— Так как вашей доброй матери нет с нами, чтобы дать вам совет… — Аббатиса заколебалась, видимо, не находя слов. — Я уверяю вас, что не все мужчины подобны Рейберну.

Аббатиса прочистила горло и начала снова:

— Вам сейчас трудно поверить, но многие женщины находят счастье в супружеской постели. Это может… приносить радость. — Когда она похлопала Кэтрин по руке, глаза у нее были влажными. — Вы должны позволить себе открыться навстречу такой возможности.

Тишину аббатства внезапно нарушил стук копыт, послышались нестройные мужские голоса. Обе женщины бросились к окну, выходящему во внутренний двор, чтобы узнать, чем вызвана суматоха.

Кэтрин перестала дышать.

— Это лорд Фицалан.

Фицалана сопровождало с полдюжины всадников, но Кэтрин видела только его. Двор, казалось, ходил ходуном, когда он кругами ездил по нему, поднимая на дыбы коня, высоко вскидывающего голову. Он был без головного убора. Утреннее солнце подчеркивало суровые линии его лица и горело в прядях его бронзовых волос.

Уильям, должно быть, почувствовал, что за ним наблюдают, потому что он посмотрел вверх с таким свирепым выражением, что Кэтрин схватилась за руку аббатисы. Спешиваясь, Уильям не спускал с нее глаз. Бросив поводья своему человеку, он решительно направился ко входу.

Жалобный звук вырвался из горла Кэтрин. Она заметалась, ища, куда бы скрыться.

— Сюда.

Аббатиса быстро отступила к противоположной стене и открыла узкую дверцу, спрятанную за панелями.

— Ждите в церкви, пока я не пошлю за вами, — сказала она, торопя Кэтрин. — Молитесь, чтобы Господь дал вам силы исполнить свой долг и мудрость быть благодарной за его благодеяния.

Кэтрин едва успела скрыться, как в дверях появился Фицалан. Прежде чем остановить взгляд на аббатисе, он зорко оглядел комнату.

Вслед за ним появилась монахиня, державшаяся подальше от него.

— Госпожа аббатиса, я пыталась остановить его и спросить, по какому делу он здесь, но…

— Все в порядке, сестра Матильда, — сказала аббатиса, рассматривая высокого мускулистого мужчину, заполнившего собой дверной проем. — Если это лорд Фицалан, то я ждала его появления.

Запоздало вспомнив о хороших манерах, Фицачан сделал глубокий поклон.

— Госпожа аббатиса, я лорд Уильям Невилл Фицалан. Надеюсь, вы простите меня за вторжение.

Временно оставив его слова без внимания, аббатиса послала вторую, трясущуюся от страха, монахиню за коврижками и сладким вином. Так как правила приличия не позволяли ей оставаться наедине с мужчиной, она сделала знак сестре Матильде сесть в дальнем углу комнаты, откуда монашке трудно было бы слышать их разговор.

Только после этого она указала Фицалану на один из красивых резных стульев, которые она привезла в аббатство из дома. Она позволила себе некоторые удобства в комнате, где принимала гостей из внешнего мира.

Аббатиса испытывала немалое удовлетворение, наблюдая, как ее черная одежда усмиряет самых могущественных мужчин. Фицалан не был исключением. Ему было явно не по себе — и не потому, что он плохо умещался на стуле.

Она подавила улыбку. Теперь, примчавшись сюда, он явно не знал, что делать дальше. Он сжимал и разжимал пальцы, как если бы собирался заговорить. Этот жест был ей знаком. Ее муж относился к той же породе мужчин, которым слова давались труднее, чем действия.

Она дала ему помучиться, наслаждаясь этим до такой степени, что позднее ее ожидало раскаяние. Когда служанка принесла вино и коврижки, она нарочито медленно налила вина гостю и себе.

— Вы проделали нелегкий путь с самого раннего утра, — наконец произнесла она с притворным сочувствием. И указала на коврижки: — Я думаю, у вас не было времени позавтракать.

Испытывая все большую неловкость, он потер шею. Ей было приятно видеть, что он понимает ее недовольство тем, как он ворвался в ворота и нарушил мирную жизнь аббатства.

— Коврижки еще теплые, — настаивала она.

Он, давясь, проглотил две штуки — то ли из вежливости, то ли от голода — и запил их вином. Ей явно следовало бы поручить выпечку кому-нибудь другому, не сестре Катрине.

Не видя причин медлить дольше, она спросила:

— Вы знаете, что ваша жена появилась здесь с просьбой позволить ей постричься в монахини и остаться у нас навсегда?

— Экономка сказала мне, — признался он.

Его лицо покраснело самым жалким образом. Она вдруг почувствовала к нему симпатию. Едва взглянув на него, она отметила, что он красив. Пострижение в монахини не лишило ее зрения.

— Если зашла речь об аннулировании брачного контракта, можно предположить, что ваши отношения были не такими, какими они должны были быть.

Фицалан поперхнулся и как будто пытался заговорить, но она движением руки остановила его.

— Я поняла это из того, что Кэтрин появилась здесь среди ночи в сопровождении одного лишь старого слуги.

Фицалан, казалось, помертвел. Еще один обнадеживающий знак. Теперь он скорее всего понял, что его поведение прошлой ночью напугало его жену сильнее, чем он предполагал.

— Я знаю, что напугал ее, — довольно легко признался он, — но, клянусь, я никогда бы ее не обидел.

— Я говорю это не к тому, чтобы упрекать вас, лорд Фицалан. — Это было лишь отчасти неправдой. Она поступает так в высших целях, Господь простит ей. — Я знала леди Кэтрин еще тогда, когда она была крошкой. Возможно, я смогу помочь вам ее понять.

— Буду очень признателен вам, госпожа аббатиса, — сказал Фицалан, в глазах которого сквозило отчаяние.

— Я понимаю, вы были терпеливы с Кэтрин.

Бросив на него колючий взгляд, она добавила:

— По большей части. — Было неблагоразумно проявлять слишком большую мягкость. — Я не уверена, что вы знаете достаточно о ее браке с Рейберном.

Она с трудом смогла произнести имя этого ужасного человека и не сплюнуть.

— Если бы мать Кэтрин была жива, она смогла бы убедить отца Кэтрин и короля подыскать ей мужа, который лучше отвечал бы их целям. Без ее благотворного влияния они остановились на омерзительном человеке, который с ней ужасно обращался. Что касается меня, то я не удивилась, когда Рейберн пошел против короля.

Она надеялась, что ее слова не прозвучат так, словно король заслужил последствия своего неудачного выбора, хотя на самом деле она так и думала.

— Кэтрин унаследовала красоту своей матери. — Она вздохнула. — До появления Рейберна она была не просто хороша — она вся сияла, ее глаза излучали свет. Он лишил ее этого.

Ее огорчало, что она неспособна выразить свою мысль словами, но Фицалан кивнул, как если бы понял ее.

— Я советую проявить больше терпения. Дайте ей время вам поверить, и она станет хорошей женой.

— Я хотел, чтобы она была мной довольна, — сказал Фицалан, — ради наших детей и меня самого.

Из того, как это было сказано, аббатиса Толкотт почувствовала, что он хочет для своих детей того, чего был лишен сам. Да, он ей нравился. Даже очень нравился.

— Если вы вернете блеск ее глазам, обещаю — Кэтрин будет приносить вам радость… и родит много детей.

Она надеялась, что не подмигнула ему, старые привычки долго живут.

— Приезд моей жены доставил вам много хлопот — вам и всему монастырю, — сказал Фицалан. — Я весьма сожалею.

Аббатиса кивнула.

— Я не могла позволить ей остаться здесь. В горячке Кэтрин позабыла, что король дал ей на выбор два пути, и ни один из них не предполагает ухода в монастырь.

Аббатиса дала знак сестре Матильде, которая немедленно поднялась, чтобы поговорить с кем-то, стоявшим тут же за дверью.

Вскоре они услышали легкие шаги на лестнице. Фицалан поднялся на ноги, но аббатиса дала ему знак оставаться на месте. Она вышла в открытую дверь и встретила Кэтрин на площадке у лестницы.

— Скажите мне, — негромко произнесла она, беря Кэтрин за руки, — согласны ли вы выполнять данные вами обеты и вернуться к вашему мужу?

Кэтрин кивнула, не поднимая глаз:

— Разумеется, на то воля Божья.

Хотя Фицалан стоял всего в нескольких метрах от нее, Кэтрин даже не взглянула в его сторону.