Обидно было только, что отложенный на конец отпуска «серьезный разговор» с любимой женщиной опять не состоится и им снова придется расстаться, обменявшись двусмысленным «пока». Он поднялся из-за стола, с сожалением посмотрел на неподвижно лежащее на кровати полуобнаженное тело спящей подруги и, стараясь производить поменьше шума, отправился в соседнюю комнату собираться.

Вслед ему смотрели широко открытые и полные невысказанной тоски и тревоги глаза любимого человека…

Полуавтоматическая наблюдательная Станция, методично дырявя пустоту космического пространства, беспрепятственно неслась по указанному маршруту. За несколько лет существования она «привыкла» к безнаказанному однообразию своего полета. Электронные блоки, которыми Станция была нафарширована без всякой меры, «притерлись» друг к другу и, окончательно смирившись со своей судьбой, безропотно обрабатывали поток информации, идущий с установленных на ней оптического и радиотелескопов.

Тем не менее, по сложившейся традиции, на Станции всегда присутствовал один человек. Главной задачей практиканта-наблюдателя было отнюдь не слежение за работой оборудования или полученными результатами глобального подглядывания и подслушивания, как значилось в инструкции, а достойное прохождение теста на трехмесячное одиночество в замкнутом пространстве удаленной на миллионы километров от людей Станции.

Все, без исключения, курсанты Звёздной Академии, в тех или иных вариантах, проходили подобный тест. В основном, будущие «космические волки» получали только удовольствие от возможности ненадолго выпасть из бешеного ритма современной жизни и вдоволь побездельничать. Причем поскольку это происходило по независящим от них причинам, то ни о каких угрызениях совести по поводу такого времяпрепровождения речи не шло.

Почти все испытуемые возвращались из подобных командировок поправившимися и отдохнувшими, а также переполняемые разного рода энергией, что приводило в трепет знакомых девушек.

Хотя, конечно, бывали случаи, когда курсант возвращался осунувшимся и нервным, или, того хуже, после первого же месяца просил вернуть на Землю. Понятно, что дальнейшая космическая карьера для такого человека была закрыта и его, в лучшем случае, переводили в технические службы космодромов, а в худшем — вообще убирали из этой области человеческой деятельности.

Подобные злоключения явно не касались Практиканта, развалившегося в кресле на наблюдательной площадке Станции и, лениво потягивая кофе, любовавшегося через бронированное многослойное стекло купола приближавшимся Юпитером.

Через неделю Станция пройдет точку, максимально приближенную к этой планете, и, с трудом отмахнувшись от притяжения гиганта, продолжит циклический бег в пространстве.

Но этого Практикант уже не увидит, ибо его вахта благополучно завершилась и двумя днями позже за ним прилетит транспортный корабль, доставив на Станцию новую потенциальную жертву пустоты и одиночества.

Допив кофе, Практикант еще несколько минут любовался звездами. Если честно, то он все никак не мог привыкнуть к окружающей бездне пространства, времени и материи, наверняка вмещавшей безграничное количество вариантов жизни и разума. Он уже убедился, что долго смотреть отсюда на звезды — опасно. Начинает резко падать оценка уровня собственной значимости в этом мире. Все душевные ценности как бы растворяются, обесцениваются перед лицом вечности. Кажется, еще немного — и на месте личности увлекшегося наблюдателя останется только биологическая бездуховная оболочка.

Это ощущение у пилотов называлось «космическим глазом».

Вот и теперь Практиканта потянуло на странные философские аллегории. Стряхнув оцепенение, он резко поднялся и двинулся к выходу, твердо решив посвятить сегодняшний день составлению отчета о пребывании в вынужденном заточении.

Проходя через лабораторный отсек, в который стекались данные со всех устройств внешнего наблюдения, он мельком глянул на информационные экраны и, не увидев ничего необычного, проследовал далее. Но, сделав несколько шагов, остановился. Возникло настойчивое ощущение, что он пропустил что-то важное. Что либо глаза, задернутые пеленой рутины и однообразия, не довели до мозга нечто заслуживающее его личного вмешательства, либо мозг «увидел» лишь то, к чему привык.

Несколько секунд замешательства и раздумья о том, стоит ли вернуться и все-таки выяснить, в чем проблема или ну его на фиг, «благополучно» завершились резанувшей по нервам аварийной сиреной.

Практикант окончательно окаменел, не зная куда бежать, то ли в рубку, то ли в лабораторию, судорожно вспоминая соответствующие пункты инструкций. И какой идиот только придумал эти сирены, в самый ответственный момент вгоняющие мозг в полный ступор. В голове пульсировала единственная мысль, да и та о том, как обидно погибнуть за двое суток до возвращения. Наконец сообразив, что все системы жизнеобеспечения и контроля энергосистем находятся именно в рубке, он кинулся туда, справедливо решив, что любые нюансы научных изысканий могут подождать.

Первым делом отключив сигнализацию и не обнаружив никаких видимых признаков аварии, он запросил бортовой компьютер о состоянии всех систем Станции и был радостно удивлен, получив вполне положительный ответ. Потом последовал запрос о причинах включения сигнализации. На что компьютер сообщил, что причины ему неизвестны, а активация устройства аварийного оповещения была произведена из лабораторного отсека.

«Значит, не померещилось, — подумал Практикант, — но что могло произойти в окружающем пространстве настолько ужасного, что потребовало столь срочного привлечения внимания экипажа? Станция находится на прежнем курсе и на Юпитер падать вроде не собирается. Может быть, просто дурацкий привет от предыдущего затворника, специально запрограммировавшего это событие? Нет, не стоит себя обманывать, за такие шутки… Ладно, хватит гадать и оттягивать момент истины».

Еще раз окинув взглядом мирно мерцавшие дисплеи рубки управления, Практикант, едва сдерживая нервную дрожь, ринулся в лабораторный отсек, проклиная себя за невнимательность.

Главный дисплей тамошнего компьютера переливался разноцветными надписями. В глазах зарябило, мозг отказывался воспринимать информацию в таком виде. Практикант негнущимися пальцами активировал разговорный блок и неожиданно сиплым голосом приказал:

— Доложить обстановку! Почему включился сигнал тревоги?

— Пять часов назад был обнаружен неизвестный объект, — как всегда бесстрастным голосом поведал компьютер, — предположительно комета, на скорости десять процентов световой, движущийся в сторону Юпитера. Время с момента обнаружения до включения сирены потребовалось для расчета точной траектории движения объекта и проверки ее стабильности. Сигнализация была включена по причине возможного столкновения Станции с объектом через десять часов.

— Что значит «возможного столкновения»?

— Столкновение произойдет наверняка, если объект или Станция не изменят характера своего движения, — терпеливо пояснил компьютер.

Легко сказать — изменить характер движения. Станция не имела собственных двигателей, они ей были просто ни к чему. Коррекция орбиты, если она требовалась, могла быть произведена двигателями транспортного корабля. За все время ее существования такая операция производилась всего один раз, да и то на всякий случай. Но сейчас прийти на помощь грузовик явно не успеет.

Надеяться же, что пролетевшая, наверное, миллиарды километров комета вдруг притормозит, было бы наивно, хотя, с другой стороны, не менее наивно полагать, что их траектории в бескрайнем космосе пересеклись случайно…

— Изображение объекта — на главный экран! — выдохнул Практикант.

На дисплее появился тускло светящийся шар, ничем не напоминающий комету. Масштабная сетка показывала его крохотный по космическим меркам размер — пятьсот метров в поперечнике. То-то системы наблюдения заметили его так поздно.

Шар не просто светился, он мерцал и переливался, даже слегка меняясь в размерах, словно дышал попадающейся на пути космической пылью.