Допустим на минуту, что предприятия получили какую-то автономию. Отпускают продукцию по прямым договорам с потребителями. Развивают производство и устанавливают заработную плату в зависимости от прибыли. Свободны в выборе поставщиков. В организации труда и производства. Производственная деятельность планируется на основе спроса на продукцию и технических возможностей. Успех зависит от деловых качеств самого коллектива и больше ни от чего, ни от кого. Зачем тогда многоступенчатая пирамида управления? Зачем райкомы, горкомы, обкомы? Кто из них сунется руководящим носом? А сунутся, по носу и получат — не мешай. Не будет директив останется государственное регулирование. Командный тон сменится на рекомендательный и лишь по принципиальным вопросам. Вся грандиозная надстройка пирамиды рухнет, а ее производственное основание, освободившись от бремени вышестоящих инстанций, станет подлинным фундаментом общественного благосостояния.

Но тот, кто сейчас поет «и все вокруг мое», останется ни с чем, с этим уж ничего не поделаешь. Можно ли допустить хоть на секунду, что такое в наших условиях возможно, что пирамида сама свалится с основания, что тот, кто был всем, добровольно станет никем, что кровососущий паразит сам перестанет быть паразитом? Можно ли допустить, что партия откажется от реальной власти в тот момент, когда конституционно узаконивается усиление роли партии? Нелепая, право, фантазия. Тысячи штатных ученых, идеологов доказывали и будут доказывать, что благо народа — это благо партии, что государство — это мы, которые, наверху пирамиды.

При всей очевидности путей повышения эффективности экономики столь же очевидно и то, что им поперек эгоцентризм партократии. Не обманут лицемерные «эксперименты». Заставить работать нельзя. А заинтересовать — значит поступиться не только деньгами, но и властью. Неограниченная власть ограниченных людей сделала экономику жертвой убогой политики. В попытках оздоровить не находят лучшего способа, как подстегнуть. Натягиваются бразды правления, сильнее лихорадит экономику, а вместе — и все общество. Узурпация централизованного управления и нормальная экономика не совместимы. Все разбивается об острый верх бюрократической пирамиды. А жизнь становится все лучше, красивей, все веселей…

Общество разлагается. Усиливается деградация и преступность. Бытие определяет сознание? Конечно. Как, впрочем, и сознание определяет бытие. Диаматовская схоластика не может стушевать того факта, что бюрократическое сознание, инстинкты, дух эгоцентрического руководства в значительной степени определяет экономическое бытие и через него умонастроение, поведение масс. Судьба экономики в руках ее настоящих хозяев. Шесть процентов населения с партбилетами, руководимые всемогущим ЦК и Политбюро, держатся за структуру власти, основанной на аморальной, антиобщественной экономической системе. Могут ли они разжать тиски и освободить производительные силы общества, дать возможность экономике войти в нормальное русло, стать более нравственной, более правовой, более эффективной? Разумеется, могут, кто им мешает. Почему же они этого не делают? Ведь не врагу это нужно — собственному народу. Потому что не хотят. То, что нужно для блага народа, им, этой горстке, не выгодно. Этот эгоизм, это преступное сознание властей и определяет общественное бытие. Безнравственность экономической, да и всей нашей жизни — на их совести, которой у них, видимо, нет. Эпидемический рост пьянства, преступности порожден преступным характером государственной власти. И спасение наше только в том: либо обстоятельства заставят, наконец, бюрократию осознать не только свой, но и общественный интерес, либо проснется инстинкт общественного самосохранения и сам народ вправит мозги партократии. В современном мире извечную конфронтацию «верхов» и «низов» научились преодолевать бескровно. Сумеем ли мы?

Пока наши пьяные слезы и сопли к банде, погоняющей нас: дайте хорошего государя, дайте Сталина. Пока мы потихоньку подворовываем, ведь на что-то мы пьем и даже покупаем машины. И на том спасибо. Вы воруете, мы воруем — вот квиты. Слава КПСС! А не дадут воровать — тут уж другой разговор. Нам честно? Тогда уж будьте любезны и сами — честно!

Карающая десница, ужесточая уголовное законодательство, наводняя тюрьмы и лагеря, замахивается и на себя. По какому праву сажает тот, кто сам должен сидеть? Почему тебе все, а мне ничего? Эти вопросы неизбежно притянут к ответу и гражданина начальника. Тогда ему тоже несдобровать. Поэтому он еще поломает голову, как быть: то ли пусть пьют и воруют — мне спокойней, то ли бороться с преступностью, но тогда начинать с себя? Сможет, захочет ли он сам жить честно? Без блата и закрытых магазинов, без спецобслуги быта, больниц, дач и курортов, без закрытых просмотров недоступных обществу фильмов, без махинаций, приписок, списываний и коррупции, без жульнических премий и растаскивания государственных средств, без пропагандистской лжи, цензуры и утаивания информации, без показухи и зажима критики, без нарушения гражданских прав и свобод, без преследования свободомыслящих?

Радикальные экономические перемены возможны у нас только на основе радикальных перемен в политике и идеологии. За идеологической фразеологией кроется недобрая воля властей. Станет ли она когда-нибудь доброй? Не много ли мы хотим?

Я вспоминаю лефортовскую свою статью в вольном изложении, которое дает представление, но не заменяет ее. Оригинал где-то в бумагах покойного адвоката, черновик похищен лагерной администрацией, жаль, если статья не всплывет. В отличие от этого переложения, первый вариант, помнится, имел четкую структуру, по существу представляя собой конспект книги. Арматура основных узлов очерчивала контуры здания, требовала развития, плоти, живой предметности. За каждым положением стоял большой материал, он просился на бумагу. Впервые с полной ясностью и несколько неожиданно для себя, по логике рассуждения, я пришел к выводу, что ключ к оздоровлению экономических отношений не в самой экономике, а в перемене политики, структуры и характера государственной власти. Что бы ни предпринималось в народном хозяйстве, как бы ни экспериментировали и ни пересаживались, подобно крыловским музыкантам, в нынешней политической системе вся эта музыка будет звучать похоронным маршем народному благосостоянию. Анализ нашей экономической жизни дает богатые доказательства. Их легко можно найти хотя бы в подшивке газеты «Правда». Ссылкой на эту газету заканчивалась статья. И потом, когда мне ничего практически, кроме газет, не было доступно, когда я был оторван от накопленных ранее материалов, новые конспекты и вырезки из нашей прессы прямо ложились в русло статьи. Составлялась книга.

Время шло, объявлялись очередные эксперименты и лозунги, сочинялись гонорарные книги и рекомендации, но ничего не менялось. Вывод о бесперспективности «реформы» 1979 г. подтвердился. Куцый андроповский псевдоэксперимент 1983 года тычется в четырехлетнюю давность и нет сомнения, что и он, как и все предшествующие и более решительные попытки преодолеть бесхозяйственность, тоже разобьется о бюрократическую твердыню. Кстати, только что опубликован программный доклад нового Генерального секретаря на Пленуме ЦК 23 апреля 1985 г. Значение этого документа можно сравнить с решениями XX съезда и постановлением о реформе 1965 г. — настолько масштабна и радикальна его программа, ничего более значительного не предпринималось за последние 20 лет. Речь идет не больше, не меньше, как о революционном обновлении. И, конечно, опять решительный призыв избавить предприятия от мелочной опеки, расширить их самостоятельность, дать выход деловой инициативе. Опять говорится о необходимости расширить полномочия местных органов управления, развивать местную промышленность. Ну, думаешь, лед тронулся, центральный аппарат ослабляет вожжи, не будет лезть во все поры хозяйственной жизни и мешать производству. Шаг к децентрализации — это шаг на главном направлении борьбы с бесхозяйственностью. И тут же читаю: «Потребность в садовых участках и домиках, строительных материалах и инвентаре обеспечивается далеко не полностью. Политбюро, весьма подробно обсудив этот вопрос, поручило…» Какая же это децентрализация, если политбюро «весьма подробно» ловит блох садово-огороднических товариществ? Делать больше ничего? Неужели вопрос о выделении куска земли и садовой лопате нельзя решать на уровне райсовета и местных предприятий? Почему бы предприятиям не дать возможность самим непосредственно и оперативно реагировать на общественный спрос? Если этого нет, в чем же тогда их самостоятельность?