— Сейчас, сейчас, — успокаивал меня Булат, осторожно обрубая ветки вокруг меня, — вытащим тебя, Василиса Михайловна.

Интересно, откуда он знает мое имя? Я не успела додумать эту многообещающую мысль, как разбойник дернул веревку, и я, помогая себе руками, выбралась из ловушки.

— Ты дела, Василиса Михайловна? — Булат развязал веревку.

Я осмотрела себя. Там, где могла увидеть. Свитер испачкался, на нем появилось штук пятьдесят зацепок, зато штаны, изобретенные полтораста лет назад Леви Страусом, подтвердили качество марки. Я прижала руку к животу…

— Тебе плохо? — заволновался Булат.

Мне не было плохо, я проверяла, не выпал ли пистолет. Если выпал, вряд ли я его теперь найду. Однако рука ощутила твердую рукоятку «пернача».

— Мне хорошо, — искренне ответила я своему спасителю и добавила: — А я вообще-то вас искала, Булат.

Он мгновенно оценил диспозицию и сказал пару слов на незнакомом языке своему приятелю. Разбойник хмыкнул, хитро улыбнулся, но ушел, прихватив веревку и топор.

— Я слушаю тебя, Василиса Михайловна. Что случилось?

Черт, я же почти ничего о нем не знаю. Стоит ли ему все рассказывать? Наверное, нет. Тем более что он и не поймет, почему вдруг не больные люди добровольно хотят умереть. Мир таких детей природы, как этот Булат, прост и прямолинеен. Не нужно говорить ему лишнего, чтобы не смущать. Я прикинула и начала:

— Вчера я познакомилась с человеком, его зовут Алексей. Он приходил ко мне в гости…

Булат понимающе кивнул, я покраснела и зачем-то добавила:

— Он забыл у меня одну вещь. Мне уезжать сегодня, и я хочу ее вернуть. Номер комнаты не знаю, на ресепшн спрашивать нет смысла — фамилию его я тоже не знаю. Вы сказали, что можете помочь…

Тут я заткнулась, потому что поняла, как глупо все звучит со стороны. Может, Булат и наивен, но он совсем не дурак.

Он перестал улыбаться и замер.

— Я знаю Алексея. — У него даже голос изменился. — Сколько недель он уже здесь?

— Вчера закончились три недели, — прошептала я.

Булат коротко кивнул.

— Ему больше эта вещь не понадобится, оставь ее себе… — Он помолчал и закончил фразу: — На память.

— Ты хочешь сказать, — я так разволновалась, что незаметно тоже перешла на «ты», — ты хочешь сказать, что с ним что-то случилось?

Он отвел глаза, но я схватила его за обшлага куртки:

— Или ты мне сейчас все рассказываешь, или…

Последнее «или» повисло в воздухе, так как пригрозить мне было нечем, разве что достать пистолет. Но надо быть последней сволочью, чтобы угрожать оружием человеку, который только что тебя спас. Я шмыгнула носом и жалобно произнесла:

— Ну расскажите мне, пожалуйста, Булат. Я ведь все равно не уеду, пока не узнаю всю правду.

— Пошли, — он потянул меня за рукав, — без уважительного предлога тебе здесь не остаться. Евдокия не даст.

Я про себя отметила, что у него пропал среднеазиатский акцент, «Евдокия Петровна» превратилась в просто Евдокию, а интонации из подобострастных (присущих человеку зависимому) превратились в нейтральные. Не все, ох не все гладко в Датском королевстве. Того гляди, нарисуется тень отца Гамлета да и заложит всех злодеев по полной программе.

Похоже, что во время поисков я все же ошиблась с направлением. Мы на удивление быстро добрались до стоянки у центральных ворот.

— Где твоя машина? — резко спросил Булат и достал что-то из кармана.

Я пригляделась — это было шило.

— Вон та серебристая «тойота», что рядом с машиной Евдокии… Петровны.

— Ясно. — Он на минуту задумался, потом скомандовал: — Иди, заговаривай зубы охране.

— Как? — удивилась я.

— Как хочешь, — отрезал он. — Не знаю. Ты ведь женщина, не мне тебя учить: построй им глазки, да хоть стриптиз танцуй, но чтобы они на стоянку несколько минут не смотрели.

Задал он мне задачу. Однако делать было нечего — если человек хочет помочь, это не означает, что я теперь могу спокойно самоустраниться и наблюдать, как он старается. Нет, я тоже должна действовать. У него, похоже, есть какой-то план, от меня же требуется прикрытие. Я постояла с минуту, а потом направилась к будке охраны. Следующие десять минут, которые я там провела, были не теми минутами, которые потом всю жизнь вспоминаешь с удовольствием. Стриптиз танцевать не пришлось, но в качестве ответа на вопрос, когда я могу забрать документы и ключи от машины, пришлось выслушать много всякого разного. Наверное, это были шутки, причем большая их часть — с уклоном в сексуально-генитальную сторону. Наконец я решила, что с меня хватит, сделала вид, что смертельно обиделась на очередной идиотский пассаж, и покинула будку, громко хлопнув на прощанье дверью.

Булат уже ждал меня, с отсутствующим видом глядя в небо.

— Все в порядке, — сквозь зубы процедила я, быстро проходя мимо.

— Да, — точно так же ответил он, но не пошел за мной, а продолжал стоять и тупо пялиться. — Иди к центральному корпусу и заяви на ресепшн, что у тебя проколоты три колеса, поэтому уехать сегодня ты не можешь.

— Как проколоты?! — взвилась было я, но быстро пришла в себя и восхитилась гениальным планом Булата.

В самом деле, что может быть проще: не могу я отсюда уехать, потому что машина неисправна, а другой вид транспорта сюда просто не ходит. По дороге к центральному корпусу я старательно себя накручивала. В результате входную дверь открывала совершенно разъяренная женщина. В своей обличительной речи я упомянула всех: охранников со стоянки — за то, что недосмотрели; руководство пансионата — за то, что набрали таких бестолковых охранников; девицу с ресепшн — просто так, до кучи. И, как всегда бывает в жизни, именно ей, совершенно не виноватой, досталась львиная доля моих упреков. Скажу четно, она перепугалась. Думаю, не потому, что я была так уж страшна в гневе, скорее у нее было четкое и недвусмысленное распоряжение Евдокии выселить меня сегодня. Поэтому невозможность выполнить это распоряжение и неминуемый гнев «неравнодушной» Евдокии залили и без того не шибко румяные щеки девицы молочной белизной. Высказав все, что хотела, я объявила, что возвращаюсь к себе в номер. Девица промолчала; аргументов у нее не было.

— Как только выясните насчет моих колес, сразу поставьте меня в известность, — закрепила я успех. — Не хочу минуты лишней оставаться в таком заведении, как ваше.

Пока я топала до своего номера, девица успела навести справки насчет колес. Я еще из коридора услышала, что звонит местный телефон, но торопиться не стала. Из принципа. Я медленно достала карточку, не спеша воткнула ее в специальное отверстие — телефон упорно продолжал звонить. На всякий случай я заглянула в ванную — помыть руки и умыться, а также вытрясти из свитера набившиеся иголки. Была надежда, что человеку надоест слушать гудки и он положит трубку. Однако надежда не оправдалась — у здешнего персонала одной из основных добродетелей, видимо, было упорство…

Пришлось снять трубку.

— Василиса Михайловна, это администратор беспокоит. — Голос девицы с ресепшн утратил надменность и звучал несколько растерянно, что наполнило мою душу тихой радостью. — К сожалению, ваши покрышки смогут отвезти в шиномонтаж не раньше завтрашнего вечера…

— Меня не интересует, когда их отвезут в шиномонтаж, — перебила ее я, — мне нужно знать, когда я смогу забрать свою машину в том виде, в каком она была до приезда сюда. С целыми колесами…

Девица слегка растерялась, я воспользовалась этим и добавила:

— Да, между прочим, такой вопрос — кто оплатит ремонт покрышек?

— О, насчет этого не волнуйтесь! — Она почувствовала под ногами твердую почву. — Все расходы «Город солнца» берет на себя. А колеса в худшем случае будут в субботу, тридцатого числа.

Я повесила трубку. Итак, пара дней у меня точно есть. Вполне достаточно, чтобы выяснить, что случилось с Алексеем, и внимательно прочесть книгу. Книга! Я вытащила ее из пакета. Слава богу, не помялась и не испачкалась во время моей лесной эпопеи. Кто знает, какие у них в библиотеке штрафы за испорченные экземпляры.