– Пожалуй, сегодня я заеду в Кланьи. Посмотрим, какие перемены произвела там мадам де Монтеспан.

– Я поеду с вами, дорогой, – тут же заявила королева.

– И я тоже, – угрюмо подхватила герцогиня де Гиз.

– И я, с позволения Вашего Величества, – сказала Франсуаза.

К тому времени, как король побывал на мессе, провел заседание Совета и навестил своих собак, добрая половина двора послала за своими экипажами, и вскоре длинная процессия покатила по пыльной дороге на Кланьи. В кои-то веки я была рада, что служу герцогине де Гиз, поскольку ничуть не менее всех остальных желала взглянуть на спектакль.

Атенаис, в роскошном dishabille[145] и маленькой собачкой на коленях, вкушавшая клубнику со сливками в своей гостиной, не смогла скрыть удивления.

– Сир! Какой приятный сюрприз. – Она поднялась из-за стола, и собачка уютно устроилась у нее на груди.

А король оказался не в силах отвести взгляда от аппетитных белых полушарий, которые не мог скрыть низкий вырез ее платья.

– Вчера вы удивили меня. И я решил, что настал мой черед удивить вас, – с тяжеловесной галантностью ответил он.

Атенаис обвела взглядом толпу придворных.

– Да. Так приятно вновь увидеть старых друзей.

Она ласково погладила собачку, которую по-прежнему держала на руках, и та заворчала от удовольствия, подставляя горло хозяйке.

– Вы же знаете, что мы можем видеться только на людях, мадам.

Атенаис прервала его умоляющим жестом.

– Прошу вас, сир, не говорите более ничего. Нет нужды читать мне проповедь, я сама понимаю, что мое время миновало.

– Мой долг требует от меня превыше всего ставить свой трон и свою страну.

Она грустно улыбнулась.

– Сир, не нужно ничего говорить. Вам хорошо известно, что я желаю вам одной лишь славы… и счастья.

– Король должен думать о долге.

– Разумеется. Но я – всего лишь женщина, и могу думать лишь о своем бедном сердце.

Король схватил ее за руку.

– Ах, Атенаис.

– Сир, мы можем… хотя бы поговорить наедине?

– Разумеется, – ответил он и увлек ее в нишу подле окна.

Она посадила собачку рядом с собой на подоконник. Но король взял животное на руки и опустил на пол, чтобы самому занять его место. Атенаис отвернулась. Он бережно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Королева поспешно вышла из комнаты, пробормотав что-то насчет головной боли.

– Дорогая Шарлотта-Роза, – с вымученной улыбкой обратилась ко мне Франсуаза. – Что вы поделывали эти несколько последних месяцев? Кажется, я не видела вас целую вечность. Не пройтись… не пройтись ли нам по залам? У мадам де Монтеспан замечательные картины.

– Вы правы, – согласилась я и позволила Франсуазе увлечь меня за собой.

Мы двинулись в обход просторной гостиной, остановившись поглазеть на картину совсем рядом с тем местом, где в нише у окна почти соприкасались темная и златокудрая головы. Делая вид, что внимательно рассматриваю полотно, я изо всех сил напрягала слух, прекрасно сознавая, что стоящая рядом Франсуаза занята тем же самым.

– Король должен поступать так, как хотел бы, чтобы поступило государство, – говорил Его Величество.

– Но ведь король – еще и мужчина, сир, не так ли? – заметила Атенаис.

Невнятное бормотание, слишком тихое, чтобы его можно было расслышать. Вздох. Короткий смешок.

– Какая замечательная манера живописи, – заметила я, придвигаясь поближе к алькову.

– Да. М-м, очень живые цвета, – согласилась Франсуаза.

– Вы сошли с ума, – Атенаис вздохнула. – Подумайте о том, что делаете, сир.

– Да, я схожу с ума, поскольку все еще люблю вас.

Король встал, увлекая Атенаис за собой. Он поклонился собравшимся, которые расширенными глазами, нервно хихикая и пересмеиваясь, смотрели на него, и поспешил с Атенаис в ее спальню. Дверь тут же закрылась, а шторы были загадочно задернуты. Маленькая собачка устремилась за ними и принялась жалобно скулить и царапаться под дверью, пока глухой удар с другой стороны, похожий на брошенный сапог, не утихомирил ее, и она улеглась на пол, положив голову на лапки и поджав хвостик.

Франсуаза хранила молчание, чопорно поджав губы.

– Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться по саду? – предложила я.

Она не стала отвечать, а лишь обеими руками подхватила темные, тяжелые юбки и вышла из комнаты. Я последовала за нею. В саду лакеи Атенаис предлагали гостям ананасовое мороженое. В воздухе висел сильный аромат цветов апельсинового дерева и тубероз.

Когда из спальни через несколько часов появились король и Атенаис, раскрасневшиеся и томно-усталые, стало ясно, что последних пятнадцати месяцев словно не существовало. Атенаис вернулась в Париж в одной карете с Их Величествами, а вскоре прибыл и длинный обоз с ее платьями, украшениями, туфлями, веерами, шалями, служанками и собачками. Атенаис вновь заняла свои прежние апартаменты по соседству с королем.

Король, однако же, оставался верен себе. Летом 1676 года его внимание привлекла принцесса де Субиз. Вскоре ее стали замечать спешащей по темным коридорам дворца в покои короля, а из-под небрежно наброшенной вуали выбивались пряди ее знаменитых рыжевато-золотистых волос.

К несчастью, вскоре принцессу де Субиз сразила зубная боль, и ей пришлось обратиться к цирюльнику, который и вырвал ей больной передний зуб щипцами. С зияющей дырой во рту принцесса растеряла свою привлекательность, и король вернулся к улыбающейся и сияющей Атенаис, которая вскоре доказала ему свою преданность тем, что опять забеременела.

Затем, в самом начале 1677 года, когда Атенаис стала огромной, как слониха в королевском зверинце, Его Величество стал заигрывать с одной из фрейлин королевы, Изабеллой де Лудрес. Обладательница столь же роскошной фигуры, как и у самой Атенаис, – зато на шесть лет моложе, – она привлекла внимание короля, когда танцевала с ним менуэт. Поступила она просто и незамысловато – прижалась к нему всем телом и подняла на него голубые глаза.

Атенаис пришла в ярость. Она распустила слухи, что Изабелла скрывает язвы от английской оспы. Изабелла, вся в слезах, стала умолять короля осмотреть ее с головы до ног, дабы убедиться, что никаких язв у нее нет и в помине. Часом позже король, улыбаясь, вышел из ее комнаты и заявил, что она чиста, как агнец. Атенаис не оставалось ничего другого, кроме как в бешенстве метаться по комнате.

– Ах, эта коварная, подлая, самонадеянная шлюха! Ну я ей покажу! Я сделаю так, что она пожалеет о том, что родилась на свет, – вскричала она, обеими руками поддерживая свой огромный живот.

– И что вы собираетесь делать? – с интересом спросила я.

В то время мы с герцогиней де Гиз пребывали при дворе, куда ее пригласили на Рождество, а потом уже Франсуаза уговорила ее задержаться ненадолго, надеясь с помощью герцогини разорвать удавку, наброшенную Атенаис на короля.

Атенаис метнула на меня раздраженный взгляд.

– Ждать, пока не родится ребенок. А потом я поманю короля пальчиком, и он приползет обратно, как миленький.

В начале июня Атенаис вернулась ко двору, и Изабелла вдруг совершенно неожиданно утратила власть над королем. Он видел только Атенаис, которая склоняла голову ему на плечо за карточным столом и заказала ворох новых платьев, пару танцующих медведей, апельсиновые деревья в серебряных кадках и гигантскую позолоченную клетку для своих горлинок.

– Он готов начать раздевать ее прямо в нашем присутствии, – сказала мне как-то мадемуазель де Ойлетт, одна из ее статс-дам. – Стоит ей только развязать корсет, и он набрасывается на нее, как коршун. Он никак не может насытиться ею. – Она отвернулась, и на лицо ее набежала тень. – Атенаис знает, что он готов взять свое с кем угодно, если ее не окажется на месте. Ведь отказать ему не посмеет никто.

Изабелла напрасно пускала в ход все свое женское искусство обольщения, король, казалось, и вовсе перестал замечать ее. В сентябре она отправила ему отчаянное послание, прося разрешения удалиться в монастырь. Его Величество зевнул и ответил: