Выиграв немного денег, я начала играть более раскованно. Я поставила небольшую стопку монет на даму червей, заявив:

– Вот моя карта.

– Эта женщина мне по сердцу[151], – подхватил маркиз и придвинул свою изрядно уменьшившуюся горку к моей. – Пан или пропал, верно?

И вновь я выиграла и опять оставила все деньги на столе. Вокруг нас возникло некоторое шевеление, и несколько человек подошли поближе, чтобы посмотреть.

– Смелая игра, мадемуазель, – с восхищением заметил маркиз.

– Благодарю вас, месье, вы очень любезны. Должно быть, так действует на меня ваше общество.

Игра продолжалась. Я играла небрежно, словно не придавала особого значения тому, что на кону стоит огромная сумма. Герцог Орлеанский прищурился и неприязненно посмотрел на меня:

– Вы уверены, мадемуазель?

– Разумеется, монсеньор. Я не делаю ничего, в чем не уверена.

– Женщина с характером, – кисло заметил он.

Я одарила его самой сладкой из своих улыбок.

– Вы так хорошо меня знаете, монсеньор, – после чего повернулась к маркизу. – Это он так переиначивает мою фамилию, потому что меня зовут Шарлотта-Роза де Комон де ля Форс.

– Я помню, – был ответ.

Я склонила голову к плечу и принялась задумчиво постукивать пальцем по щеке, напустив на себя озадаченный вид. Но потом я позволила своему челу проясниться.

– Да, конечно. Мужчина на прекрасной чалой кобыле и с фляжкой арманьяка.

– Польщен, что вы запомнили мою лошадь, – делая вид, что уязвлен, шутливо заметил он.

– Я запомнила вас как человека с безупречным вкусом, – с улыбкой откликнулась я.

Герцог сбросил очередную карту, и я опять выиграла. Несмотря на все свое самообладание, я чувствовала, как по спине у меня течет пот, собираясь под мышками, а в ушах пульсирует кровь. Дрожащей рукой я пододвинула на середину стола еще одну кучку монет. И вновь толпа зашевелилась и стала перешептываться, и к нашему столику подошли еще несколько человек.

– Вы очень уверены в себе, мадемуазель, – процедил сквозь зубы герцог Орлеанский.

– Мне кажется, сегодня у меня счастливый вечер, – ответила я и подмигнула маркизу, который улыбнулся в ответ и отсалютовал мне своим кубком.

– Mordieu, здесь уже тридцать луидоров! – воскликнул маркиз. – Монсеньор, она сорвет ваш банк!

– Очень сомневаюсь, – медленно растягивая слова, прошипел герцог.

Расправив кружева на манжетах, он приготовился вытянуть из колоды очередную карту. Собравшиеся затаили дыхание и подались вперед, а потом вдруг разразились аплодисментами, когда я снова выиграла. Герцог Орлеанский попытался напустить на себя беззаботный вид и небрежно пододвинул ко мне сверкающую груду монет. Их было так много, что мне пришлось связать узлы из полудюжины носовых платков и отдать их слугам, чтобы они сложили их в мой железный ящик. Маркиз де Несль помогал мне, а герцог лишь пожал своими узкими плечами и удалился фланирующей походкой.

– Что же, вы прервали его полосу везения. Какая игра! А вы были невозмутимы и холодны как лед. На вашем лице не дрогнул ни один мускул.

– Зато в душе я вся дрожала. Вот, потрогайте мой пульс. Чувствуете, как он частит? – Я протянула ему руку запястьем вверх, и маркиз осторожно прикоснулся к нему большим и указательным пальцами.

– И правда. Ни за что бы не подумал.

Я наклонилась к нему.

– А сердце билось так сильно, что я испугалась, как бы оно не выскочило у меня из груди.

Он оценивающим взором окинул мое декольте.

– Да уж, хотел бы я научиться сохранять такое хладнокровие за игрой. А то я все время чертыхаюсь и кричу, и когда-нибудь меня непременно выгонят из-за стола.

– Быть может, если мы сыграем с вами вдвоем, – предложила я, – то сможем поучиться чему-нибудь полезному друг у друга.

От удивления брови у него взлетели на лоб.

– И во что бы вы хотели сыграть?

– Например, в пикет. – Оглянувшись, я послала ему улыбку. – Но игра должна быть интересной, верно? Какую ставку вы предпочитаете?

– Как насчет поцелуя? – предложил маркиз, бросаясь за мною следом.

– Давайте не будем спешить, – укорила я его. – Как насчет пряди волос?

– Черная земля с могилы, яд жабы, растертый в порошок корень мандрагоры и сушеные яички оленя, – сказала ведьма Ля Вуазен, перемешивая отвратительно выглядевшую смесь в черной мраморной ступке. – Вы принесли свои месячные?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и протянула ведьме маленький стеклянный флакончик, в который собрала немного своей липкой менструальной крови.

– Этого мало, – заявила ворожея, поднося склянку к пламени свечи. – Придется разбавить ее кровью голубки.

Я смотрела, сдерживая тошноту, как она вылила мою кровь в кашицу и добавила туда несколько капель из миски, в которой в луже крови плавал бесформенный комочек мяса. Рядом со мной сидела Атенаис, прикрыв лицо вуалью и закутавшись в тяжелую темную накидку. Я тоже была в накидке и под вуалью, через которую почти ничего не видела. В павильоне царил полумрак, разгоняемый лишь отблесками сотен свечей на полу и на столе. В их неверном свете широкоскулое лицо Ля Вуазен обрело таинственное, почти демоническое выражение. На ней была длинная мантия пурпурного бархата, расшитая золотой нитью, которая сверкала при каждом ее движении. За стенами летнего домика шелестели темные листья, внося свою лепту в атмосферу страха и тревожного ожидания.

Ля Вуазен взяла прядь волос маркиза и сожгла ее в пламени свечи, после чего смахнула пепел в ступку, добавив к нему еще несколько капель крови. В воздухе повис отвратительный запах паленых волос, отчего меня опять затошнило.

Ля Вуазен обмакнула перо в смесь в ступке и с помощью линейки и восковой печати аккуратно нарисовала пентаграмму в круге на клочке пергамента. Затем она покрыла ее таинственными символами. При этом она то и дело прикладывалась к квадратной бутылке, вздыхая и вытирая рот тыльной стороной ладони, прежде чем вновь взяться за перо и возобновить свои труды.

Из маленького кувшинчика ведьма извлекла нечто, весьма напоминающее лягушачью лапку, а потом выудила и плавающий в миске кусочек.

– Что это? – спросила я, невольно отодвигаясь подальше. Запах был ужасающим.

– Сердце голубки. – Она ловко завернула все ингредиенты в крылышко летучей мыши и перевязала суровой ниткой. – Для любовных заговоров нет ничего лучше. – Она обернула отвратительную смесь пергаментом и запечатала его воском черной свечи. – Положите это в какой-нибудь красивый мешочек, отдайте ему и скажите, чтобы он все время носил его при себе.

Я держала узелок на вытянутой руке, морща нос.

– Но от него воняет.

– Через день или два запах выветрится. Набейте мешочек ароматическими травами и лепестками цветов, если хотите. Для любовного приворота отлично подходят лепестки жасмина, бузины и роз.

– Но как я объясню, почему он должен носить его на себе, не снимая?

– Скажите ему, что он навеет ему сладкие сны или защитит от яда, – предложила Атенаис.

Я опустила узелок в свою большую сумочку из декоративной ткани ручной набивки и затянула завязки. «Такой запах никогда не выветрится, – подумала я. – Придется теперь выбросить сумочку на помойку».

После того как я уплатила Ля Вуазен требуемую сумму, она попробовала на зуб каждую монету, прежде чем спрятать их во внутреннем кармане.

– Заклинание не подведет. Вам нужно позаботиться, чтобы он носил мешочек, не снимая.

Ля Вуазен провела нас по тропинке, петляющей между деревьями и кустами вдоль стены дома. Мы вышли на широкую улицу, освещенную лишь фонарем над воротами ворожеи. Чуть поодаль на обочине стояли два экипажа, ожидая, пока мы уедем. Когда форейтор распахнул перед нами дверцу кареты, я увидела, как из соседнего экипажа на землю сошла какая-то женщина под темной вуалью и поспешила по тропинке вслед за предсказательницей.

Мы с Атенаис сидели в угрюмом молчании, пока карета, подпрыгивая, катилась по булыжной мостовой.