит над озером солнце, напевая что-либо. Каждый день взору ее представала новая картина: иногда озеро было безмятежным и голубым; в другие дни его окутывал туман; изредка на нем случались штормы; а иногда его раскрашивали огненные и золотистые тона, словно сам Господь провел пальцами по небу.

В начале зимы горы становились серыми, а озеро напоминало помутневшее зеркало. Потом выпадал снег, вихрясь вокруг башни и укрывая мир белым покрывалом. Снег приносил на своих крыльях злой ветер, с воем налетающий с севера, вцепляющийся в башню клыками и когтями, отыскивающий любую щель и трещину, чтобы ворваться в нее со злобным шипением и свистом. И тогда Маргерите оставалось лишь свернуться клубочком под шерстяным одеялом, прятать лицо в ладонях и надеяться, что лютый ветер не разнесет башню по камешку.