Она чувствовала — каким-то образом она делает его несчастным. Но почему? У нее были все основания надеяться, что скоро она забеременеет. Она каждую ночь приходит к нему. Это было совсем не так плохо, как ей представлялось. На самом деле ей все больше нравилось, когда он целовал ей лицо и волосы… и другие места. Часто ей было неловко, хотя потом почему-то было трудно заснуть.

Если бы только она могла поговорить с другой женщиной! Ее мать мало что рассказала о том, что происходит между мужчиной и женщиной в спальне, кроме туманных слов о долге и стойкости. У нее не было сестер и других родственников. Единственная женщина, с которой она могла бы поговорить — хотя она краснела при одной лишь мысли об этом, — была аббатиса Толкотт.

Однако вряд ли Уильям разрешит ей поехать в монастырь в ближайшее время.

От этих мыслей ее оторвал грохот распахнувшейся и стукнувшей о стену двери. Подняв глаза, она с удивлением увидела на пороге Эдмунда Форрестера, полностью закрывшего собой дверной проем.

— Вот вы где! — Он произнес это так, как будто застал ее в таком месте, где ей не полагалось быть. — Я вас искал.

— Слуги знают, где я, — сказала она со спокойствием, которого не чувствовала. — Любой из них мог бы мне передать, что вам нужно.

Он никак не прореагировал на ее деликатное напоминание о недопустимости вторжения в личные комнаты без приглашения и так на нее взглянул, что она была рада тому, что их разделял большой стол.

— Что вам нужно, сэр?

Все слуги заняты на уборке сторожевой будки, никто не услышит ее, если она закричит. Она мысленно выругала себя за то, что дала разгуляться своему воображению. Ей всегда становилось не по себе в присутствии Эдмунда, но у нее не было причин его бояться.

Она отложила пяльцы и снова спросила:

— Что я могу для вас сделать?

Он повернулся и запер за собой дверь. Услышав звуки задвигаемого засова, она вскочила. Прежде чем она догадалась схватить что-нибудь, что могло бы послужить оружием, он притянул к себе стул и уселся за стол напротив нее.

— Есть много вещей, которые вы могли бы для меня сделать, — сказал он с широкой ухмылкой. — Но вы жена моего лучшего друга, и я не буду о них говорить.

Она боролась с желанием вытереть о юбку вдруг вспотевшие ладони. Она не доставит ему удовольствия видеть ее страх.

— Надеюсь, вы позволите мне называть вас по имени? — спросил он с фальшивой учтивостью.

Она сверкнула на него глазами:

— Не позволю.

— Кэтрин… — Он забарабанил пальцами по столу, точно зная — она была в этом уверена, — какое действие это оказывает на ее натянутые нервы. — Вы поставили Уильяма в глупое положение, заявив через неделю после брачной ночи, что хотите признать брак недействительным.

— Как вы смеете мне это говорить? — сказала она, крепко хватаясь за стул, на котором сидела. — Немедленно выйдите из моих комнат.

— Все подумали, что Уильям неспособен выполнять супружеские обязанности. — Эдмунд наклонился над столом и долго смотрел на нее сверлящим взглядом. — Но вы-то знаете, в чем дело, да, Кэтрин?

Кэтрин сложила руки и молча вскипала от злости, ожидая, когда он выложит все и уйдет.

— Вам бы следовало видеть придворных дам! — сказал он, возвратившись в прежнее положение и хлопнув по столу. — Клянусь, вдовушки прохода ему не давали. Бедному Уильяму пришлось учиться дипломатии, чтобы удерживать замужних женщин подальше от своей постели.

Эдмунд перестал улыбаться и пальцем постучал по столу.

— Если признание брака недействительным и было бы возможным, то вины Уильяма в том не было.

Лицо Кэтрин вопреки ее воле вспыхнуло.

— Сначала я не верил, что он не вступил в свои супружеские права, — продолжал Эдмунд, потирая свой подбородок. — Однако это многое объясняет. Со дня свадьбы он был в самом скверном настроении.

Он прищурился.

— Как вам удалось убедить его вас не трогать? Вы сослались на болезнь?

Кэтрин встала, ее трясло от гнева. Опершись о стол, она перегнулась через него, чтобы пригрозить Эдмунду.

— Я расскажу мужу, как вы говорили со мной. Я думаю, после этого вам придется держаться подальше от замка Росс.

Эдмунд схватил ее за запястье.

— Кому, как вы думаете, поверит Уильям? — Пальцами второй руки он медленно провел по ее предплечью. — Женщине, предавшей своего мужа и обрекшей его на смерть? Или своему лучшему другу?

Увидев, что она поколеблена, он сказал:

— Вы можете сесть, потому что разговор еще не закончен.

— Если у меня на руке останется след, — она со значением посмотрела на свое запястье, которое он продолжал сжимать, — Уильям точно мне поверит.

Когда он выпустил ее, она прижала руки к груди и опустилась на стул.

— Я знаю, что теперь он с вами спит.

Лицо ее снова загорелось, она представила себе, как шепчутся между собой слуги, когда она отсылает свою горничную. Эдмунд мог легко узнать все от них, если ему это было нужно.

— Даже Уильям, при всей его терпеливости к вашим капризам, не стал бы рисковать во второй раз сделаться посмешищем для всех солдат пограничной полосы.

Она старалась не слушать, старалась не слышать оскорбительные слова. Он мог бы не говорить так долго.

— И почему это теперь, — сказал он, и в его голосе вместо издевательской веселости зазвучало обвинение, — Уильям стал еще несчастнее, чем раньше?

Кэтрин остолбенела. Эдмунд задал ей вопрос, который мучил ее саму. Она не уклонилась от его взгляда и указала ему на дверь:

— Я не собираюсь дольше терпеть вашу дерзость. Убирайтесь.

Он словно ее не слышал.

— Ваш муж был рад, что появилась причина уехать из дома, — сказал он, поднимая брови. — Слухи о появлении на границе нескольких оборванцев не заставили бы Уильяма возглавить отряд — если бы ему самому очень этого не хотелось.

Его слова ранили, и Эдмунд это видел.

— У меня есть подозрения относительно того, почему он так несчастен, — сказал он, не отрывая от нее взгляда. — Готов поспорить, что в постели вы холодны как лед.

— Холодна?

— Черт, так и есть! — воскликнул он, стукнув по столу. Он покачал головой и хохотнул. — Уильяму недостаточно иметь жену столь прекрасную, что все мужчины вожделеют ее. Нет, нашему Уильяму нужна жена теплая и страстная.

Эдмунд наклонился к ней, его настроение изменилось.

— Вы никогда не сделаете его счастливым, — сказал он, впиваясь в нее горящими глазами. — Оставьте его, пока не поздно, пока у вас не появился ребенок. На этот раз вам нужен план получше. Я могу вам помочь.

Кэтрин была потрясена. Эдмунд говорил искренне. Он по-своему пытался защитить своего друга. Но от чего? От нее?

— Уильям хочет, чтобы я осталась, — запинаясь выговорила она. — Я обещала ему, что больше не сбегу.

— Как будто обещание что-то значит для вас! — заявил он, барабаня по столу. — Уильям не первый, кого вы одурачили. Разве вам не достаточно уничтожить одного мужа?

Его слова падали так тяжело, словно он ее ударял. Бесполезно было доказывать, что Рейберн не заслуживал ни правдивости, ни верности.

— Я не буду дожидаться, пока вы его сломаете, — сказал он, водя пальцем перед ее лицом. — Знайте, что я не спущу с вас глаз. Предупреждаю, я раскрою ваши секреты.

— У меня нет секретов.

«По крайней мере секрета, который вы когда-либо откроете».

Эдмунд засмеялся лающим смехом и откинулся на спинку стула, его настроение снова изменилось.

— Может быть, со временем другая женщина сумеет развлечь его. Когда Уильям хочет женщину, которая получает удовольствие в постели, от желающих ублажить его отбоя не бывает.

Она взглянула на него, не сумев убрать из глаз вопрос.

— Не теперь, пока он связан, — сказал, ухмыляясь, Эдмунд. — Если сейчас, пока он женат, от него забеременеет другая женщина, он себя возненавидит. И не простит вам то, что вы довели его до этого. Уильям не хочет иметь бастардов.

Внутренним взором она увидела Уильяма в ту первую ночь, с нестерпимо горящими глазами. «Я хочу детей, и у меня будут дети только от моей жены».