– Да их и так там полно!…

– Больше, ребята, больше! Авиация должна стать нашей поголовно! – Он поднял руку, останавливая возможные возражения Кондора и Гироскопа. – Ребята, не грузите деталями! Мысль вам в целом понятна. Я вижу.

Теперь к более земным делам нашей доблестной авиации. Изделий номер один и номер два, но особенно номер один, надо сейчас наделать как можно больше. В вашем распоряжении три недели.

– Задача понятна, но не по собакам же пулять изделиями номер два, тем более изделиями номер один.

– По собакам, Алхимик, по собакам!… Но… двуногим.

Все засмеялись.

Кампания в СМИ по поводу распоясавшихся владельцев собак, особенно бойцовых, пришлась как нельзя кстати всем. Кремлю надоело ходить оплеванным и наблюдать, как,словно на дрожжах, растет сила, пока не подконтрольная ему. Олигархическим «демократическим» СМИ тоже хотелось бы уже отойти от взращивания врагов Кремлю, тем более, что эти волки могли бы представлять угрозу и для самих олигархов.

Поэтому все ухватились за «собачью тему» с радостью. Единственно, что осталось вне сферы внимания всех участников этой смены темы, так это степень эмоционального накала, к которому привыкло усыпленное за последние годы российское общество. И журналисты инстинктивно потакали этому вновь возникшему настроению масс.

Массы с энтузиазмом восприняли новый скандал. И большая часть была на стороне противников собак. Это сыграло потом большую роль в развитии событий. Между тем, проблема довольно быстро вышла из-под контроля именно из-за накала страстей. Когда у многих одновременно возникло через две недели желание несколько поутихомирить публику, в дело включились, ушедшие было в тень, Сварожичи.

Они буквально «ворвались в крепость на плечах врага». Кампания сразу приняла истеричный характер и вышла из-под контроля властей.

«Наши города для людей, а не для собак!», «Наша страна для людей, а не для собак!», «Бей собак!», «Собачьи головы», «Собачьи защитники». Эти, и тому подобные слоганы затопили улицы городов. Та ненависть, которая не могла обрушиться на власть, или на богатых, обрушилась на собак. Они стали олицетворением всего, что хотели, но пока не могли уничтожить социально активные слои, и особенно молодежь.

Владельцы дорогих бойцовых пород, люди, как правило, состоятельные и уверенные в себе, начали огрызаться. Их собаки кусали все больше людей. Ведь собаки чувствуют и настроения окружающих и настроения хозяев. Несколько случаев закончились для покусанных довольно трагично.

И тогда на экраны попало интервью с Интеллектуалом, снятое выездной бригадой за городом. Это интервью за немалые деньги широко растиражировали печатные и электронные СМИ.

Интеллектуал говорил мало, но веско. Основной тезис его речи был краток. «Мы просто уничтожим собак, мешающих нам жить. – И неожиданно закончил, – пока четвероногих.»

И началась вакханалия. Собак жгли, убивали, на дорогие бойцовые породы и их хозяев была объявлена настоящая охота. Попутно Сварожичи продавали значки, где силуэт разрубленной головы бультерьера был перечеркнут двумя стальными мечами. Разумеется, на войне, как на войне – жертвы были с обеих сторон. Но Сварожичи выступали как настоящие повстанцы, организованно, неплохо вооруженные. Правда, то, что у них было, формально нельзя было назвать оружием. Но оно от этого не становилось менее эффективным. На собаках и их хозяевах отрабатывались будущие организационные структуры, их схемы функционирования в случае настоящего восстания. А главное, будущие повстанцы почувствовали вкус вражьей крови, пусть пока только собачьей.

Власти поначалу растерялись, но довольно быстро поняли, чем это может грозить. Началось активное противодействие Сварожичам. Они ответили на это новым всплеском активности и выбросили в массы слоганы: «Собачьи защитники», «Ментовские собаки» и тому подобные эпитеты. Характерно, что большая часть народа была на стороне антисобачников, а затем Сварожичей. Защита ментами собачников вызвала очередной взрыв антимилицейских настроений.

Власти рассвирепели. Прокатилась волна арестов участников антисобачьих выступлений.

И тогда одно из отделений милиции Москвы, где особенно яростно боролись с антисобачниками, и накануне задержали и избили нескольких носителей Сварогового квадрата, ночью было обстреляно с дальней дистанции из неизвестного вида гранатометов и огнеметов и сожжено дотла. Все находящиеся там погибли в страшном пожаре.

Создавалось впечатление, что по нему ударили каким-то аналогом «Катюши» с теми ужасными термитными снарядами, которые и в войну-то применялись только по окруженным, ибо считались запрещенным оружием. При этом стреляли с нескольких направлений из нескольких установок одновременно. Хотя все это было невозможно ни технически, ни организационно. Таким системам просто негде было развернуться в переулках. Да и ничего даже близко похожего в это время рядом замечено не было.

Обо всем этом неким образом узнали и говорили все. Хотя официальных сообщений об инциденте в СМИ не попало.

Вся страна напряженно затаила дыхание.

Этот мобильный телефон, купленный заранее, и, разумеется, зарегистрированный на другое лицо, Интеллектуал всегда возил с собой в выключенном состоянии. Он включал его раз в день на пятнадцать минут, с без пятнадцать три пополудни до трех. И при этом находился на некотором отдалении от ближайшего звена тропы. По возможности, подальше. Это была связь с одним человеком, который очень много сделал в свое время для Интеллектуала. Он был ветераном спецслужб и находился в курсе дел профессора. В целом, он одобрял деятельность Интеллектуала, хотя, вполне возможно, у него были и иные резоны в их общении.

Однако события последнего полугодия вынесли Интеллектуала на такой уровень, что, наверное, его другу-благодетелю начала приносить некий политический доход сама связь с Интеллектуалом.

Вот и затевая идущий сейчас этап проекта, профессор не забыл своего доброго знакомого, и оставил ему эту связь. Он безоговорочно доверял своему контрагенту, но, тем не менее, договоренность была железная. В исключительных случаях спецслужбист дает номер своим коллегам для общения с профессором. После этого Интеллектуал немедленно выбросит этот телефон. Так что, связь действительно будет одноразовой. И задействовать ее имело смысл в ситуации действительно экстренной.

– Узнаете, Вячеслав Иванович? – поинтересовался голос в трубке.

– Узнаю, Борис Петрович. – Это был тот старый генерал-разведчик из престижного клуба друзей президента, которых Интеллектуал так бесцеремонно использовал.

– Я не в обиде на вас за происшедшее. Надо уметь проигрывать.

– Я бы перед вами искренне извинился. Но это был бы явный перебор. К сожалению, между нами война. Хотя, не буду хорохориться, я частенько с дрожью осознаю, какого уровня у меня враги. Но, знаете, меня держит то, что мои юные друзья этого не осознают и рвутся в бой весело. Веселее, чем на иную дискотеку.

– Уровень врагов определяет уровень человека. Ну, а молодость всегда бесшабашна. Даже молодость технократическая.

– Вы правы.

– Вы, наверное, догадываетесь, почему я вам звоню?

– Да.

– Вы знаете, президент долго думал, прежде чем уполномочить меня на этот звонок.

– Понимаю.

– Вы осознаете, что мы можем похватать всех ваших соратников за два дня?

– Давайте быть точными, у нас сейчас в соратниках и активно сочувствующих миллиона три.

– Я имею в виду ближайших соратников.

– Схватить можете, но обвинить их не в чем. Их не было в Москве, ни одного, во время этого инцидента в ментовке. Скажу больше, в Москве не было ни одного из наших активистов этого района, где сгорела ментовка и даже ни одного из друзей, пострадавших накануне.

– А нам не надо связывать их с этим инцидентом. Найдем что-нибудь.

– Борис Петрович, это несерьезно!… Я верю, что вы все это сможете сделать, но не за два дня. А мы ответим на это и политически, и… Ведь мы еще не применяли ни массированных хакерских атак, ни наших карманных зенитных средств. Да мало ли что могут сделать молодые технари, движимые идеей. Ну, и совсем уже традиционно… для нас… Короче, за три дня сгорят тридцать ментовок. И в это время тоже не будет ни одного нашего в окрестностях ста километров.