Лорд Хок и Августа были единственными заметившими появление Оливии и, судя по лицам, очень обрадовались. Его глаза загорелись издевательским предвкушением, глаза матери – ликующим торжеством.

– Оливия тоже ставила на вашу прелестную лошадку, – заявила она, тронув рукав Хока.

– Пойдем, дорогая, – попросил лорд Холдсуэрт, уводя Августу. – Я покажу, где получать наш выигрыш. Лорд Хок, помните, я первый предложил купить кобылу. Надеюсь, вы сдержите обещание не продавать ее никому другому. Ее и первого жеребенка.

– Я не забуду. Даю вам слово джентльмена.

Оливии понадобилась вся сила воли, чтобы не окинуть его злобным взглядом. Его слово джентльмена! Ха!

Невилл, словно прочитав ее мысли, улыбнулся. К счастью для Оливии, вмешалась ее мать:

– Пойдем. Дай мне свой билет, Оливия, и я получу твой выигрыш. Вы составите ей компанию в наше отсутствие, лорд Хок?

– С огромным удовольствием.

Оливия стиснула зубы и снова улыбнулась. Позже она поговорит с матерью по душам. А пока что нужно разделаться с лордом Хоком.

После ухода Августы и лорда Холдсуэрта жокей соскользнул на землю и лорд Хок повернулся к нему.

– Все было, как вы сказали, милорд. Я держался так близко от Дорси, что нос Китти едва не касался крупа его кобылы. Дорси запаниковал и слишком рано стал размахивать кнутом. А в конце наша лошадка пошла таким галопом… – Он осекся и, ухмыльнувшись, покачал головой: – Она сейчас в наилучшей форме, милорд. Могу поклясться, что она бежала быстрее, чем вчера.

Хок вынул из кармана часы.

– На полторы секунды быстрее, чем в пробном забеге, – подтвердил он и, хлопнув тощего коротышку по спине, добавил: – Теперь иди, отпразднуй. Барт держит для тебя пинту пива. Я сам прогуляю Китти.

– Уверены?

Взгляд жокея скользнул по Оливии.

Лорд Хок усмехнулся:

– Мисс Берд помешана на лошадях, если, конечно, верить ее матери. Мисс Берд, вы прогуляете Китти вместе со мной?

Голос звучал вполне искренне, но глаза… о, эти глаза! Сколько же в них откровенного лукавства! Но Оливия вполне была готова принять вызов. И верно, поединок с Невиллом Хоком и стремление сунуть нос в его личную жизнь – именно то, что нужно, чтобы скрасить оставшиеся три дня.

– Не слишком верьте матушке, – предупредила она. – Она имеет привычку преувеличивать. Но да, я прогуляю Киттиуэйк с вами вместе. – Повернувшись к лошади, она погладила белую звездочку у нее на лбу, пораженная тем, что может говорить так спокойно, хотя в душе все кипит. – Китти – необыкновенная девочка! Вы хотите выставить ее еще раз? Думаю, она обгонит всех трехлеток, а не только кобыл.

– Напомните мне познакомить вас с моим тренером, – ответил лорд Хок, беря поводья у жокея. – Похоже, вы с ним полностью согласны по этому вопросу.

– Что вы говорите? Он похож на просвещенного человека, справедливо оценивающего способности женского пола.

– Вам нет нужды деликатничать со мной, мисс Берд. Полагаю, вы имеете в виду женщин. Не лошадей. – Знакомая кривоватая улыбка изогнула его чувственные губы. – Будьте уверены, мне никогда не приходило в голову недооценивать женщин.

– Неужели? – Она позволила себе ту же самодовольную усмешку. – А я никогда не пытаюсь недооценить мужчин.

– Это, возможно, мудро с вашей стороны.

– И вот что мне пришло в голову, – продолжала она. – Знай я вас лучше, могла бы найти случай увидеть вас в лучшем свете, чем во время наших коротких встреч. Поверьте, что неприятные детали наших вечерних встреч не способствовали симпатии или доверию к вам.

– Но эти встречи заинтриговали вас, не так ли? «Лорд X. Высокий и довольно красивый, что лишний раз доказывает что внешность может быть обманчива», – процитировал он и, наткнувшись на ее острый, как лезвие кинжала взгляд, рассмеялся: – Ладно-ладно, оставим это. Но я счастлив, что вы хотите узнать меня лучше.

Оливия ничего не ответила. Они довольно далеко ушли от остальных зрителей, и теперь им никто не мешал. Позади затрубил рожок, возвещая начало следующего забега. Впереди маячили временные, наполовину пустые стойла. Китти заржала, и Оливия инстинктивно погладила ее холку. Она, хоть и не доверяла мужчинам, все же находила мрачное удовольствие в этой игре в кошки-мышки.

– Надеюсь, лорд Хок, вы не нашли какого-то вульгарного или грубого объяснения моему простому желанию?

– Почему нет? Или вы сразу сбежите? Похоже, что моя грубость по отношению к вам – единственная причина, почему вы здесь. Вы думали об этом? – Он остановился и повернулся лицом к ней.

– Не льстите себе, – объявила она с прямотой, необычной даже для нее. – Это всего лишь показатель моей доведенной до предела скуки.

Она встретила его дерзкий взгляд с такой же решительной дерзостью, хотя в душе ее трясло. Боже, каким убедительным, каким обаятельным он может быть… когда пожелает!

Взмахнув рукой, она бесшабашно продолжала:

– Вы более занятны, чем большинство знакомых мне мужчин. К сожалению, вы также обладаете невероятным свойством раздражать и возбуждать неприязнь.

– И все же вы здесь, со мной.

– Верно. Но, как уже сказано, мне скучно.

– В таком случае позвольте вас развлечь. Последнее было сказано тихим, хрипловатым, странно будоражащим голосом.

Оливия развернула веер и принялась энергично обмахиваться. О, это уже предел всему!

– Я почти вас не знаю, – парировала она. – А то малое, что мне известно, отнюдь не располагает к продолжению знакомства. Вы слишком много пьете, вы способны опуститься до того, чтобы соблазнить служанок того дома, где гостите. Вы приходите к совершенно диким заключениям относительно невинных людей и не задумываясь пытаетесь присвоить не принадлежащую вам собственность. О, и вот еще что, – добавила она со все нарастающим пылом, – вы считаете, что вломиться в чужую комнату и рыться в чужих вещах – это забавная шутка.

У Хока хватило совести ничего не отрицать, но, судя по виду, он ничуть не смутился. Мало того, имел нахальство ухмыльнуться и широко развести руки, словно в знак собственной невинности.

– Чем я могу оправдать себя в ваших глазах?

– Сомневаюсь, что вы сможете изменить мое отрицательное мнение о вас.

– В таком случае почему вы здесь? – Он улыбнулся. Оливия прикусила губу и должна была напомнить себе, что делает это лишь для того, чтобы поставить его на место. И ни по какой иной причине. Его обольстительные манеры ничего для нее не значат. Как, впрочем, и зовущие взгляды, которые он то и дело бросал на нее. Она закрыла веер.

– Как я уже сказала, мне скучно. Можете развлечь меня историями о вашей бурной юности. Может, узнай я вас лучше, смогла бы найти в сердце своем нечто вроде симпатии, – процедила она и, повернувшись, пошла дальше, потому что ее терпение вот-вот было готово лопнуть.

Он догнал ее, и они зашагали дальше, по обе стороны от кобылы.

– Все, что я знаю о вашем прошлом, – продолжала она, – это то, что вы большой знаток лошадей и приехали в Донкастер из равнинной Шотландии. Да… – Она повернула голову, чтобы увидеть его реакцию. – И что вы герой войны на континенте.

При этих словах по его лицу словно прошла тень. Он уставился перед собой и долго молчал. А когда заговорил, голос звучал совершенно бесстрастно.

– Скажем так, я сражался на войне. Не станем упоминать про героизм. Герои – это те, которые погибли там. Не те из нас, кто выжил.

Его слова отдавали горечью, и, должно быть, к горлу его подступила желчь, которой они были напоены. Оливия вдруг ощутила прилив той самой симпатии, о которой шутливо упоминала.

– Вам больно говорить об этом? – мягко спросила она.

– Не особенно.

Лгун!

Она пристальнее присмотрелась к нему. Гордая осанка. Прямой нос. Сильный подбородок с извилистым шрамом. Несмотря на не слишком цивилизованный вид, она вдруг поняла, что в нем есть нечто трагическое.

– Означает ли это, что если я напишу о шрамах на вашей коже и в сердце, вам будет это безразлично?

Жилка под шрамом нервно дернулась.