— И я подозреваю, что среди моих знакомых есть люди, которые могли бы просветить меня относительно его местонахождения.

Билли покрутил ботинком, будто давил на ковре таракана. Как профессор мог догадаться о происходящем? Его не было, когда они с Бонни сражались с убийцей в горном лесу, и никто не говорил ему, что Бонни уронила меч, улетая с места сражения.

— Так или иначе, — продолжал профессор, — мой меч подходит для тренировок юного Уильяма. Поскольку это ценная и символичная копия, она будет способствовать его развитию. Его боевое искусство вскоре ему понадобится. И не стоит заботиться о сохранности оружия, оно практически неразрушимо.

Билли отошел от гаснущего огня. Пламя прогрело ему спину и высушило волосы.

— Когда же вы мне все объясните? Я имею в виду, для чего я тренируюсь?

— Когда настанет время, Уильям. А пока что я сам пытаюсь разобраться.

Профессор поднялся и зашагал по комнате, небрежно положив меч на плечо.

— Поскольку ожидалось, что вы надолго выйдете из строя, я отослал нашу таинственную книгу моему другу, специалисту по древностям. Он уже закончил свое исследование и вернет книгу к нашему уроку в понедельник. Полагаю, что когда мы прочитаем ее, то много узнаем.

Билли потер ноющие бицепсы. Стоило ему подумать об этой книге и о том, как она им досталась, как у него свело все печенки. Тогда, на горе, Билли стоял у дерева, связанный по рукам и ногам. Убийца драконов открыл книгу и заявил, что, прочитав из нее, вызовет дракона, которого хотел убить. Поэма звучала вроде как по-английски, но Билли не понял ни слова. Это был древний зашифрованный и бессмысленный для него текст. Клефспир, отец Билли в теле дракона, показался прежде, чем окончилась поэма, так что оставалось неясным, сказалось ли ее действие или он, почувствовав, что сын в опасности, сам прилетел на помощь.

Поскольку Билли был серьезно ранен в последовавшей затем суровой схватке, подробностей его память не сохранила, но он помнил удивительное мастерство профессора в обращении с арбалетом, которое в тот день спасло ему жизнь. Как этому морщинистому старику удавалось быть таким бесстрашным и проворным? Он умел стрелять из арбалета, долго и без устали рубиться мечом, но еще более он преуспел в интеллектуальных занятиях. Этот вежливый профессор удивлял его все больше и больше.

Профессор остановился, посмотрел в камин и, вздохнув, обернулся к своим ученикам.

— Уильям, я надеюсь, что вы и мисс Сильвер серьезно задумаетесь о том, чтобы рассказать мне, что вам известно. Я вижу, что вы сбиты с толку и напуганы, и я хорошо вас понимаю. На вашем месте я бы тоже испугался. Вы оба получили серьезные ранения, но исцелились от них в поразительно краткий срок. Это одна из тех многих тайн, которые предстоит разгадать. — Профессор выпрямился и вскинул голову. — Я надеюсь, что вы решитесь доверить мне ваши секреты. Откровенно говоря, я считаю, что заслужил ваше доверие. — На его морщинистом лице появилась улыбка, хотя в глазах затаилась грусть. — Спокойной ночи.

Он повернулся и быстро вышел из комнаты. Вскоре щелкнула, открываясь, входная дверь, а затем раздался приглушенный хлопок.

Билли уселся в кресло и шлепнул ладонями по подлокотникам. Бонни со вздохом опустилась на диван. Она хмурилась, отчего на лбу у нее образовалось три глубоких морщины. Уолтер устроился на дальнем конце дивана, положив скрещенные ноги на кофейный столик. Он поскреб ногти, перевязал шнурки на кроссовках, то и дело косясь на Билли и Бонни, и, наконец, вскочил в нетерпении.

— Пойду проверю, не замерз ли Хэмбон.

Билли приложил руку к уху.

— Бонни, это не Хэмбон там скулит?

Бонни с улыбкой покачала головой:

— Ничего подобного.

В глазах у Бонни мелькнули искорки, хотя в комнату проникал лишь сумеречный свет из окна, да в камине еще тлело несколько угольков. Билли вздохнул.

— Либо Уолтер общается с этим псом при помощи телепатии, либо он знает больше, чем мы предполагаем.

— Угу, я думаю, он кое-что знает.

— Да ну? Почему?

— Потому что он мне такие вещи сегодня говорил… А профессор вскоре тоже во всем разберется.

— Да. Рано или поздно разберется. — Билли подошел к маленькому окну, и его мысли полетели за далекий горизонт, где холмы сменялись лесистыми горами. Он представил себе усыпанное листьями поле боя и дышащую пещеру.

Бонни подошла и встала рядом. Они вдвоем смотрели на приближение зимы — серые густые облака, холодный ветер, срывающий листву и гнущий голые деревья, одинокие снежинки, предвещающие прилет миллионов своих подруг позже ночью.

В стекле появилось призрачное отражение Бонни, мирное и улыбающееся. Глядя на него, Билли сунул руки в карманы и сказал:

— Думаю, мне лучше поговорить с папой. Я только раз его и видел с тех пор, как меня ранили, и я уже почти ничего не соображал. Я так и не спросил его о разных непонятных вещах.

Бонни оперлась руками о подоконник.

— О разных вещах? То есть?

— Типа меча, которым ты рубилась в горах. Что с ним такое? И куда исчез охотник и этот дурацкий кэндлстон. Если я захочу все рассказать профессору, то прежде надо спросить разрешения у папы. Тебе не кажется? Я знаю, что профессор засыплет меня вопросами, к которым надо подготовиться заранее. — Сложив руки на животе, Билли округлил губы и выдул кольцо дыма идеальной формы. — Кроме того, — прибавил он, глядя, как кольцо плывет в воздухе, расширяясь и увеличиваясь, — я тренируюсь в огнеизвержении и хочу ему показать, чего я достиг.

Бонни продела руку в кольцо, разгоняя остатки дыма.

— Ты попросишь маму полететь с тобой завтра в горы?

— Ага. Если получится. Теперь наверху есть что-то вроде взлетно-посадочной площадки. Проще будет взлетать и опускаться.

— А можно мне с вами?

— Это было бы здорово, но разве завтра не особый для тебя день? Завтра истекает тридцатидневный срок.

Бонни шлепнула себя ладонями по бедрам.

— Как же я могла забыть! Мистер Фоли хочет скорее закончить эту бумажную волокиту. Судья сказал, что он подпишет, пусть даже завтра воскресенье.

— Мистер Фоли? Не пора ли тебе начать звать его папой?

Бонни пробежалась пальцами по волосам, подтянула рюкзак на спине и потупилась.

— Пока не могу. Сначала надо привыкнуть. Папой я звала своего отца… пока он нас не предал.

Видя слезы в глазах Бонни, Билли ощутил, как ее боль буравит ему сердце. Немыслимо, как родной отец мог отдать такое чудо, как Бонни, в руки убийцы драконов? Но зато теперь ее удочерят двое прекрасных людей — родители Уолтера, которые, правда, пока не в курсе, что она дракон, но они должны будут это понять. Если ее настоящий отец не вмешается, судья быстренько лишит его родительских прав и даст добро на удочерение. Это ожидание, должно быть, ужасно для Бонни. Вроде того, как ждать, пока Вильгельм Телль пошлет стрелу в яблоко у тебя на голове. Билли выбил игривую дробь на стекле.

— Как же я тебя понимаю! Завтра мне самому лететь в горы и звать огромного дракона папой. — Он положил руку на плечо Бонни и ткнул пальцем в окно, будто показывал ей что-то вдалеке. — Видишь? Буду идти и кричать: «Папа, папа!» А он как заревет в пещере, как плюнет огнем, а я ему: «Папа! папочка! вот ты где!»

Они оба рассмеялись, и Билли сейчас только заметил, что его рука лежит на ее плече, касаясь пальцами ремня рюкзака. Когда их глаза встретились, ее улыбка сменилась искренним, испытующим взглядом. Билли опустил руку и кашлянул.

— В общем, если завтра у тебя праздник, то ты лучше сиди дома. Я вернусь к вечеру или послезавтра утром.

Они сели на диван, и Бонни сложила руки на коленях, нервно потирая большие пальцы.

— Но что, если объявится мой отец? Я просто не знаю, что буду делать без вас! Вдруг он захочет забрать меня к себе.

Билли посмотрел на улицу, где стоял почтовый ящик.

— Завтра воскресенье, и почта не работает. Значит, если ему захочется вмешаться, то он будет звонить тебе по телефону, так?

— Наверное. А что?