– А родной МГУ не забыли? – спросил Женя.

– Дружище, МГУ – это отдельная вселенная. Его нельзя рассматривать целиком. Я бы на первых порах остановился на геологах. Причем не только из МГУ, но и из МГРИ.

– Почему так? – искренне удивился «юморист».

– Потому что геологи – это черная кость, то есть наши люди. А потом, у них очень хорошая военная кафедра. Они саперы-подрывники.

– Браво! – зааплодировал Алекс.

– Алекс, не ехидничай. Ты-то об этом давно знаешь. С тобою говорено, переговорено.

– Все равно, браво. Хорошо смотрится проект, что называется, «в сборке». Но не забудьте второй эшелон. Горняков, стали и сплавов, МИРЭА, да и наш родственный авиационно-технологический, гражданской авиации, МИИТ, энергетиков различных, связистов и другие.

– Чудесно, Алекс. Этим ты и займешься. Сначала на уровне установления связей с нашими соратниками. Действующими и потенциальными. А потом уже более вдумчиво.

– Погодите, – сказал Вадим. – Ну, создадим мы этот союз молодых инженеров…

– Союз русских инженеров, – уточнил профессор.

– Да, но, по сути – союз молодых русских инженеров. Даже свяжемся с родственными ВУЗами и ребятами в регионах. А дальше- то что?

– С инженерами будем работать – и по линии союза, и по линии новой конфессии. В конце концов, мы создаем новую религию для технократов. И потом, опять же перебор и подбор. В итоге мы должны иметь хотя бы по одному нашему молодому инженеру, убежденному нашему адепту во всех потенциально перспективных местах.

– Это в министерствах? – недоуменно спросил «юморист».

– Нет, на хрен нам министерства в момент кризиса. На рубильниках, стрелках, заправках, в диспетчерских, в узлах связи и так далее и тому подобное. Понятно?

– Теперь да.

– И только? – спросил Вадим.

– Молодец. Нет не только. Через союз русских инженеров мы станем развивать детское и юношеское техническое творчество.

– Зачем!??

Удивление Вадима было безмерным.

– Это вам, коллеги, объяснит Алекс. Впрочем, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Хотя, вы, наверное, можете догадаться, на что способен тот же Ваня во главе кружка «Юный химик».

Вадим, знавший Ванину эпопею, весело засмеялся. Профессор тоже заржал. Именно заржал, ибо имел он от природы смех грубый и громкий. Зато заразительный. И вся кампания подхватила этот смех. Веселье вдруг выплеснулось и захватило всех сразу. Пошел сумбурный поток шуток, анекдотов, веселых экспромтов. Все говорили и слушали одновременно. Смеялись, толкались, хлопали друг друга по плечам и спинам. Как будто все были слегка пьяны.

Какое-то теплое, товарищеское, нутряное мужицкое чувство переполняло собравшихся. Казалось, что ото всех исходит некое тепло. Его облако окутывало всех сразу и собиралось где-то под ложечкой, разливаясь по всему телу. Все были и расслаблены и энергичны одновременно. Свои,…свои,…навеки свои, – стучало в голове у каждого.

Под такое настроение надо было много жареного мяса и красного вина. Впрочем, и то и другое уже было заготовлено. Профессор был человеком предусмотрительным и запасливым. И вся команда высыпала во двор, под звездное ночное небо. Жарить на костре шашлыки и пить красное вино.

Огромная полная луна освещала окрестности.

И Русский Первобог Сварог смотрел с небес на детей своих внимательными глазами серо-стального цвета.

Утренний телефонный звонок был неожидан. Профессор ни от кого не ждал известий. На основной работе был полный застой. Говоря попросту, не было ни работы, ни заработка. Куда-то постепенно испарились и все приработки. Так что никаких переговоров ни с какими заказчиками не предвиделось.

Может показаться удивительным, но, после всплеска активности в 20-х числах апреля, и политические контакты пошли на убыль. Ни с какими другими группировками, кроме своей, он связей не поддерживал. А ребята, в одночасье ставшие апостолами новой веры, в полном соответствии с принятой стратегией, копили политический капитал, работали, что называется, на глубине.

Они договорились, что, коль скоро, проект столь серьезный, то своих связей они афишировать не должны. Каждый «знал свой маневр» и работал до поры в автономном режиме.

Откровенно говоря, для профессора, который теперь в их кругу фигурировал под псевдонимом «Интеллектуал», эта пауза была довольно тосклива. Он тяготился бездействием, но прекрасно осознавал, что оно необходимо.

И вот этот неожиданный звонок. На часах было полдевятого. Но профессор вставал поздно. «Не пастух», – говорил он иным своим критикам. И то верно, что за свою жизнь приходилось вставать и в 7, и в 5, а когда действительно работал пастухом, то и в полчетвертого. Б-р-р… Даже вспоминать противно! Хотя, своя прелесть есть и в этой работе и в этом образе жизни.

– Вячеслав Иванович? – голос в трубке вежлив и предупредителен. – Извините, Бога ради, если разбудил.

– Да что вы, что вы. Все в порядке.

– Моя фамилия Алтуховский, Юрий Афанасьевич.

– Очень приятно.

– Я представляю издательскую фирму «Комета». Мы собственно, не только издаем, но и распространяем книги, и организуем перевод и издательство работ наших авторов за рубежом.

– Интересно.

– Мы бы хотели обсудить с Вами возможности перевода и издания вашей «Истории человека и цивилизации».

– Где?

– Пока точно не определились. Но есть определенные перспективы в Германии, Франции и Италии.

– Неужели?! Просто интересно, как она могла их заинтересовать.

Действительно, как? Издана четыре года назад, тиражом в полторы тысячи экземпляров, на деньги автора (тогда у него были приличные заработки, не то, что сейчас) и пары спонсоров. Кому и как могла она стать известной за рубежом? Впрочем, не мое дело. Хоть пару – другую тысяч баксов срубить с этих неизвестных благодетелей.

Тихий вежливый смех в трубке.

– Вы самокритичны к своим работам.

Дурак, тысячу баксов на этой самокритичности, считай, потерял. О, Боже! Что же мы за неувязные русские мужики? Что я, что Ваня. Нет, не Ваня… Он теперь у нас «Алхимик», Вадим – «Полутяж», Женя – «Граф», ну а Алекс – «Кондор». Любит все же сей аспирант МАИ нацистские аллюзии. Ну а юморист (его, кажется, зовут Васей), так и остался «Юмористом».

– Не столько к своим работам, сколько к ситуации с их продвижением на рынок. Впрочем, что конкретно от меня надо?

– Если Вам не трудно, мы могли бы встретиться прямо сегодня.

– Где и когда?

– У нас в офисе.

Называет адрес в центре Москвы. Ого, видно, фирма крутая, если офис в таком месте.

– В, скажем… 12 часов. Вы сможете?

– Конечно. Паспорт с собой брать?

– Возьмите на всякий случай, если придем к соглашению, тогда сразу его и оформим. А на вахте ничего не надо. Просто назовете свою фамилию и скажете, что в одиннадцатый офис.

– Непременно буду.

– До встречи.

– Всего доброго.

Что ж, до двенадцати еще есть время. Можно выйти пробежаться. Утро теплое, июньское. Лето после дружной весны обещает быть великолепным. На небе ни облачка, и температура уже за двадцать. К полудню поднимется до двадцати семи – двадцати девяти. Славно! И пусть не ноют иные любители прохлады. Езжайте за прохладой в Норильск, господа, коли охота. А мы зимой на Канары не ездим. Не ездим даже в Краснодарский край летом. Нам здесь надо успеть прогреться, в наше среднерусское лето.

Так что, пусть жарит! Пусть сожжет все на хрен! Дорожка пружинит под ногами. Хорошо! А то думал, уже не оклемаюсь после этой поганой зимы… Но, вот же – девять километров намотал. Хорошо бы, конечно, двенадцать! Но не сегодня. На такие встречи опаздывать нельзя.

Интеллектуал обожал встречаться с контрагентами после доброй зарядки, контрастного душа и десяти минут на массажере. Ощущение собственной физической крепости как будто давало некое заведомое превосходство. Вот вы – богатенькие и влиятельные. Зато вскакиваете в семь утра, везут вас через московские пробки в личных машинах. Но везут долго! И пашете вы до позднего вечера! Пусть даже вечером некоторые из вас пойдут в фитнес-центр! Что ж, дело хорошее… Сам выступал на ринге до 45 лет, да и сейчас изредка выбираюсь на тренировки. Но, господа, говорю вам ответственно, никакой фитнес не заменит большой пробежки и купания в пруду или речке с апреля по ноябрь.