В 1905 году французский историк Э. Лависс заметил: «Мы лучше знаем французское общество в Средние века, римское общество, общество Древнего Египта, чем французское общество XVII века, пребывающее во мраке за декорацией Версаля».

Это парадоксальное утверждение верно и сегодня. Целые библиотеки исторических сочинений написаны о «великом, блистательном веке» Франции, однако при его изучении мы то и дело наталкиваемся на «белые пятна». В тени остаются не только важные исторические события, но и люди, игравшие заметную роль в государственной, общественной, культурной жизни страны.

Одной из таких фигур является Шарль Перро — вельможа, ученый, писатель, сказочник… Кажется поразительным, но до сих пор он остается совершенно незнаком русской исторической и филологической науке.

Жан де Лабрюйер в книге «Характеры» писал: «Время от времени на земле рождаются необыкновенные, замечательные люди, чья добродетель сверкает, чьи высокие достоинства отбрасывают яркий сноп лучей…» При этом он имел в виду блистательную плеяду классиков Франции XVII века: Корнеля, Расина, Мольера, Лафонтена, Буало.

Но чаще рождаются, добавим мы, люди, казалось бы, самые обыкновенные, которых никто не принимает всерьез и которые живут невидимками в своем времени. И случается так, что проходит время и яркие звезды, сиявшие на небосклоне их века, тускнеют. Произведения прежних властителей дум уже не вызывают никакого ответного чувства у потомков, и только громкое их имя еще долго, как эхо, звенит в глубинах истории. А казавшийся незаметным автор, непонятый современниками и неоцененный ими, продвигаясь во времени, вдруг становится звездой первой величины в непостижимом для его воображения будущем.

Таков Шарль Перро.

Даже в XIX веке на своей родине он все еще не был оценен по заслугам. Александр Дюма в книге «Людовик XIV и его век» не нашел строчки для того, чтобы хотя бы вспомнить о его существовании. Оноре де Бальзак, написав о Мольере и Лафонтене, не удосужился хотя бы в перечне известных людей семнадцатого столетия вспомнить о их современнике Шарле Перро. В академических трудах о культуре Франции XVII века многие страницы посвящены Пьеру Корнелю, Жану Расину, Николя Буало, Жану Лафонтену, Жану Батисту Мольеру, а имя Шарля Перро встречается лишь в перечислении «других» современников.

Понадобилось 300 лет, чтобы время, этот самый строгий критик и судья, расставило свои акценты и Шарль Перро, как метеор, вынырнул из глубин памяти на небосклон мировой литературы. Чистые, ясные, как жемчужины, волшебные сказки, написанные им вместе с сыном Пьером, оказались близки и понятны нам.

Но если во Франции о Шарле Перро вышли многие и многие книги, если в ряде европейских стран опубликованы монографии о великом сказочнике, то в России эта фигура все еще плотно закутана в черный плащ неизвестности. Нет, конечно, сказки Шарля Перро знают и читают, но все остальное его творчество, как и сложный жизненный путь, остается тайной.

В своем рассказе о жизни великого сына Франции я руководствовался словами знаменитого ректора Лионского университета Поля Таверне, который в своей книге «Краткие разговоры о разных, до наук и до любопытства касающихся весьма курьезных вещах, в вопросах и ответах представленные» (издана в Париже в 1597 году, переведена на русский язык в 1751 году) писал:

«Надобно всю жизнь человеческую за лестницу о пяти ступенях почитать: первая ступень — младенчество, вторая — детство (сейчас мы бы, пожалуй, сказали: юность. — С. Б.), третья — мужество, или возмужалость, четвертая — совершенные лета (зрелость) и пятая ступень — старость. Во всякой ступени по 14 лет, а пять по 14 — это 70 лет, которые от Царя и Пророка на обыкновенную жизнь всякому человеку определены».

Этой «лестнице о пяти ступенях» в точности соответствуют этапы жизни нашего героя. Каждая из ступеней дает название каждой из частей книги.

Пакетт Леклерк восхищенно смотрела на двух маленьких существ, лежавших около нее на широкой деревянной кровати, и говорила мужу:

— Смотри, Пьер, какие голубые глазки у Франсуа, какой аккуратный носик, а улыбка-то, улыбка какая добрая…

— Франсуа, Франсуа… — шутливо поворчал муж, — только о нем и говоришь. А все потому, что он старше.

— Тоже скажешь, старше! — смутилась жена. — Оба в один день родились!

— Нет уж, Пакетт, не отказывайся, ты смотришь только на Франсуа, ласкаешь первым Франсуа, кормишь первым Франсуа, а бедный Шарль терпеливо ждет, когда его братец насытится. А разве он хуже? Смотри, какой ум читается на его лобике… Наверно, он будет если и не адвокатом, то, по крайней мере, судьей!

Женщина с мягкой и доброй улыбкой поправила одеяльца на обоих новорожденных.

— Не знаю, Пьер, что тебе взбрело в голову. Мне кажется, я люблю их обоих.

Их разговор продолжался бы и дольше, если бы у Шарля не раскрылись шелковые пеленки. Франсуа, словно почувствовав это, залился горьким плачем.

Мать любовно запеленала Шарля, успокоила Франсуа и, вызвав служанку, передала ей детей, а сама легла спать. Отец вышел из ее спальни и тихо закрыл дверь.

Так начался еще один день двух братьев-близнецов, появившихся на свет в Париже 12 января 1628 года. Одному из них суждено было уйти в иной мир, прожив всего несколько месяцев. Зато другому судьба уготовила долгую жизнь, полную тревог, радостей, потерь, достижений, взлетов, падений и наконец бессмертия.

Как дают имена? Говорят, что имя человека во многом определяет его характер, склонности и привычки и даже его судьбу.

Появление близнецов было чрезвычайным событием в семье Перро, и имена поэтому нужны были особые.

Давно замечено, что имена, которые дают близнецам, чаще всего дополняют друг друга или по крайней мере очень близки. Например, Одиль и Сесиль, Эдмон и Раймон, Роза и Маргарита, Пьер и Поль.

Биограф Шарля Перро профессор Парижского университета Марк Сориано долго не мог понять, что же объединило имена Франсуа и Шарль. Наконец ему открылась логика отца, Пьера Перро, крупного буржуа, который боготворил своих детей. Он дал сыновьям имена двух французских королей, которые наследовали друг другу: за Франсуа (Франциском) II (1559–1560) правил Шарль (Карл) IX (1560–1574). Не говорит ли это о том, что Пьер Перро ждал от своих близнецов великого будущего?

Обряд крещения проходил очень торжественно. Старший брат близнецов Пьер и двое его друзей заткнули за воротник длинные белые полотенца и, придерживая их за концы, растянули перед собой во всю длину: одним полотенцем полагалось накрыть купель со святой водой, другим — купель пустую, третьим — чашу с солью. Повитуха, принимавшая Шарля во время родов, держала крестильный чепчик, который следовало надеть на младенца после крещения. Новорожденные, лежащие у матери на руках, были закутаны в теплые одеяльца. Процессия двинулась к часовне. Впереди шли двое друзей семьи с горящими свечами. Ветра почти не было, и пламя свечей слабо колебалось.

Вся часовня была затянута тканями, пол вокруг купели застлан алым шелком. Сбоку стоял стол, на котором расстелили беличье одеяло, прикрыв его тонкой простыней. Сверху положили шелковые подушечки. С полдюжины жаровен едва прогревали холодное помещение.

Пакетт принялась распеленывать Франсуа. Уже в пятый раз участвовала она в этой церемонии, но каждый раз волновалась. И ей было очень приятно услышать чей-то мужской голос: «Какой красивый мальчик!» И женский: «Ах, просто прелесть!» Она на всю жизнь запомнила эти слова, тем более что потом, когда она протянула священнику другого младенца, те же голоса произнесли совсем другие фразы: «А этот похуже!» — «Да он весь в сыпи!»