— Тебе хорошо, — она громко хлюпнула носом и совсем не по-звездному вытерла сопли рукавом, — а мне еще с ним объясняться.

— Ничего, — утешила ее я. — Объясняться — это не самое страшное в общении с ним. Удачи!

И я пошла к машине. Артем сел рядом с водителем, Булат ждал меня, придерживая дверцу.

— Садись, Василиса Прекрасная…

Мы медленно поехали сквозь толпу. Жители «Дорогомилова» расступались, но, как только «мерседес» проезжал пару метров, вновь смыкали за нами ряды, чтобы обсудить чрезвычайное происшествие.

Зажегся прожектор.

— Вовремя мы, — прокомментировал Артем Сергеевич. — Черти из хроники происшествий приехали.

Репортер с микрофоном в руке почти сразу атаковал одного из пожарных, но тот отмахнулся и побежал по служебным делами. Это не смутило опытного сотрудника телекомпании, он дал знак оператору снимать, сам встал на фоне горящего здания и начал репортаж Оператор сделал панорамную съемку толпы, а затем нацелился камерой в нашу машину.

— Останови, — приказал Артем Сергеевич водителю, вылез из машины и подошел к журналисту. Разговор был коротким, после чего информация у оператора была изъята. Уговорить журналиста отдать хитовый материал — дело практически безнадежное. Артем Сергеевич, видимо, умел убеждать.

Тут в очередной раз в толпе возникло некое спонтанное движение. Люди расступались, причем делали это гораздо быстрее, чем когда они уступали дорогу сотрудникам СБ.

Я открыла дверь и позвала:

— Мальчик, Мальчик…

Пес покрутил головой и в два прыжка оказался около машины.

— Ты собираешься его с собой взять? — удивился Булат.

— А ты собираешься его оставить здесь? Это вообще-то не пудель… Два ваших сотрудника могли бы много чего порассказать про эту собачку, если бы остались живы.

— Так ты все же там была, — вычленил главное Булат. — А мы сомневались. Очень убедительно ты дурака валяла. И шеф твой тоже — прикрывал тебя, как мог.

Артем вернулся на свое место и дал команду ехать.

— Она была там, когда Федор с напарником погибли, — сообщил ему только что полученную информацию Булат.

— Я и не сомневался, — ответил Артем и тут же добавил: — У нас к вам, Василиса Михайловна, претензий нет. Почти нет… Могли бы сразу все рассказать, а не заниматься самодеятельностью.

— Подожди, — вмешался Булат, — ты несправедлив, Артем. Она нам здорово помогла.

— Угу, — хмыкнул Артем, — помощь неоценимая, конечно. Доказательств все равно никаких нет. Я думаю, и на этот раз они выкрутятся.

— Нет, — громко сказала я и сняла с шеи кулон в форме сердечка. — Вот, возьмите. Там записи моей коллеги Марины Савушкиной и еще информация, которую мне дал Алексей. Только, чур, у нашего агентства будет эксклюзив на ход расследования.

Артем взял кулон, внимательно посмотрел на меня:

— Придется дать вам эксклюзив…

История наделала много шума. Действие закона о добровольной эвтаназии было приостановлено личным указом президента. Наше агентство стало настолько популярным, что Костя выкупил у корпорации ее долю в нашем бизнесе — теперь мы в них не нуждались.

Мы сменили офис; в старом уже не было места — штат нашего агентства стремительно увеличивался. Костя выдвинул Марину Савушкину на ежегодную журналистскую премию. Городская газета города N. выдвинула Алексея Мещерякова. Решением конкурсной комиссии оба они были признаны лучшими, правда посмертно. Маришкина премия пошла в помощь детскому дому, за Алексея премию получили родственники.

Я вернула Султана Ире с Валерой. Они были так горды геройским поведением своего кота в сложной ситуации, что замахали руками в ответ на мое предложение возместить стоимость пропавшего контейнера для перевозки котов.

Мальчик поселился у меня. Я купила ему строгий ошейник и поводок, а также симпатичную миску с изображением ста и одного далматинца. Когда мы вечером выходили гулять, с балкона нам приветственно махала тетя Люся, одобряя тем самым мой выбор четвероногого друга — пес надежный, внушающий страх. Все как надо.

Я так закрутилась — работа, собака, почти ежедневные поездки в центральный офис СБ, совсем не было времени навестить родителей. Я старалась звонить им хотя бы через день, но вот съездить никак не получалось.

Прошло примерно три недели, я только что вернулась с Мальчиком с ежедневной вечерней прогулки по Поклонной горе, как зазвонил телефон. Еще не снимая трубку, я уже знала, что звонит моя мама.

— Васенька, — защебетала она, — когда ты к нам приедешь? Мы с папой ужасно хотим тебя видеть. Мы все прочли в газетах. Ты же теперь героиня. Дядя Никита тебе передает привет. Ты знаешь, что Добрыня выписался из больницы? Правда, его таскают на допросы каждый день. Бедный Никита так расстроен, так расстроен… — Маме плохо удавалось скрыть свою радость, что наконец, по прошествии стольких лет, ей удалось утереть нос дяде Никите в области воспитания детей. — Васенька, ты приезжай к нам, я пирогов напеку… — В голосе мамы появились знакомые вкрадчивые нотки: — И знаешь что? Мне кажется, будет очень правильно, если ты пригласишь к нам молодого человека. Ну, того, который рядом с тобой на всех фотографиях… Который помог тебе выбраться оттуда. Папа так хочет с ним познакомиться.

Я отвела трубку от уха, мама продолжала что-то говорить, а я стояла, смотрела в зеркало, на котором висели купленные для меня Мариной «любовные колокольчики», и улыбалась. Потому что впервые в жизни мама была абсолютно права. Все сказки, даже самые страшные должны заканчиваться хорошо — «они жили долго и счастливо и умерли в один день»!