– Вы сказали, охренителям? Боже, как остроумно! – БАБ снова рассыпчато засмеялся. – Знаете, я думаю, что ничего бы не получилось из всего вашего проекта, если бы его возглавлял не такой веселый и способный к нестандартным ходам человек, как вы.

– В ваших устах это весьма лестная оценка.

– Впрочем, к делу. Хотя, знаете, мне, не смейтесь, пожалуйста, и не сочтите за примитивный прием в стиле Карнеги, очень приятно общаться с вами.

– Мне тоже, но Борис Абрамович, если бы мы пообщались с вами пораньше, глядишь, мы бы уже жили в другой стране.

– Согласен, Вячеслав Иванович, согласен… Но, лучше поздно, чем никогда. Не так ли?

– Полностью согласен с вами.

Сколько очевидного лицемерия в этой светской болтовне. Но приятно, черт побери! Приятно!… И я уважаю своего собеседника, и я понимаю, что он чертовски умен. И, наверное, не все вранье в нашем взаимном обмене комплиментами. Впрочем, не расслабляться. Наступает решительный момент.

– Дорогой коллега, – наверное, БАБа проинформировали, что такое обращение к собеседнику приятно Интеллектуалу, похоже это было приятно и самому БАБу, – нам надо обсудить наши дальнейшие действия. Вы, наверное, не будете возражать, что теперь мы в одной упряжке.

Опа!… Вот это лихо… Ай да коллега! Так вскоре и весь наш проект станет реализацией одного из его гениальных замыслов. Но, дело прежде всего. И мне не до счетов по поводу славы. За мной стоят мои ребята, а им нужно дать в руки… Короче, все, что им надо для борьбы, им надо дать в руки. Мы не допустим, чтобы из-за чьего-то чистоплюйства остаться безоружными против вооруженного до зубов врага. И баста!

– Разумеется. Я не склонен считаться славой и готов признать, что без вашей финансовой поддержки мы бы не развернулись так быстро и эффектно.

– Так что вы намерены предпринять?

– Все будет зависеть от объема средств, которыми мы будем располагать. Давайте так, я, если не возражаете, разверну перед вами план наших мероприятий в максимальном варианте. Мы с вами реалистично оцениваем финансирование этого плана. Если оно будет возможно, то мы принимаем этот план и согласуем график наших акций и график поступления средств. Если нет, начинаем сокращать наши амбиции и сообща вырабатывать все более скромные планы. Но, не в одних финансах дело. Было бы разумно в узловых моментах нашей стратегии иметь еще и некую поддержку в виде политических, экономических, пиаровских шагов, которые вы можете организовать как за рубежом, так и среди оставшихся в стране ваших сотрудников. Короче, нечто аналогичное тому, что мы, не сговариваясь, делали во время перед дефолтом.

– Не возражаю.

Они получили сто двадцать миллионов долларов. Кроме того, БАБ организовывал «Нефтяной концерн Центральной России». Как он это делает, Интеллектуала не интересовало. Однако в процессе политических катаклизмов он обязывался полностью расчистить здесь поле для БАБа. Если потребуется, физически. А после победы – политически.

Перед расставанием БАБ, как и его сотрудник, полугодом ранее, стал подтянут, и, как бы даже переменился физически.

– Надеюсь, вы понимаете коллега, что это последняя порция финансовой помощи. Далее только победа. В случае неуспеха на Западе вы не скроетесь.

– Можно было и не говорить, коллега. – В отличие от прошлого раза Интеллектуал не почувствовал никакого внутреннего напряжения, как это было перед сотрудником БАБа. -Однако вы не совсем правы. Для меня далее победа или смерть. Но я надеюсь на победу.

– Я тоже, – уже просто, и, как показалось Интеллектуалу, даже сердечно, сказал БАБ.

Александр Кондратьевич Оноприенко, природный кубанский казак, полковник ВДВ в отставке, по прозвищу Кондрат, или Батя, воскресным утром направлялся на собрание инициативного комитета Национал-демократической партии. Эта партия организовывалась уже как минимум лет шесть, если не больше. И ее оргкомитет был просто неким аналогом политклуба. Однако надо же было поддерживать где-то связи с теми, кто мыслит, так как ты. Тем более что в последнее время политические посиделки такого рода становились все менее многочисленными.

Все, кто хотел что-то делать, и при этом не боялся риска, и готов был бороться без прикрытия, давно подался к внукам Сварога. Хотя там и заправлял совершеннейший молодняк. А это было не так уж приятно старым бойцам.

Да и борьба без прикрытия для многих была неприемлема. В таких группках, как оргкомитет национал-демократов, очень любили быть одновременно и оппозиционерами и пользоваться покровительством неких начальничков, хотя бы самых мелких. Да и дружить с силовиками хотелось. Все же пример сладкой жизни РЕ многих отравил и развратил. Настоящей борьбы на свой страх и риск боялись. Все мечтали, что некий губернатор, министр, а то и сам президент, позовет вдруг националистов и вручит им власть.

Нашли дураков, хотелось сказать таким. Однако искали, искали и искали… Кто шесть, кто семь, а кто и пятнадцать, а то и двадцать лет.

Впрочем, Кондрат был не из таких. Он с несколькими лично преданными ему людьми сам пришел в Белый дом в 1993. Едва остался жив. Но карьера была разрушена окончательно. Впрочем, он остался на плаву. Занялся бизнесом. Не разбогател, но и не голодал.

Его воспоминания нарушила трель звонка мобильного телефона.

– Александр Кондратьевич? – приятный молодой женский голос.

– Он самый. Чем могу служить?

Приятный смех в трубке. Кондрат был еще тот ходок, хотя и перевалило ему за полсотни. Однако же, у его деда, старого кубанского казака, последний ребенок родился, когда счастливому папаше было 92 года. Разумеется, матери младенца было намного меньше лет. Впрочем, может быть это и семейная легенда. Но, не перевелись еще казаки на Руси!

И у него гулко забилось сердце. Каким милым может быть это приключение!…

– Служба будет самая простая, коли сами напросились. Здесь недалеко от Старой площади есть кафе, приглашаю вас на чашку кофе.

Кондрат был бойцом, и этим все сказано. Сколько раз рисковал и жизнью и карьерой. Чего там спрашивать, зачем, откуда она его знает?… Дивчина, видно, весьма недурственная.

– Когда? – коротко бросил он.

– Чем раньше, тем лучше.

– Смогу через два часа. – Он был недалеко, на набережной Москвы-реки, и не собирался задерживаться на порядком наскучивших партийных посиделках.

– Хорошо.

– А как я вас узнаю?

– Я сама вас узнаю.

– Буду через два часа.

– Нынешняя ситуация дает нам возможность придти во власть легальным путем. Еще немного, и президент попросит кого-нибудь навести порядок, – говорил неизменный председатель оргкомитета.

– А что ему мешает навести порядок самому? – спросил всегда весьма лояльный председателю Кондрат.

– Ему не хватает решимости, и он не хочет брать на себя ответственность. Неужели это не понятно?! – председатель всегда легко раздражался.

– Непонятно, Василич, непонятно. Как это у полковника, – он намекал на прошлое президента в силовых структурах, – пусть и плохонького, нет решимости, а у тебя, инженера, чиновника и журналиста, есть?! Чем это ты его круче? Да, и потом, у него сейчас под жопой горит, тут у каждого решимость появится.

– Так что же он ничего не делает? А?…

– А что бы ты делал на его месте? Перестрелял бы полстраны, у кого сейчас нет ни отопления, ни воды? Или помене, – Кондрат иногда переходил на станичный говор, – четверть. То есть, только тех, у кого нет работы. Так ведь этим ничего не решишь. Завтра придется стрелять вторую половину. Трубы-то лопаются все больше. А зима-то еще и не началась. Только конец ноября.

Да, и потом, это только тебе кажется, что это так легко, перестрелять миллионы. Для этого тоже навык нужен.

– Ну, вот тебя и назначим министром обороны!…

Кондрата вдруг охватило раздражение.

– Чтобы я начал уничтожать свой народ?! Да вы очухайтесь! Для этого, что ли, называться русскими националистами, для этого строить из себя борцов с режимом, чтобы просто наняться в лакеи? Да я бы уже давно генералом был, если бы согласился стать лакеем или палачом в 1993! Не ожидал я от тебя, Василич, такой дури…