Судьи совещались, обсуждая итоговое решение. Видя довольные лица Ангуса и Иана, Рэм посмотрел на старого Брюса – тот прищурился. Иан достал из сюртука бумагу и медленно развернул ее, презрительно глядя на Маклинов, начал читать. Рэм увидел знакомый изящный почерк, тело напряглось, нервы были натянуты, как струна. Женский почерк, издевательская ухмылка Иана разъярили Рэма, и его легендарный самоконтроль испарился.

– Будь ты проклят! – закричал Рэм, вскочив на ноги. Сидящие рядом едва успели схватить его. – Ты, жалкий бастард, что ты с ней сделал? Она моя жена, я ее не оставлю, прежде ты умрешь! – Рэм был вне себя.

Начался переполох, Брюс требовал порядка, стуча молотком, юристы с обеих сторон бросились успокаивать клиентов. Ангус старался удержать своего приемного сына, который откровенно насмехался.

– Я ничего не сделал, ты, ходячая добродетель! Кроме того, что указал ей на твою наступающую нищету! – кричал Иан. – Я предложил ей уйти ко мне, но она не сочла достойным ни одного из нас!

– Гнусный подонок! Где она? Клянусь, я выбью из тебя правду! – Рэм отшвырнул двоих, чтобы прорваться к Иану.

– Как тебе нравится потерять сразу и дом, и жену, братец? – кричал Иан, тоже пробиваясь к Рэму. И в неистовой злобе выкрикнул самое убийственное: – Хочешь знать, чей это ребенок, твой или мой?

Рэм бросился через стол, ударом отбросив Ангуса в сторону. Иан упал навзничь, и они покатились через скамьи на пол, молотя друг друга кулаками. Гаскелл воспользовался долгожданным случаем и ударил Ангуса, тот ответил ему тем же. Присутствующие повскакали с мест, уже было невозможно разобрать, кто дерется, а кто только вопит при виде кровавого зрелища. Когда Рэм и Иан выкатились в коридор, даже члены совета покинули свои места и последовали за ними.

Рэм изо всех сил ударил Иана по голове, и того пронзила ослепляющая боль. Он споткнулся, и когда плечо Рэма снова сокрушило его, они оба упали на пол.

– Где она? – хрипел Рэм, освободив одну руку, чтобы ударить Иана по голове. Но тот изогнулся, выбросил вперед ноги и они сцепились на полу, в то время как Иан норовил вцепиться Рэму в глаза, желая ослепить его.

– Черт побери! – прорычал Иан, сквозь кровь, бегущую по подбородку. – Ее у тебя больше нет!

Их дикая борьба заглушила все остальные звуки. Никто из присутствующих не пытался вмешаться. Кровь заливала лица дерущихся мужчин, капала на пол. Крики, удары, хруст костей и сухожилий отражался от стен зала суда – этого бастиона порядка и справедливости. В конце концов морская закалка Рэма дала ему последний всплеск сил, и побоище прекратилось. Голова Иана стукнулась об итальянский мрамор, которым был вымощен пол в коридоре, и он затих. Рэм лежал поперек него, ослепленный болью и тяжело дыша. Наступила гнетущая тишина, никто не произнес ни звука, когда Джеймс оттащил своего родственника от неподвижного Иана Барклея и помог окровавленному и спотыкающемуся Рэму выйти на улицу.

Это было последнее появление Рэма перед Верховным судом и Лоренсом Брюсом.

Экипаж капитана Блада Бакли состоял из самых вороватых, подлых, закоренелых язычников, которые когда-либо плавали по семи морям. Едва ли среди них был хоть один человек, у которого не отсутствовала какая-нибудь часть тела: рука, пальцы, глаз, зубы. Более того, среди них едва ли нашелся бы человек, которому не приходилось убивать или кто не готов был убить. Это было такое резношерстное братство, которое редко собиралось под одним морским флагом.

Глубокой ночью Иден и Арло были проведены на борт «Морского Ворона», и экипаж узнал о пассажирах только после отплытия. Корабль двинулся в сторону Лондона и Ла-Манша, поползли слухи о присутствии красивой леди, любопытство экипажа постепенно разжигалось.

В первый же день Арло вышел на палубу, но вернулся с бледным лицом и грубовато потребовал, чтобы Иден не выходила из своей небольшой каюты. Он искренне сожалел, что позволил миледи зайти так далеко. В тайном послании лейрду Рэму следовало быть более решительным и объяснить, где они находятся и почему. Арло надеялся, что его лейрд приедет раньше, чем они найдут корабль, отплывающий в Бостон. Но миледи провела его, и теперь Арло уповал только на Господа Бога.

Иден отнеслась к словам Арло без особого внимания, зная его странную чувствительность. Но поскольку впереди еще немало дней, когда представится возможность повидаться с экипажем, она решила удовольствоваться отдыхом в каюте, чтобы избавиться от напряжения и усталости после побега.

С болезненной неуверенностью Иден постоянно думала о Рэме. Правильно ли она поступила? Когда ребенок начинал шевелиться, на глаза набегали слезы. Она вспоминала, как сильная рука мужа нежно гладила ее живот в нетерпеливом ожидании ребенка. Иден обедала в каюте, куда Арло приносил подносы, и становилась все чувствительнее и слезливее.

Корабль вышел в Атлантику, держась к югу, чтобы поймать восточный ветер, и тогда Иден почувствовала, что больше не в силах выносить одиночество. В один из солнечных дней она отважилась выйти на палубу. Арло был в каюте капитана и не увидел, как она вышла – с распущенными волосами, закутанная в тяжелую шаль. Его хватил бы удар, если бы он увидел взгляды членов экипажа, устремленные на нее. Ясный день и строгая красота корабля разительно контрастировали с мерзкими рожами глазеющих моряков. Вскоре ей стало тяжело дышать, глаза расширились, когда Иден поняла, что матросы медленно, но угрожающе перемещаются в ее сторону. Они остановились на небольшом расстоянии, буквально пожирая ее глазами.

Впереди всех выступал мужчина среднего возраста, у которого не хватало нескольких зубов и двух пальцев на левой руке. Коренастый, с голыми загорелыми руками и выпирающим животом, он производил неприятное впечатление и, как и остальные члены экипажа, выглядел опасным. Мужчина приблизился на шаг, а Иден прижалась к перилам, лихорадочно размышляя, услышат ли Арло и капитан, если она закричит.

Моряк схватил прядь развевающихся на ветру волос, и Иден посмотрела на него с негодованием, какое только могла выразить, хотя колени дрожали.

– Гарри, хватай ее!

– А она прехорошенькая, – рассудил Гарри, привлекая всеобщее внимание. – Но старина Блад нам задаст перцу, если мы…

Когда он прижал ее к себе, Иден подумала, что настал ее последний час, и с роковой смелостью изо всех сил ударила его коленом. Насильник застонал, в это время высокая волна качнула корабль, мужчину отбросило назад, он с трудом удержал равновесие. Раздался вой, выражающий сочувствие поверженному собрату, и матросы начали окружать Иден.

Рука схватилась за кинжал Карины, висящий на поясе. Иден охватила безудержная ярость. Как могут эти негодяи угрожать беззащитной женщине, порученной их заботам, – женщине, ждущей ребенка!

Она отбросила шаль, обнажила кинжал и зарычала, как разъяренная львица:

– Назад, грязные псы! – она размахивала кинжалом. – Я воткну в брюхо кинжал первому, кто дотронется до меня и моего ребенка! – любимая угроза Карины была использована бессознательно.

– Она беременна! – последовали удивленные восклицания. – Уже начинена! У нее полный живот!

– Да, я жду ребенка! – уточнила Иден. – Я леди Маклин из Скайлета, Шотландия. А вы придержите языки и руки, или заплатите собственной кровью!

– Боже милосердный! – Гарри выпрямился. – Она МАТЬ, – его лицо стало серьезным. – А мы свора корабельных крыс.

В мире не было никого, кто вызвал бы уважение подлого Гарри, кроме его старой матушки. Именно поэтому он уважал матерей и будущих матерей и не терпел, если их обижали в его присутствии. Экипаж «Морского Ворона» старался не употреблять сильных выражений со словом «мать», когда Гарри находился рядом.

– Леди Маклин, вы говорите? – Гарри расправил плечи. – Тогда я и мои товарищи в вашем распоряжении, миледи. Мы не знали, что у вас будет малыш.

Иден почувствовала, что близка к обмороку. Но демонстративно вложила кинжал в ножны и приняла шаль из рук матроса, поднявшего ее с палубы. Накинула шаль на плечи и чопорно кивнула Гарри. Как спустилась в каюту, осталось для нее загадкой. Но пара сильных рук осторожно помогла сойти по узким ступеням. Вскоре она уже была в безопасности в своей каюте.