Она простояла на месте, пока не кончился танец. Но прежде чем танцоры успели разойтись, музыканты заиграли снова. На этот раз – вальс. И молодой человек обнял хорошенькую девушку…

И так же быстро обняли ее. Лорд Хок!

Одна его рука обвила ее талию, другая – сжала пальцы, и уже через несколько мгновений они влились в толпу танцующих.

Такого просто быть не может!

И все же у Оливии не нашлось слов протеста: слишком настойчиво звала музыка. И настроение ее слишком изменчиво. А может, она знала, что неутомимый лорд Хок не отпустит ее, что бы она ни сказала и ни сделала.

Так или иначе, а лорд Хок держал ее железной хваткой, кружа под откровенно обольщающую музыку, среди совершенно незнакомых и, может, влюбленных друг в друга людей… и все это время она не отрываясь смотрела в потемневшие, зовущие глаза.

– Если мисс Берд не хочет танцевать со мной, – пробормотал он, – я рад найти милую Хейзл среди простолюдинов.

Оливия усилием воли отвела взгляд и стала упорно рассматривать шрамы, бороздившие его челюсть. Достаточно плохо и то, что она позволила ему эту вольность. Она отказывается выглядеть косноязычной идиоткой.

Она постаралась собраться с мыслями.

– Я слышала, что элемент неожиданности – основное орудие военной стратегии, – заметила она и, на миг замерев, увидела, как его губы изогнулись в полуулыбке.

– Так оно и есть.

– А у вас большой опыт в военном деле.

– Можно сказать и так, – обронил он уже настороженно.

Оливия подняла глаза.

– Я слышала также, что одна битва еще не решает исхода войны.

Темная бровь вопросительно изогнулась:

– Полагаю, вы говорите о нас обоих?

Оливия пожала плечами:

– Ошибаетесь, Хейзл. Вам нужно знать, что единственное сражение может повернуть вспять течение военной кампании, – усмехнулся он и, прежде чем она успела возразить, снова закружил ее и притянул к себе так, что их бедра столкнулись, а кончики ее сосков скользнули по его груди. И каждый нерв в ее теле ожил. Она сгорала от жара и задыхалась, не понимая, в чем причина: в танце или партнере…

– Вы позволяете себе немыслимые вольности.

– Разве не этого вы ожидали от меня? – спросил он, понизив голос. – Разве не именно это влечет вас ко мне?

– Если меня и влечет к вам, то это лишь что-то вроде любопытства прохожего к очередной трагедии: пожар в доме, сломавшаяся карета…

– Пожар в доме? – рассмеялся он. Но она продолжала еще запальчивее:

– Да, или поломка экипажа. Посторонний человек может смотреть и надеяться, что сам никогда не переживет подобного несчастья.

– Слишком поздно, Хейзл.

Он крепче обнял ее за талию, повел куда-то в сторону, и она, не успев оглянуться, оказалась в темном переулке между пустым фургоном и лавкой сапожника.

– Слишком поздно, Хейзл, – повторил он. – Боюсь, несчастье само вас нашло…

– Если вы снова поцелуете меня… я… я закричу! – предупредила Оливия.

– Я готов рискнуть.

Сердце Оливии, и без того лихорадочно бившееся в продолжение всего вальса, почти рвалось из груди.

– Вы еще хуже, чем я думала. И вовсе не джентльмен.

– Возможно, нет, но меня обычно не влечет к молодым женщинам так называемого хорошего происхождения. Впрочем, вы не похожи на таких молодых леди.

– Это не так!

– Именно так.

Он слегка улыбнулся:

– Днем вы можете быть Оливией Берд, порядочной и приличной юной мисс, хладнокровно планирующей поимку достойного мужа, идеального джентльмена из общества, чтобы вести жизнь богатой светской дамы. Но по ночам…

Его рука, лежавшая на ее талии, властно притянула Оливию.

– По ночам вы становитесь Хейзл, моей прелестной, упрямой Хейзл.

Оливия не могла шевельнуться. Слишком заворожена была она его словами. Слишком возбуждена прикосновением.

В его словах была ужасная правда, принесшая, однако, определенное облегчение. Эта Хейзл, о которой он говорил, была по природе любопытна и немного распутна.

Но Оливия напомнила себе, что она никакая не Хейзл, и поэтому должна бороться с взаимным влечением.

– Боюсь, вы заблуждаетесь, лорд Хок, – выдохнула она. – Эта Хейзл – плод вашего воображения…

Но он заглушил ее слова поцелуем. В темноте. Прижав к фургону, от которого пахло овечьей шерстью и сальными свечами, под вопли сотни людей, танцевавших совсем рядом, он целовал ее, медленно, крепко… извлекая этим Хейзл из небытия…

Она не помнила, как освободила руки и обвила его шею. Как откинула голову. Он быстро этим воспользовался. Музыка тем временем набирала темп, заглушая голоса. Мужские, женские… они переплетались, ведя свою собственную мелодию.

Но в темном покое их укрытия лорд Хок целовал Оливию.

Невилл целовал Хейзл.

– Сколько тебе лет? – спросил он между поцелуями. Она так задыхалась, что едва смогла ответить:

– Двадцать один год.

– Ты очень хорошо целуешься.

Он обдал ее ушко жарким дыханием, и она инстинктивно выгнулась.

– Очень хорошо, – добавил он, вновь завладев ее губами, с еще больше силой, чем раньше.

Оливия, по-видимому, окончательно сошла с ума, потому что была абсурдно рада его словам.

Ни один мужчина до него не целовал ее так властно, так умело и с таким абсолютным сознанием собственной правоты. Он приоткрыл губами ее губы, его язык скользнул внутрь, лаская и гладя, также пылко-эротически, как тогда, у реки…

Господи Боже, о чем она думает?

Оливия резко отстранилась. Но он по-прежнему удерживал ее, прижав своим мускулистым телом к стенке фургона.

– Ты также страстно целовала всех мужчин, перечисленных в твоем журнале?

– Нет! – негодующе воскликнула она. – И немедленно отпустите меня!

– Но если твои расследования включают поцелуи, – продолжал он, игнорируя ее слова, – я обязан им своей искренней благодарностью, всем тридцати восьми.

– Я уже говорила, что никого не целовала! И отпустите меня.

Она толкнула его в грудь, в эту твердую, как камень, грудь, отчетливо ощущая бушующие в ней противоречивые эмоции: гнев и обида за незаслуженное оскорбление, удовольствие от услышанного комплимента ее поцелуям и унижение и стыд за свою легкую капитуляцию.

Ей нужно немедленно вернуться к матери и Пенни и держаться подальше от Невилла Хока и его опасного притяжения. Несмотря ни на что, она не могла отрицать его опасную привлекательность. Зловещую привлекательность. Фатальную привлекательность…

Но он не собирался ее отпустить и дал ясно это понять.

– И скольких ты уже целовала?

«Самое большее – четверых…»

– Не так много, как вы… женщин. Вспыхнувший факел залил его лицо золотым светом, и в этот миг она успела увидеть его высокомерную улыбку.

– Это комплимент?

– Только вы способны такое подумать. Это оскорбление вашим моральным принципам, которых, впрочем, у вас нет совсем.

– Наоборот. Я считаю своим моральным долгом ублажить каждую женщину, которая решит меня поцеловать.

– Я не решала вас поцеловать. Это вы решили поцеловать меня.

– Я прочитал твои мысли, – возразил он. – И сейчас читаю.

С этими словами он наклонил голову.

И хотя на этот раз она была лучше подготовлена к тому, что сейчас произойдет, прикосновение его губ произвело то же мощное действие. А может, и более мощное.

До него Оливия целовала четверых мужчин, и только двое осмелились на интимное вторжение, которое позволил себе этот дерзкий мужчина. Только один проник за барьер ее сцепленных зубов, и ей это совсем не понравилось. И то, что Невиллу Хоку это так легко удалось, показалось ей чудом. И то, что он дал ей столько наслаждения, было поразительным. Она должна была остановить его и с отвращением отпрянуть. Но так и не смогла…

Он целовал ее, и она, идиотка, целовала его в ответ. И в ее захмелевший мозг, кроме этого наслаждения, просачивалась только музыка.

Одна его рука легла на ее затылок, и он еще сильнее впился в ее губы. Его пальцы запутались в ее волосах…