— Нет, мой повелитель! Никогда в жизни! — смиренно сжалась она, а сама тайком зачерпнула кружкой ледяную воду и, изловчившись, плеснула в меня. — А ты долго еще будешь измываться над бедной женщиной? Долго? — Довольная своей выходкой, она, хохоча, выскочила в предбанник.

Я настиг ее и после шутливой борьбы опрокинул на низкую скамейку.

А со двора доносилось хрипловатое, но задушевное пение Гаврилыча, перебор гитары. Аккорды звучали удивительно чисто, даже не верилось, что своими толстенными пальцами он так бережно касается струны, не задевая соседних.

— Лежу на нарах, как король на именинах…

Так что же, черт побери, находится в сундучке? Или их там действительно два? Но сейчас думать об этом не хотелось…

Утром мы с Ириной отправились за билетами. Лететь было решено ближайшим рейсом — завтра.

Дядюшка растолковал, что прямых самолетов нет. Добираться надо с пересадками. Сначала через Иркутск — Новосибирск до Ташкента. А там лучше всего взять такси и гнать до Кайраккума, небольшого городка, расположенного рядом с Ходжентом (который Гаврилыч по старой памяти упорно называл Ленинабадом). Адрес своего друга — Дадо — он даст перед отъездом.

Несмотря на вчерашние жалобы относительно «последних трудовых грошей», Гаврилыч выложил на стол две пачки пятидесятитысячных купюр и отдельно пятьсот долларов, заметив, что если этого не хватит, то Дадо добавит сколько нужно. Не моргнув глазом я смел деньги в карман.

Еще Путинцев сообщил, что завел знакомство с кассиршей из центральной авиакассы, которая будет до последнего держать два билета. Так, на всякий случай, который вряд ли возникнет, потому как нынче с билетами проще, не то что в прежние времена, когда не каждый мог позволить себе такую роскошь. Но если что, надо найти Тамару и передать ей привет от Ярослава.

Словом, дядюшка зря времени не терял.

Искать Тамару нам не пришлось. Билеты мы взяли без хлопот (правда, маячили хлопоты в Новосибирске при пересадке), затем побродили по центру города. Я, как старожил, показал достопримечательности, после чего мы приземлились за столиком ресторана «Забайкалье», расположенного на втором этаже гостиницы, в которой я снимал номер.

Я предложил Ирине отведать местное блюдо под названием «поу-за» — большие пельмени, сваренные на пару, — но ей захотелось мясо в горшочке. Кто бы спорил? Впрочем, вскоре дошла очередь и до «поу-за», которым она дала высокую оценку. Удивительно, как при таком аппетите — а она ни в чем себе не отказывала — ей удавалось сохранять талию.

После первой бутылки я попытался будто невзначай раскрутить ее насчет тайника, но, похоже, Гаврилыч не врал: она знала не больше моего. Однако впереди вечер, и, видимо, дядюшка успеет ей кое-что шепнуть.

В зале — довольно вместительном — я разглядел несколько азиатских физиономий, и мне показалось, что они нет-нет да и глянут в нашу сторону. Невольно закралась мыслишка: что, если Джамал имеет тут агента, следящего за окружением Путинцева? Тогда наш хитроумный план обречен заранее. Впрочем, это уже перестраховка. Гаврилыч, несомненно, все продумал. Недаром же снял жилье за городом. Ну а причина повышенного интереса к нашему столику понятна: Ирина.

Какой-то капитан-танкист пригласил ее танцевать. Пока они шли к эстраде, я тихо выскользнул в холл, поднялся в свой номер и позвонил в Москву.

На мою удачу трубку сразу снял Глушенков.

— Здравствуйте, это охотник на «сову», — сказал я.

— Очень приятно, — оживился он. — Какие успехи?

— Завтра отбываю с известным вам лицом в известную вам местность.

— Прекрасная работа. Я в вас не ошибся. Есть проблемы?

— Пока нет.

— Специальность вам подобрали приличную?

— Да, предложили место топографа, специалиста по малым ГЭС.

— Ага! Я знал, что ваш работодатель имеет престижные вакансии.

— Кроме того, мне обещан автомобиль, даже два. Надеюсь вывезти груз на третий день после приезда.

— Что ж, я позабочусь, чтобы у вас не было проблем с разгрузкой. Мой сувенир пригодился?

— Пока нет, но лишним он не будет. Кстати, как поживает человек с царапинами на скуле? Жена из дому не выгнала?

Глушенков рассмеялся:

— Не беспокойтесь. Мы умеем улаживать подобные недоразумения. Позвонить вам, видимо, больше не удастся?

— Похоже. Надеюсь на личную встречу.

— Уверен, что она состоится. Успехов!

Когда я вернулся в зал, Ирина все еще танцевала с капитаном, довольно откровенно кокетничая с ним. Моего отсутствия, похоже, она даже не заметила. Мне бы порадоваться, но я вдруг ощутил досаду… И это было что-то новое.

В Атамановку мы вернулись около полуночи.

Дядюшка встретил нас за накрытым столом и с гитарой в руках.

Последний вечер вопросов и ответов.

— Эх, голуби, завидую вам! — воскликнул он, неторопливо перебирая струны. — Молодые, красивые, здоровые… А главное — завидую, что через день-два вы окажетесь в местах, где прошла вся моя жизнь и которых я, наверное, никогда уже не увижу. Сейчас, в октябре, там самая золотая пора. Жары уже нет, но солнце ласковое, по утрам небо голубое-голубое, а вокруг — горы, горы, горы… Чайханщики раздувают самовары, дымятся мангалы, кипит шурпа, а дух от свежих лепешек, присыпанных кунжутом, проникает аж до печенок… А что за удовольствие пройтись по базару, прицениться, поторговаться… У нас в России по-настоящему торговаться не умеют, грызня да ругань вместо торговли, а это же целое искусство! Эх! Как я соскучился по Востоку! Не поверите, с радостью, как сладкую музыку, послушал бы, как ревет ишак… — И Гаврилыч, старый плут, довольно натурально пустил слезу.

— Дядя, а как же змеи? — с некоторым придыханием поинтересовалась Ирина, все еще видевшая в нашем опасном путешествии некую возбуждающую игру.

— Не пугайся, дочка, — успокоил он ее. — Змея не крокодил, за человеком не охотится. Не приближайся к ней, обходи расщелины, не суй свою ручку в норы — ничего и не случится. Но на всякий случай Дадо даст вам сыворотку.

— У меня тоже несколько вопросов, — вклинился я в беседу.

— Давай, Димка, отвечу махом, без запинки.

— В какой степени нам можно откровенничать с Дадо?

— А ни в какой. Сам он ни о чем вас не спросит, а вы тоже не болтайте лишнего. Я напишу ему письмо. Все, что нужно, он сделает.

— Понятно. Теперь о тайнике… Как я понимаю, он искусственного происхождения?

Путинцев принял задумчивый вид и вновь принялся перебирать струны.

— Я потому так спрашиваю, что если он рукотворный, то не Мирзоев же его копал? Очевидно, он задействовал каких-то рабочих, и они могли кое-что вспомнить, так?

— Некому вспоминать, — многозначительно ответил Гаврилыч. — Ты ведь не считаешь, что Гафур был недоумком? — Он снова ударился в воспоминания, которые, впрочем, ни на шаг не приближали к разгадке.

За иллюминаторами — глухая ночь. Четыре мощных мотора несут нас в южные края.

Ирина крепко спит, привалившись к моему плечу. Она опять здорово набралась перед посадкой, а в салоне добавила еще. Я уже отмечал ее поразительную стойкость к алкоголю, но страх перед полетом, видимо, разрушал защитный барьер. Она пребывала в глубокой отключке. Что ж, грех не воспользоваться обстоятельствами.

Осторожно придерживая ее, я запустил руку ей за пазуху и извлек из внутреннего кармана куртки письмецо, которое Гаврилыч настрочил накануне своему дружку.

К моему удивлению, конверт не был заклеен. Я извлек из него вчетверо сложенный лист и развернул.

Увы, меня постигло разочарование. Буквы были знакомые, но слова — чужие. Я разобрал только три — «Дадо», «Ирина» и «Дима». Других имен, в том числе нашего главного супостата, текст не содержал.

Так же осторожно я вернул письмо на место, затем исследовал ее сумочку.

И тут мои усилия были вознаграждены. На самом дне, под прокладкой, я обнаружил упаковку клофелина.