– Найму экипаж, – ответила я. – Ты поедешь со мной, Нанетта. Не могу же я путешествовать одна!
– Но чем вы заплатите за дорогу? В этом квартале вы уже истратили все свое жалованье. – Она принялась в волнении заламывать худенькие ручки.
– Я заложу свои жемчуга, – вскричала я. – Шарль выкупит их для меня, когда вновь окажется на свободе.
– Ах, Бон-Бон, вы поступаете неблагоразумно. Нас могут ограбить бандиты. Экипаж может сломаться, и мы застрянем на полпути. И самое главное, что вы собираетесь делать, если мы доберемся до места?
– Я подумаю об этом по дороге!
Поездка в Сюрвилье оказалась ужасной.
Дорога между Парижем и Версалем поддерживалась в более-менее сносном состоянии, но, как только столица осталась позади, мы, такое впечатление, поехали по бездорожью. Нас с Нанеттой изрядно растрясло на ухабах и рытвинах. Дважды пришлось менять лошадей. Когда же мы наконец прибыли в крошечную деревушку Сюрвилье, у меня достало сил только на то, чтобы нетвердой походкой войти в придорожную гостиницу и потребовать ночлега.
На следующее утро ни свет ни заря меня разбудило бодрое кукареканье деревенских петухов. Я застонала, сунула голову под комковатую подушку, набитую гусиными перьями, и вновь попыталась заснуть, но непрерывное кудахтанье, кряканье, мычание и блеяние окончательно прогнали сон. Поэтому я встала и кликнула Нанетту, которая вскоре прибежала в мою комнату с простым завтраком – горячими круассанами и худшим кофе, который я когда-либо пробовала. Когда я поела, Нанетта помогла мне облачиться в самое лучшее зимнее платье – темно-бордовое, цвета выдержанного старого вина, отороченное дорогим черным мехом, – и мы вместе отправились на рекогносцировку местности.
Замок Сюрвилье правильнее было бы назвать крепостью. Это было мрачное, старое, серое здание со рвом, барбиканом, зубчатыми стенами, узкими бойницами, машикулями[176] и прочими оборонительными ухищрениями, какие только способен был измыслить средневековый архитектор, страдающий подозрительностью. Он мрачно высился над деревней, построенный на вершине единственного холма на многие мили вокруг, а по обеим сторонам его раскинулся темный и густой лес.
Я препоясала чресла, фигурально выражаясь, то есть собралась с духом и быстро зашагала по дороге, ведущей к замку. Нанетта послушно засеменила следом, вот только на лице ее читалось выражение крайнего беспокойства. Хотя я окинула окна внимательным взглядом, но ни в одном из них не заметила ни живой души. Представив себе Шарля, заточенного в каменной клетке, столь же промозглой и зловонной, как та камера, в которой я сама сидела в Бастилии, я ощутила, как в душе у меня вновь разгорается гнев.
Перейдя по подъемному мосту через ров, я обратила внимание, что он вовсе не был зеленым и зловонным, а, напротив, выглядел очень даже мило, и по воде в нем плавали лилии. В дальнем конце моста высилась огромная деревянная дверь, обитая массивными железными полосами и шляпками гвоздей, узор которых складывался в колеса и стрелы. В нее была врезана небольшая калитка, предназначавшаяся, очевидно, для простых смертных. Я постучала в нее тяжелым железным молотком, чувствуя, что изрядно подрастеряла мужество и решимость при виде столь внушительного средневекового величия.
Спустя некоторое время калитка отворилась, и на пороге появился отнюдь не заросший щетиной детина в кольчуге и боевым топором в руке, а молодой человек приятной городской наружности, который вопросительно приподнял брови, с любопытством глядя на меня.
– Чем могу служить? – Его остроконечная бородка была аккуратно подстрижена и выглядела несколько старомодно, зато в остальном он был одет вполне прилично. На нем был тяжелый завитый парик, бледно-лиловый атласный камзол, облегающие черные шелковые панталоны со стрелками на чулках и украшенный лентами галстук.
– Могу я видеть месье де Бриу? – любезно осведомилась я.
– Прошу прощения, но барон в данный момент отсутствует, – ответил он.
– Приношу свои извинения, я имела в виду молодого месье де Бриу. Полагаю, он здесь?
– Да, мадемуазель, он здесь, но посетителей не принимает, увы. Еще раз прошу простить… – И он явно вознамерился захлопнуть дверь у меня перед носом.
Я шагнула вперед и поймала его за рукав.
– Уверяю вас, меня он примет.
Он холодно улыбнулся и стряхнул мою руку.
– Месье де Бриу не волен выбирать, с кем ему якшаться, а с кем – нет, мадемуазель. – Оскорбительный тон его голоса мне не понравился, и я поджала губы. Стоявшая у меня за спиной Нанетта зашипела от злости.
– Неужели? Вот странно. Почему бы вам не спросить у него самого, примет он меня или нет? Я уверена, что он будет в восторге.
– Мои извинения, мадемуазель. Вы позволите? – И он вновь сделал попытку закрыть дверь.
– Передайте ему хотя бы мою записку, – окликнула я молодого человека, но он захлопнул дверь перед самым моим носом.
– Нет, каков грубиян! – воскликнула Нанетта. – Как он смел разговаривать с вами в таком тоне? Якшаться, надо же! – Ее костлявое личико исказила гримаса негодования, словно она жевала лимон.
– Это будет нелегко, – заключила я, кутаясь в свое манто – зимний день выдался прохладным – и зашагала прочь от замка со всем достоинством, на которое была способна.
– Быть может, теперь мы вернемся в Версаль? – робко поинтересовалась Нанетта. Простая гасконская душа, она всегда ненавидела королевский дворец, но сейчас в ее голосе прозвучала тоска.
– Сдаться так легко? Только не я!
Нанетта вздохнула.
Весь день я бродила по окрестностям, изучая подступы к замку с разных сторон, но он казался неприступным. Поначалу я злилась на Шарля за то, что он не сбежал и не примчался ко мне на лошади, но теперь понимала, что он действительно оказался в заточении, и мне понадобится все мое мужество и воля, если я хочу освободить его.
Когда мы с Нанеттой вернулись в гостиницу, мои атласные туфельки и подол платья оказались заляпаны грязью, а сами мы проголодались, промерзли до костей и валились с ног от усталости. Утром в обеденном зале гостиницы не было никого, кроме дремлющего кота. Сейчас здесь было полно посетителей, которые обернулись и с любопытством уставились на меня.
– Новости разносятся быстро, – вполголоса обратилась я к Нанетте, пересекая зал с высоко поднятой головой.
– В деревне так бывает всегда, – отозвалась она.
– Мне нужна отдельная комната, – со всем высокомерием, на какое была способна, заявила я хозяину гостиницы. Заприметив двух его дочерей, выглядывающих из-за двери, я добавила, – И горничная. Tout de suite!
Благодарение Богу, старшая дочь хозяина, пухлая девица с лицом, похожим на сдобную булочку, усеянным черными родинками, быстро сняла чехлы с мебели в передней гостиной и разожгла огонь в камине. Собственно, она походила на придворную даму, не знающую, куда прилепить мушку, если не считать того, что на ней было грубое коричневое платье с длинным передником, из-под которого выглядывали неуклюжие деревянные сабо. Голову она повязала льняным платком, предприняв довольно-таки жалкую попытку сделать узел спереди похожим на fontanges.
– Благодарю, – сказала я, когда она присела на корточки, отряхивая сажу и пепел с ладоней. – Как тебя зовут?
– Полетт, мадемуазель, – застенчиво ответила девица.
– Полетт, я – Шарлота-Роза де Комон де ля Форс. Не сомневаюсь, ты слыхала о моем дедушке, герцоге де ля Форс, который был маршалом Франции. Мне нужна твоя помощь.
– Моя помощь? – Полетт уставилась на меня округлившимися от удивления глазами, приоткрыв рот. – Вам требуется моя помощь?
– Да, твоя. Видишь ли, жестокий барон разлучил меня с моим возлюбленным, заточив его в замке. И я должна помочь ему бежать!
– Ой, мадемуазель, ваш рассказ так похож на рыцарский роман! – вскричала Полетт, восторженно всплеснув красными обветренными ладонями. – Я сделаю все, что смогу!