– Я решила пока не сообщать ей об этом.

Врач кивнул:

– Вы правы, но нам не удастся долго скрывать от нее это. Она ждет встречи с ним. Придется сказать ей завтра.

Роджер поджидал Холли на улице. Когда они сели в экипаж, он посмотрел на нее:

– Холли, я никогда не брошу тебя. Ты и твоя мать не должны чувствовать себя одинокими. Я позабочусь о вас. А что касается прошлой ночи, поверь, я ничуть не жалею о том, что произошло, ибо люблю тебя.

Она отвернулась.

– Я сейчас не хочу говорить об этом, Роджер. Мне о многом надо подумать…

– Да, да, понимаю. Столько всего случилось. Но, пожалуйста, помни, что я всегда рядом и сочту большой честью для себя, если ты согласишься выйти за меня замуж. Холли, позволь мне помочь тебе справиться с этими страданиями. Я желаю, чтобы ты была счастлива.

– Мне нужно все обдумать, – повторила она.

– Это займет у тебя немного времени, – уверенно ответил Роджер.

Однако, сейчас Холли думала только о Скотте Колтере. Господи, где же он? В такие трудные дни ей не обойтись без него!

За столиком в дальнем углу плохо освещенного бара на окраине Вашингтона, округ Колумбия, сидел Скотт Колтер. Несмотря на головную боль и пустой желудок, полковник выпил залпом еще одну порцию виски. Когда он в последний раз ел? Впрочем, какая разница? В последнее время, заваленный проклятой бумажной работой, Скотт много пил. Он ненавидел эту работу клерка и едва дожидался конца дня.

Скотт ничуть не удивился, что его и Нэйла перевели из Виксбурга в Вашингтон. Со смертью Джима Пэйта расследование приостановилось. Кроме того, начальству не понравился скандал с Лайзой Лу. Компрометирующая связь.

Он налил себе еще виски и, глядя в стакан, опять увидел прекрасное лицо Холли. Лесная фея. Где она сейчас? Что делает?

Скотт осушил стакан и поморщился. Виски обожгло горло. Почему он не может забыть ее?

Если полковник пил днем, его не так одолевали мысли о ней. Ночью же голова была ясной, независимо от того, пьян он или трезв. И Скотт неотступно думал о Холли, о ее власти над ним. Он уже не мог притворяться, что она его не интересует, ибо сердце не обманешь. Так, как ее, полковник не любил никого уже очень, очень давно. Возможно, и никогда. Хуже всего, что Холли об этом не знает. Они были бы счастливы вместе. Но пока этого не поймет она сама, ему придется либо следовать за ней как тень, либо держаться на расстоянии. И то и другое не прельщало его.

Кто знает, когда в ней проснется чувство? И проснется ли вообще?

Вошел Нэйл Дэвис и, прищурившись, огляделся. Отыскав глазами Скотта, он направился к его столику:

– Занимаешься тем, что у тебя лучше всего получается в последнее время?

– Только без нравоучений, – оборвал его Скотт. – Я не настроен их слушать.

– У меня хорошие новости.

Скотт выжидающе посмотрел на него. Нэйл откинулся на спинку стула. Он давно уже не был так оживлен. Наконец им предстоит настоящее дело.

– Мне сообщили, что мы можем отправиться на Ямайку, конечно, если ты хочешь.

– Кто, черт возьми, хочет ехать на Ямайку? Я намерен вернуться на Миссисипи и завершить начатое.

Нэйл поднял руку.

– Это позже. А сейчас послушай. – Он рассказал Скотту, что только–только встретился с человеком, более всех заинтересованным в этом деле.

– Он не отказался от него. Мы по–прежнему должны держать все в тайне. Никто так и не узнал, что золото исчезло.

Скотт вмиг протрезвел. А при чем здесь Ямайка?

– Там сейчас Роджер Бонхэм. – Поняв, что полностью завладел вниманием Скотта, Нэйл продолжал: – Скотт, в последнее время ты отошел от дел. Слишком много пьешь. Мы занимались расследованием самостоятельно и, признаться, кое–что от тебя утаили. Ты должен взять себя в руки.

Скотт нахмурился:

– Вы правильно поступили. Слушаю тебя.

– Джарвис Бонхэм умер сразу же после похищения. Вскоре после этого Роджер покинул Миссисипи. Недавно нам стало известно, что он на Ямайке. О «Ночных ястребах» ничего не слышно, поэтому мы решили, что они разделили золото и разошлись. Конечно, большая часть золота у Роджера, и надо попытаться вернуть ее. Мы отправимся на Ямайку как эмиссары правительства Соединенных Штатов. Нас якобы направляют посмотреть, что происходит там сейчас, когда Англия превращает Ямайку в колонию. Это отличное прикрытие.

Впервые за несколько недель Скотт воодушевился. Осознав, что ему не придется доживать свой век, корпя над бумагами, он улыбнулся.

– Когда отправляемся?

Нэйл добродушно похлопал его по плечу.

– Рад снова видеть тебя прежним, полковник Колтер.

По этому случаю они выпили.

– После Ямайки мы вернемся на Миссисипи, – весело заметил Скотт.

Нэйл кивнул, решив не рассказывать полковнику, что та, кого он ищет сейчас, не на Миссисипи, а на Ямайке. И она жена Роджера Бонхэма.

«Нет, – подумал Нэйл. – Только не я сообщу эту новость Скотту».

Прошло два месяца как Холли и ее мать прибыли на Ямайку. Роджер не оставил им выбора.

Холли сидела под банановым деревом, глядя на голубую воду лагуны и радуясь тому, что может хоть немного побыть одна. Она видела дно лагуны, белый песок, стайки ярких рыбешек. Сейчас Холли поняла, что такое настоящая безысходность. Утешало ее лишь то, что Клаудии здесь стало лучше. Под теплым карибским солнцем к ней постепенно возвращались силы. Временами Холли даже сомневалась в мрачном диагнозе доктора.

Любуясь окружающей ее красотой, она молилась, чтобы время остановилось. Сейчас, когда мать задремала, а Роджер уехал на плантации, Холли принадлежала только себе.

Ямайка поражала красотой. Высокие лесистые горы вздымались над песчаным берегом. Девушка видела причудливые скалы, бездонные пропасти, плодородные долины, болота, горячие источники, сотни рек. Здесь выращивали богатые урожаи бананов, какао, кокосовых орехов, кофе, сахарного тростника и так много фруктов, что Холли не помнила их названий.

Днем всегда светило солнце, ночью с гор дул прохладный ветерок.

Особняк, где она жила, стоял на утесе. Она никогда не сможет назвать его своим домом, несмотря на богатое убранство. Холли ненавидела в нем все, особенно спальню, которую разделяла со своим мучителем… мужем.

Вначале Роджер обходился с ней мягко, обещал сделать все, чтобы она полюбила его. И Холли пыталась изо всех сил. Но очень скоро он стал напиваться и заставлял ее выполнять столь непристойные требования, что рассказать о них у нее не повернулся бы язык. Если же он получал отказ, в ход шли кулаки.

Набирая в пригоршню песок, Холли смотрела, как он струится между пальцами. Да, как ее жизнь. Единственным ее утешением была Клаудия, к счастью, ничего не подозревавшая. Роджер обещал не трогать ее, пока Холли во всем ему подчиняется. Сдержав слово, он не сообщил Клаудии ее диагноз.

Так что Клаудия была бы счастлива, если бы не смерть Джарвиса. Она тосковала о муже и часто говорила о нем с Холли, когда они оставались вдвоем. Слушая слова матери о доброте и рассудительности Джарвиса, девушка решила никогда не открывать своей ужасной тайны.

Мать не знала, что умирает, и она должна провести остаток дней в мире и покое. Ради этого Холли пожертвовала собой и встречала каждый новый день с болью и отчаянием, зная, что обречена на муки до конца жизни.

Ей пришлось пойти на это после смерти Джарвиса, когда Роджер завладел деньгами отца. После похорон он сказал, что Холли и Клаудия вольны уехать. Но куда они могли отправиться? Матери был необходим уход. Роджер предложил Холли построить конуру на месте сгоревшей хижины и перевезти туда мать или выйти за него замуж. Доктор из Нового Орлеана поставил Клаудии диагноз: болезнь Брайта. Это означало, что она будет все больше, слабеть, и в конце концов мать умрет. Надежды на выздоровление нет, в этом доктор не сомневался. Теперь судьба Клаудии зависела от Роджера, их благодетеля. Он мог обеспечить их всем необходимым или не дать им ни цента. Поэтому Холли ответила ему согласием, отказавшись от всех своих надежд.