– Терпение, дитя мое, – велела миссис Мак. – Ждать осталось недолго. Самое большее – миля, и мы у дома.

Они спустились к воде по пологому берегу, и дамы вцепились в сиденья, раскачиваясь вместе с экипажем, пока уставшая упряжка медленно тащилась по усыпанному галькой броду.

– Не волнуйся, – пообещала Оливия, – мы найдем способ растратить всю накопившуюся энергию начиная прямо с завтрашнего утра.

– Будем кататься верхом? – оживилась Сара. – Или побродим по окрестностям? Можно навестить лорда Хока в Вудфорд-Корте…

– Мы будем чистить и подметать. Проветривать белье и закрытые комнаты, – поправила Оливия.

– Чистить плиту, – добавила миссис Маккафери. – Приводить в порядок сад.

– Если таковой имеется, – заметила Оливия.

– Конечно, имеется. Неужели не помните старый цветник с клумбами, на которых росли травы? Ваша матушка любила сиживать там в ясные дни, а вы часто вдевали в ее и свои волосы душистые побеги мяты, розмарина и лаванды.

Оливия улыбнулась, неожиданно ощутив аромат розмарина. Теперь она припомнила сад. Мать часто смеялась, когда отец щекотал ее, дочь и Джеймса. Ее прелестная мать с прекрасными светлыми волосами и атлетически сложенный отец со сверкающими карими глазами и гривой цвета ржавчины. Какими красивыми они казались! Какой идеальной парой!

– Осторожнее! – прервал ее мысли голос Невилла. – Здесь давно нужно заровнять дорогу. Мисс Берд, вы уже на своей земле.

Ее земля. Это означало, что она обязана привести в порядок дорогу.

– Добро пожаловать в Берд-Мэнор, – объявила она, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Как же я рада оказаться здесь! – воскликнула миссис Маккафери. – Моя задница не вынесет и лишнего часа в этом экипаже!

– А ты, Ливви? Тоже рада? – спросила Сара, пересаживаясь к Оливии. – Рада приехать домой?

Оливия обняла сестру и ответила с куда большей уверенностью, чем чувствовала:

– Конечно, рада.

Экипаж катился по узкой дороге, мимо темных, шелестевших на ветру деревьев. Справа – река, слева – незасеянные поля.

Заухала сова, тявкнула лиса, и тут же отозвалась другая.

Но тут тьму неожиданно прорезал желтый свет фонаря, и перед ними вырос дом. Экипаж свернул на гравийную дорожку и въехал во двор.

Наконец-то она дома!

Сара буквально вывалилась из дверей экипажа, за ней с трудом вылезла миссис Мак. Но Оливия продолжала сидеть, глядя на дом, который почти не помнила, и обуреваемая одновременно и беспокойством, и радостью. Она здесь, как того хотела. Почему же ее одолевает странное желание сбежать?

Из-за угла с лаем выбежал пес, и Сара немедленно его позвала.

– Эй, поосторожнее, – предупредила экономка. – Немедленно отойдите от этой уродливой твари!

Между собакой и Сарой внезапно выросла лошадь. Лошадь Невилла. На какой-то момент Оливия забыла о его присутствии.

Приняв происшествие за призыв к действию, Оливия немедленно спустилась вниз.

– Где все? – спросила она, ни к кому в особенности не обращаясь. – Я выслала вперед человека предупредить о приезде.

– Старый Хэмилтон глух, – объяснил Невилл, спешиваясь.

– Глухота не должна была помешать ему прочитать мою записку. Он знал, что мы сегодня приезжаем.

– Фонарь на столбе подтверждает это. Он наверняка вас ожидает. Видимо, просто задремал. Но я его разбужу.

– Не стоит, – покачала головой Оливия. – Покажите, пожалуйста, конюшню Джону, а я все улажу здесь.

Он кивнул и погладил Робина.

– Хэмилтон, возможно, забыл нанять девушку вам в помощь.

– Мы справимся… если собака прекратит этот ужасный вой, – раздраженно бросила Оливия и, подойдя к экипажу, порылась в ковровой сумке, пока не нашла кусочек сыра, после чего подошла к собаке, честно несшей свою службу.

– Довольно. Иди сюда, – нежно пропела она и бросила псу половину ломтика. Пес испуганно подпрыгнул, но тут же понюхал угощение и мигом проглотил. Еще одним кусочком она подманила его еще ближе, а третий он уже брал с ее протянутой ладони.

– Ну вот, – проворковала она. – Полагаю, ты своим лаем поднимешь мертвого. И поэтому я оставляю за тобой место во дворе. Но ясно, что тебя легко подкупить.

Животное завиляло хвостом, явно ожидая очередной подачки.

– Он ужасно тощий, – заметила Сара. – Думаю, нужно назвать его Боунс [4].

– Возможно, у него уже есть кличка, – возразила Оливия и обратилась к миссис Мак, наблюдавшей за разгрузкой багажа: – Ну что, войдем в дом?

– Да. Мне не терпится добраться до этого старого никчемного олуха, – прошипела экономка. – Хорошо его помню! Старый брюзга! Наверное, сейчас уже совсем одряхлел!

Она направилась к дому. Джон и охранник, нагруженные вещами, следовали за ней. Сара присела на корточки и стала гладить присмиревшую дворняжку, Оливия задержалась во дворе и осторожно огляделась. Она уже чувствовала себя гораздо лучше. Успела усмирить пса и сделает то же самое со слугами… если таковые имеются. Приведет в порядок дом…

Она уже заметила, что в углу, возле двери, гниют листья, оставшиеся с прошлой осени, а плющ успел затянуть окна первого этажа и поднялся до самой черепичной крыши… Ничего, всему свое время.

От размышлений ее оторвал голос Невилла Хока:

– Вы задержались здесь по какой-то причине?

– Да. Но не той, о которой вы подумали, – процедила она, надеясь, что язвительный тон скроет ее внезапную нервозность.

– А по какой же? – спросил он, подходя. Фонарь, оказавшийся у него за спиной, превратил Невилла в темную тень, силуэт человека, которого ночь, уединенность и их близость делали еще более для нее опасным. Тот факт, что здесь он казался совершенно другим, настоящим дикарем, наконец-то попавшим в свою стихию, заставлял ее нервы трепетать от тревоги и предвкушения.

Не так она думала отреагировать на этого человека…

– Я задержалась здесь… потому… потому что на меня обрушилась поразительная смесь эмоций, – призналась она, решив быть честной, пусть и относительно. – Этот дом когда-то был моим, и вот теперь я снова здесь, и меня осаждают, казалось бы, давно похороненные воспоминания.

Он словно впился в нее взглядом… и она едва не попятилась.

– Воспоминания о вашем отце? Знаете, я тоже его помню. Встречал несколько раз.

– Правда?

– Однажды в Келсо и дважды на охоте, – обронил он, ничего больше не добавив.

– И каково было ваше впечатление о нем? – не выдержала Оливия.

– Мужчина как мужчина, – пожал плечами Невилл. – Настоящий великан. Очень сердечный и дружелюбный.

– Полагаю, это означает, что он был пьян? – процедила Оливия.

Он снова пожал плечами:

– Мне так показалось.

Из Оливии словно воздух вышел. Сгорбившись, она принялась ковырять землю носком полусапожка.

– Учитывая ваше недопустимое поведение прошлой ночью, неплохо бы вам усвоить урок, которого так и не усвоил мой отец. Если бы не его пристрастие к спиртному, он был бы сейчас здесь, с нами, – выпалила она и, поняв, что и так сказала слишком много, поспешила в дом. Невилл остался во дворе, держа поводья Робина, и смотрел вслед Оливии. У него не было готового ответа на эти запальчивые слова. Значит, она слышала о его гнусных выходках прошлой ночью, выходках, которых сам он не помнил. Пришлось спросить Барта, и Невилла до сих пор корчило от стыда при мысли о том, что он натворил.

Он устало потер затылок. По крайней мере это объясняет ее сегодняшнюю холодность по отношению к нему. Ее отец был пьяницей, и она вполне справедливо относила Невилла в ту же категорию. Впрочем, он ее не осуждал. Камерон Берд уже стал частью стены, выросшей между ними. То, что она слышала о вчерашней ночи, сделает стену еще выше. Ему нужно немало потрудиться, чтобы сломать стену, а единственный способ сделать это – навсегда распрощаться с пьянством. Не только на людях, но и вообще навсегда.

Как бы ни было трудно и болезненно; это единственный способ доказать, что он не похож на ее никчемного отца. Единственный способ завоевать ее.