Лето уже перевалило за середину. Он больше полутора месяцев почти ничего не делал, ограничиваясь редкими появлениями в Думе и контактами с Кондором, Алхимиком и Графом. Пора было начинать более активно вмешиваться в дела. Ибо Кремль, кажется, начал очухиваться от последнего нокдауна. Пора было готовить нокаут этим нарушителям конвенций.

Да и потом, не для власти они шли во власть, а для решения цивилизационных проблем.

– Мужчина, подвезите, – сказала в открытое окошко женщина на перекрестке.

– Здорово, Мата Хари, – ответил он, открывая Татьяне дверь. – Чего домой не поехала на лето?

– Какое домой?! Пока тут твоих ментов взрывала, совсем учебу завалила. Хвосты пересдаю.

– Ай-яй-яй… Такая большая, а двоечница. Какой пример сыну подаешь?

– Брось трепаться, Иваныч. Скажи лучше, когда зайдешь.

– После победы.

– А мы еще не победили?

– Мы выиграли сражение, но не войну.

– Ну, ты и зануда, профессор!…

– А когда у тебя последняя пересдача?

– На той неделе.

– Ну, тогда до после пересдачи. Не хочу тебя отвлекать.

– Заметано. Не продинамь, профессор. Мне здесь выходить. Пока.

– Пока…

– С нами Бог! – она вскинула правую руку в салюте.

– С нами Бог! – ответил он ей.

– Рабочий Михеев, раздайте стаканы, помбур Березовский налейте вина, – пропел сменный мастер.

Они сидели на расстеленном спальнике в тени градирки с раствором. Вокруг расстилались пески Заунгузских Кара-Кумов. Над ними сияло абсолютно безоблачное небо. Рядом с градиркой стояли два ящика узбекского портвейна. Один из них был открыт.

Вася Березовский, жилистый, прокаленный солнцем насквозь, с выгоревшими в пустыне добела короткими волосами посмотрел зелеными, широко расставленными глазами на мастера с недоумением.

– Степаныч, так ведь стаканы уже у нас!…

Младший рабочий, студент Федя Михеев рассмеялся.

– Степаныч, чего студент ржет?

Березовский был славным малым, но не отличался ни умом, ни эрудицией, ни чувством юмора. И как все сильные, но туповатые люди, мог иногда быть обидчивым и агрессивным.

– Это такая песня, Вася, – сказал мастер. – Я ее только немножко перефразировал ради шутки.

Мастер был из больших начальников. Федя так и не понял, кем же был Юрий Степанович раньше. То ли дипломатом, то ли разведчиком, то ли партийным работником. Впрочем, былое высокое социальное положение угадывалось в нем во многих мелочах. Однако Степаныча сгубила страсть к прекрасному полу. В Советском Союзе это было весьма порицаемое и рискованное хобби. И в итоге Степаныч оказался на буровой.

– А, ну так бы сразу и сказал, – пробурчал помбур, разливая портвейн.

– Ну, господа, чтобы следующие три тысячи были такими же удачными, как эти!…

Отмечали очередные три тысячи метров проходки.

Они выпили, немного закусив солянкой с грибами, тычась вилками в стеклянную банку. В этот сезон все полевики от Устюрта до Унгуза закусывали консервированной «Солянкой с грибами». Ничего более подходящего в автолавках не было.

Солнце палило. Температура была около плюс сорока пяти. И Федя был уже изрядно пьян. Ему вдруг остро захотелось веселья. Чтобы куча веселых девок кружились вокруг, и ублажало их как восточных падишахов.

А почему, собственно, нет? Ведь Березовский олигарх. Он все может.

– Вася, ну что тебе стоит, позвони по мобильнику и закажи нам сюда девок получше. Пусть доставят вертолетом. Из Ташкента. Нет, лучше из Парижа.

Мастер посмотрел на Федю внимательно, а Вася удивленно сказал:

– Ты что, сдурел, студент? Я совсем не врубаюсь…

Да, что-то не то… Но ведь Березовский олигарх, или нет? И что ему стоит заказать девок!…

– Борис Абрамович, но ведь у вас больше миллиарда долларов личного состояния, ну неужели жалко вот так, для товарищей, позвонить по мобиле и заказать девок?…

– Какой Борис Абрамович?! Какие миллиарды?! Какая мобила?! Степаныч, что он несет?!!

– Студенту больше не наливай!… А то завтра на смену не выйдет. Да, трудно пить второй ящик портвейна на такой жаре. А по виду крепкий вроде парень…

Степаныч философски посмотрел на небо, налил себе сам и начал тянуть густой узбекский портвейн медленно, как изысканный коктейль.

– Степаныч, может его в градирку? – предложил Вася.

Раствор в градирке был нечто среднее между очень грязной водой и очень жидкой глиной.

– Нет, Вася, еще кувыркнется и захлебнется, как Витька Черкасов из восьмой бригады на прошлом месяце. Пусть лучше поваляется здесь в тенечке. До завтра еще далеко.

А в чем-то они правы, подумал Федя. Мобилы должны появиться только лет через двадцать. И олигархи тоже. И Березовский не Борис Абрамович, а Вася. Или все же Борис Абрамович?

В полуденном мареве к градирке приближались совершенно голые красавицы. Впрочем, не совсем голые. Все они были в туфлях на высоких каблуках.

«Почему они не проваливаются в песок такими каблуками,» – подумал Федя. Но быстро отогнал эту мысль, все-таки Березовский молодец, выписал-таки девок. Вот это настоящий товарищ! А вот и звонок!… Наверное, еще хочет заказать… Не много ли будет такой толпы на них троих? Или Вася хочет позвать мужиков из других смен? Всю бригаду?!

Щедрая душа, широкая натура. Именно таким должен быть настоящий олигарх! Как сказано в любимом фильме их юности «Афера в казино»: «Настоящий бизнесмен не должен быть жадным». Или это сказал нынешний президент России? Менеджер казино «Россия». Ха-ха-ха.

Но почему никто не отвечает на столь долгий звонок? Разбаловал своих сотрудников Борис Абрамович! Разбаловал!… Звонит и звонит, а в офисе никто трубку не берет. Но если подойдет вся бригада, а новых девок так и не подвезут, то этих может не хватить на всех…

Да возьмет ли кто-нибудь трубку, или нет?!!

Разгильдяи!!!

… Мутный рассвет струится в окна. А за окном хлещет дождь. И это апрель?! Это черт его знает что. И какой-то дурак звонит и звонит. Федор Василевич Михеев с трудом разлепил глаза и подошел к телефону.

– Слушаю, – прохрипел он в трубку.

– Фе-е-едор Васильевич, вы придете прочитать нам сегодня лекцию, или нет.

– Мы когда договаривались созвониться?!! А?!! Позавчера, мне кажется.

Голова, слава Богу, не болит, но тяжелая, как утюг.

– Но я не мог…

– А я не могу тратить свое время на таких раздолбаев!

– Но ребята ждут…

– А мне по х…

Михеев бросает трубку. Конечно, профессора так не говорят. Но, с другой стороны, русский язык без мата, что щи без томата. Так говаривал их сменный мастер во времена его далекой юности.

Михеев прошел на кухню. Жена давно ушла на работу. Она пахала на трех ставках. А вот у него была в работе пауза. В работе и в деньгах, разумеется. Вообще-то он не имел обыкновения алкоголем глушить депрессию. Ибо, надо сказать, это бессмысленно.

Пить он любил на радостях, в хорошей компании под аккомпанемент буйного веселья. Но в последнее время все чаще срывался. Уж больно гнусные времена наступили в России с конца 1990-х. Еще хуже, чем при Ельцине, которого Михеев ненавидел. Но сейчас было даже хуже, чем при Ельцине, да еще намного лицемернее и подлее. И к тому же беспросветнее.

Михеев не любил похмеляться. Тем более что и выпил он вчера не так много. Выпил и рано лег спать. И пошли крутиться такие странные и яркие сны. Сон из времен его молодости, который был прерван телефонным звонком, оказался последним.

Михеев ухмыльнулся, вспоминая этот сон. Он действительно всегда смеялся, глядя на выступления БАБа по телевизору. Ему вспоминался Вася Березовский, однофамилец олигарха, неутомимый русский работяга, у которого не было ничего общего с известной персоной, кроме фамилии. Мысленно он всегда ставил олигарха на место Васи, и наоборот, Васю на место олигарха. Как уморительно выглядел бы Вася, беседуя со своими оппонентами в прямом эфире. Не менее уморительно, чем полуголый, обгоревший олигарх с многопудовой буровой штангой в руках. Но, без шуток, в иных ситуациях Вася выглядел бы убедительнее. Ибо он имел достаточно прав на большую долю при дележе богатств страны.