Может ли быть так, что этого для нее недостаточно?

Он сделает все, чтобы этого оказалось достаточно.

Пусть он неспособен любить ее так, как она хотела. Слишком искалечена прошлым его душа. Но он может любить ее тело. Заботиться о ней. Защищать ее.

Он обожествлял ее тело. Сумел найти самые потаенные, самые чувствительные местечки. Внутренний сгиб локтя, нежную плоть за ухом. Пересчитывал каждое ребро поцелуем и не пропустил ни одного изгиба ее талии, живота и бедер. Вниз по стройным гладким ногам. Вверх по вскинутым бедрам, игнорируя лихорадочные мольбы взять ее.

Он тренировал лошадей заботой и терпением. Сколько еще заботы и терпения он обрушит на эту женщину? Пройдет время, и она научится обретать бездонное наслаждение лишь в его поцелуях.

И этого будет для нее достаточно. Ей не понадобятся эти три затертых слова, означавших меньше, чем воздух, который ушел на то, чтобы их выдохнуть…

Оливия проснулась одна в постели Невилла. Ее не смутила незнакомая обстановка. Она сразу поняла, где находится. Но где Невилл?

Холодный ветерок шевелил сдвинутые не до конца занавеси. Лето прошло. Осень наступает. Хотя единственная свеча успела выгореть, лунный свет пронзил нависшие тучи, проник в комнату, и Оливия смогла разглядеть простую мебель, совершенно не соответствующую сложной натуре хозяина.

Оливия села и, нахмурившись, огляделась. Возможно, скудость меблировки сама по себе достаточно красноречива. Невилл, внешне открытый и прямой, тем не менее таил в себе много секретов. Он разделит с ней жизнь и владения, но только не свое истинное «я». Разве он не овладел ею? И все же не смог сказать, что любит. Разве не привел в свою спальню? И все же не заснул рядом с ней.

Неужели у него вообще нет никаких эмоций? Неужели он лишен всяких чувств, если не считать физического желания?

Хотя в душе она понимала, что это не совсем так, все же сейчас совсем не была склонна проявить милосердие к Невиллу. Он овладел ею, а потом покинул. С того момента как она призналась в своей любви, он почти запаниковал. Его ласки стали лихорадочными. Отчаянными. Словно он должен был что-то доказать ей. А может, и себе. Туча заслонила луну, погрузив спальню в полумрак. Оливия откинула со лба спутанные волосы. Где он? Она совсем забыла, что он не спит по ночам. Так что же он делает? Куда идет?

И тут на глазах выступили непрошеные слезы: слишком сильны были одолевавшие ее эмоции. Почему он не может ее любить? Что в ней такого ужасного, что он не испытывает к ней тех глубоких чувств, которые испытывает к нему она?

Она шевельнулась, и от смятых простыней хлынул запах их соития. Боже, она казалась себе униженной и опозоренной. Это несправедливо!

И если она не может вынести его отчужденности сейчас, как же вынесет целую жизнь, если будет любить его, не получая ничего взамен? Сможет ли она подобно матери любить мужчину, который никогда не будет полностью принадлежать ей одной?

Оливия вытерла слезы углом простыни. Честно говоря, у нее не хватит сил на такое. И не имеет значения то, что произошло между ними прошлой ночью. Выйти за него – значит обречь себя на бесконечную муку. Сердечную боль. Стоит вспомнить о родителях, чтобы это понять.

Она осторожно соскользнула с кровати. Юбка и корсаж грудой лежали на полу. Нижняя юбка призрачно белела на стуле. Она нашла туфли и один чулок и кое-как оделась, чувствуя, как саднит между ног.

Но в голове билась только одна мысль: она должна найти Невилла и сказать, что они не могут пожениться. Да и в его доме оставаться она не может: слишком это больно.

Конечно, бегство не принесет ей настоящего облегчения. Каким-то образом Невилл стал частью ее самой, чего до сих пор не удавалось ни одному мужчине. Она связана с ним на каком-то совершенно необъяснимом уровне. И всегда будет связана.

Ноги ее дрожали. Оливия кое-как одернула юбки.

Она любила его и отдалась ему. Но теперь должна уйти.

А если у нее будет ребенок от него?

Оливия замерла. Но тут же пришла в себя, растоптав всякую искру радости от этой мысли. Она решит проблему, если таковая возникнет. Пока что ей придется иметь дело с мужчиной, не способным или не желающим любить.

После долгих поисков Оливия нашла Невилла в кабинете. Он разжег огонь в камине. Поленья потрескивали, шипели, и языки пламени отбрасывали странные, гротескные тени на стены и потолок.

Невилл сидел в тяжелом кожаном кресле, спиной к ней, лицом к открытому окну, как в ту первую ночь их встречи. Одна рука свисала с подлокотника. На столе рядом с ним стоял полупустой графин со светлой жидкостью. Рядом валялась опрокинутая рюмка.

Оливия прижала пальцы к губам. Он снова пьет! Сидит один в темноте и пьет.

Невыразимая грусть охватила ее. Хотя она искала его, чтобы разорвать помолвку, все же не хотела видеть его в таком состоянии. Видеть, как все беды и несчастья доводят его до пьянства… Последнее время он вроде бы бросил пить. Почему же сегодня вернулся к прежней привычке? Почему оставил ее одну в постели, чтобы спуститься сюда и снова взяться за бутылку? Дело в ней? Или в ее признании?

Оливия печально смотрела на него, не зная, что делать.

Но тут он пробормотал что-то неразборчивое, и сердце Оливии упало. Судя по всему, он мертвецки пьян.

Рассерженная и расстроенная Оливия прокралась в комнату и обошла кресло. Его голова склонилась набок, волосы беспорядочной копной падали на лоб. Но от него не пахло спиртным!

Она долго присматривалась к нему. Может, он просто спит?

В сердце поселилась новая надежда. Потому что рюмка была сухой. Ни капли жидкости…

Он совсем не пьян. Просто спит.

Темные ресницы веерами лежали на щеках, и в этот момент он казался невинным и трогательным, как ребенок. Оливия долго изучала его, припомнив, как видела его спящим в первый раз. Тогда он выглядел спокойным и таким молодым. Не человеком, осаждаемым демонами ночи, а мужчиной, сильным и уязвимым одновременно. Мужчиной, покорившим ее сердце.

Может, она и влюбилась в него в тот день, в экипаже?

Оливия огромным усилием воли не поддалась порыву взять его за руку, разбудить поцелуями и увести в постель.

Но это только разобьет ей сердце, потому что он не любил ее. И не имеет значения, что сама она любит его безоглядно. Все равно не сможет завоевать его ответной любви, и доказательство этому жизнь матери с Камероном Бердом.

– Но твое сердце все равно разобьется, – прошептала она. – Разбивается уже сейчас…

Невилл, словно услышав ее, нахмурился и пошевелился. Оливия сжалась. Ей следует уйти, пока еще есть силы. Подняться к Саре и переждать с ней долгую ночь.

Она направилась к двери. Но не успела потянуться к ручке, как Невилл снова заговорил, и на этот раз она сумела разобрать слова:

– …так устал… не… Осторожнее… не спите. Не засните…

Оливия повернулась и снова уставилась на него. Он видит сон?

– Берегись! Нет!!! – Он дернулся с такой силой, что Оливия прижалась к двери. – Маклин! Смотри! – крикнул он голосом, исполненным невыносимой боли. – Симпсон! Сзади! Нет! Нет!

На этот раз он вскочил. Оливия увидела, как его трясет, словно от страха. Должно быть, эта дрожь окончательно разбудила его, потому что, хоть Невилл и стоял лицом к окну, Оливия почувствовала, что он не спит. Мучительно застонав, он нагнул голову и прижал пальцы к глазам.

– О Боже! – выдохнул он, слегка покачиваясь. – О Боже, пусть это прекратится!

Услышав эту душераздирающую просьбу, Оливия едва не заплакала. Так вот почему он боится спать! Его изводят кошмары! Друзья, погибающие на войне, в которой он выжил. Он винит себя? Наверняка.

Его силуэт на фоне окна, казалось, олицетворял страдание. Она шагнула к Невиллу.

Но тут он повернулся и, увидев графин, взял его в руки. Очень медленно вытащил пробку.

«Не нужно! – хотелось закричать Оливии. – Не нужно!»

Но она почему-то понимала, что не имеет права его останавливать. Нет сомнения в том, что он глубоко ранен, и поэтому сам решает, как с этим справляться. Только сам. Если Невилл предпочитает отупляющую силу выпивки, никто не может его остановить. Особенно она: женщина, которую он не может или не хочет полюбить.