— Чисто! — донеслось с кормы.
Звякнул телеграф, и «Менделеев» начал тихо отходить от лихтера. Я глядел на застывшего на палубе Ерохова. Он не ожидал, что буксир уйдет от него. И вопрос с «фитилем» был неясен. Кто из нас его получит? Расстояние между судами медленно увеличивалось, и тут Ерохов не выдержал и я услышал желанное:
— Давай подходи обратно!
Ага, метод устрашения сработал! Теперь я снова был хозяином положения и мог диктовать свои условия. Шкипер капитулировал. Мы возвратились к лихтеру, подали швартовы, и я пригласил Ерохова к себе в каюту.
— Не понимаю, что это вы так упрямитесь, Андрей Филиппович? Ведь ясное положение.
— Так-то так. Но за груз по головке не погладят. Скажут — расхищение. Вы мне только документы как следует оформите.
Через несколько часов бункеровка была закончена, и довольный стармех доложил, что мы можем идти дальше, угля нам хватит. До Диксона оставалось пятьсот миль. Но в Юшаре появилось еще более неприятное обстоятельство. Оно повергло нас всех в уныние. Перестали работать оба компаса.
На «Менделееве» стояли английские компасы «Томсон». Володя Бондарь брал поправку компаса и обнаружил, что картушки крутятся вокруг своей оси, да и по берегу пролива мы заметили — компасы врут безбожно. Пока мы шли проливом, все время брали поправку. Она менялась от десяти до шестидесяти пяти градусов. Выйдя в море, мы запросили Амдерму, метеостанцию, не может ли она объяснить это явление, так как до Юшара компасы работали отлично. Станция сейчас же откликнулась: «Вы попали в магнитную бурю страшной силы. Возможно, компасы и придут в норму, а может быть, и нет».
Компасы в норму не пришли. Они продолжали показывать «здоровье моей бабушки», как говорил стоявший на руле Агафонов. К счастью, погода установилась солнечная, ясная, с чистым, отчетливым горизонтом, а ночью небо было усыпано нашими старыми и проверенными друзьями — звездами. Мы решили идти. На три дня давали хорошие прогнозы, а этого времени нам почти хватало, чтобы дойти до Диксона. По бережку мы добрались до Ямальского массива и, держа берег все время в видимости, поплыли к острову Белому. Что это было за плавание без компасов, можно себе представить! Но прогноз не подвел. Все время сохранялась хорошая, ясная погода. Астрономические определения корректировали наши курсы. Через двое с половиною суток открылся маяк Рагозина на острове Белом, и, пройдя еще около двух суток, «Менделеев» благополучно отдал якорь на рейде полярного городка Диксон. Здесь мы срочно сменили компасы, поставив отечественные «ГУ». Английские «Томсоны» нашей магнитной бури не выдержали.
Караван «Экспедиции» ушел с Диксона давно. Мне было известно, что ледовая обстановка от острова Тыртова до пролива Вилькицкого оставляла желать лучшего. Идти одному во льдах с двумя лихтерами трудно. Как нам продвигаться дальше, должен был решать штаб проводки западного сектора. Он помещался в деревянном двухэтажном доме на другой стороне бухты. Надо было ехать туда.
Начальник штаба принял меня приветливо. Поздравил, по хорошему морскому обычаю, со счастливым приходом и посетовал на то, что не может никого дать мне в пару. Подходящих судов в порту нет. Вот только, если я соглашусь ожидать ледокольный буксир «Якутию». Сейчас у него ремонт, но скоро, тут начштаба как-то замялся, буксир должен идти в Тикси. Он подвел меня к большому столу, на котором лежала калька, раскрашенная разноцветными карандашами. Это были данные последней ледовой авиаразведки. Как я и предполагал, некоторые участки были тяжелыми.
— Вот видите, дорогой капитан, без напарника вам не обойтись. Придется ждать «Якутию».
— Задержки бы не получилось, — с опасеньем сказал я, и тут мой взгляд остановился на невысоком человеке в меховой куртке, ушанке и собачьих унтах, входившем в комнату. Что-то очень знакомое показалось мне в его голубых глазах, коренастой фигуре, мясистом, красноватом носе. Он тоже пристально поглядел на меня и вдруг подошел, еще раз заглянул мне в лицо и неуверенно спросил:
— Юра?
— Петр Никифорович! — закричал я, и мы, как «дети лейтенанта Шмидта» у Ильфа и Петрова, бросились друг другу в объятия. Это был Петя Швецов, второй помощник с парохода «Кола», на котором я много лет назад начинал плавать штурманом. Взаимным вопросам не было конца, и тут выяснилось, что Петр Никифорович капитан ледокола «Илья Муромец» и сегодня уходит с Диксона на Тикси. Во время нашего разговора лицо у начальника штаба выражало крайнюю степень удовлетворения. Он улыбался и смотрел на нас отечески снисходительно. Когда мы закончили хлопать друг друга по спинам, повторять по сто раз: «А ты совсем не изменился!» — начштаба проговорил:
— Встретились старые друзья. Как хорошо… Я, конечно, не могу обязать капитана «Ильи Муромца» помочь вам, но полагаю, что по закону товарищества…
— А в чем дело? — насторожился Швецов. Начштаба объяснил ему, что «Менделеев» тоже должен уходить на Тикси и хорошо бы…
— Какой у тебя ход? — спросил Петр Никифорович.
— Миль шесть-семь с лихтерами, — грустно сказал я.
— У нас скорость значительно больше, но мы пойдем вместе. По закону товарищества!
— Спасибо, Петя! Ты меня здорово выручил, — с чувством произнес я. — Спасибо.
— Значит, можно считать вопрос с вашим отходом решенным? — переспросил начальник штаба. — Ну, прекрасно. Что у вас ко мне, Петр Никифорович?
Через четверть часа мы с Петей вышли из штаба. Его ожидал роскошный мотобот.
— Ладно, — сказал на прощанье Швецов. — Сниматься будем через четыре часа. Успеешь?
Я заверил его, что у нас все готово.
Пока Игорь Есипович и четыре матроса с трудом выгребали на нашей тяжелой шлюпке, я думал, что мне опять здорово повезло. Получить ледокол в сопровождение в Арктике! Это что-нибудь да значит! И получить его просто так, по закону дружбы, бесплатно… Я всегда считал Петра прекрасным парнем.
Когда я рассказал на «Менделееве» о результатах посещения штаба проводки, на судне началось ликование. Все понимали, что теперь нам лед не страшен. Я ходил гордый, всем своим видом показывая, что старая русская пословица: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» — полностью оправдалась, и вообще у меня друзья — во!
К назначенному сроку у нас уже подняли пар на марку, я прохаживался по мостику, рулевой стоял у штурвала. Вот «Муромец» сильно задымил, мы заметили, как из якорных клюзов льются потоки воды и слышатся отдельные удары в рынду. Снимается!
Скоро мы уже миновали приемный буй. Впереди надежно покачивался низкий корпус ледокола, густо дымила труба.
— Замечательный парень ваш приятель, капитан «Муромца», — одобрительно сказал Бондарь. — Какую услугу нам оказал. Другой бы плюнул. Что, мол, с этим тихоходом возиться!
— У меня все такие!
Я прекрасно понимал Володю. Идти за ледоколом, у которого на мостике все электронавигационные приборы и ты всегда имеешь возможность проверить свое местоположение, — крайне приятно. Покинув мостик в самом благодушном настроении, я пришел к выводу, что именно сейчас капитан может спокойно отдохнуть, прилег на диван и задремал. Разбудил меня свисток в переговорную трубку и просьба второго помощника подняться наверх.
— Ну, что случилось? — спросил я Володю.
— Посмотрите, где «Илюша». Не успели вы уйти, он как врезал полный и был таков. Смотрите.
Далеко впереди дымил ледокол. До него было не менее шести миль, и он продолжал уходить от нас.
— Сейчас мы его приостановим, шалунишку, — сказал я и отправился в радиорубку. — Вызовите «Илью Муромца», пожалуйста.
— Ледокол слушает, товарищ капитан, — кивнул головой радист и застучал ключом.
— Капитана ледокола к аппарату, — попросил я, надевая наушники и беря в руки микрофон радиотелефона.
Через минуту в наушниках послышался громкий голос Швецова:
— Капитан «Ильи Муромца» у аппарата. Слушаю.
— Что же это ты, Петюнчик, так пришпорил? Мы за тобой не успеваем. Хе-хе, — игриво сказал я. — Сбавь оборотиков. Наверное, твой штурман забыл про нас?
