Майор прочел им приказ Огарева и, дав указания, сказал:

— А теперь — в путь! Держитесь не дале чем на семь-восемь верст от нас. Через каждые два часа — донесение; ежели ввяжетесь в бой, не зарывайтесь. Помните, вас всего ничего, а мюридов много. Командовать будете вы, капитан, как офицер штаба, а также руководить боем в случае чего. — Кисляков подумал и решительно продолжал: — Даю вам полусотню терских казаков. Они народ тертый, бывалый, не подведут.

Через полчаса две с половиной сотни осетин, сорок ингушей и около шестидесяти казаков на мелкой рыси выбрались из лагеря, где все еще стучали молотки, сверкали лопаты и росли, по-видимому, ненужные завалы.

Майор Кисляков с вершины холма помахал Небольсину и скрылся в палатке.

Впереди шли смешанные дозоры из ингушей и казаков. Осетины несли боковые охранения. Разъезд из двадцати ингушских всадников умчался вперед.

Солнце садилось за лес, когда небольшой отряд русских приблизился к развилке дорог, ведших на Назрань. И только здесь впервые он встретил две арбы и нескольких конных ингушей, от которых прапорщик Куриев узнал, что нигде поблизости и даже за самой Назранью нет ни одного мюрида.

Еще в полдень Кази-мулла повернул назад свое воинство и, обходя Назрань, форсированным маршем увел его куда-то в сторону Датыха. Прискакавшие дозорные доложили, что из Назрани навстречу отряду выехали старики.

— Они просят, чтобы русские не входили в аул. Ни чеченцев, ни дагестанцев нет. Они бежали еще днем.

Небольсин остановил свой отряд в поле, обещая ингушам не приближаться к Назрани. Обезопасив себя караулами и дозорами, маленький русский отряд расположился на ночевку в двенадцати верстах от Назрани.

Боевая обстановка похода, тревожная ночь в степи, ответственность за вверенный ему отряд вытеснили все недавние мрачные думы Небольсина, и чувство разочарованности, и навеянную им меланхолию… Небольсин снова стал строевым кавказским офицером, четким распорядительным командиром, требовательным к себе и подчиненным. Трижды за ночь он то с сотником Тугановым, то с караульными начальниками обходил посты, выставленные впереди отряда.

Звездная ночь до самого утра была тихой и спокойной. Луна неясно озаряла поляну, дороги, лесок.

В Назрани еле слышно лаяли собаки да иногда ночные птицы тревожно перекликались в лесу.

Уже посветлело. Восток стал покрываться алеющей, все разраставшейся, светящейся грядой, когда Небольсин наконец прилег возле крепко спавшего Абисалова.

Через час его разбудили. Солнце поднялось над степью. Белели сходившиеся на поляне дороги, вдали темнел лес.

От майора прискакал разъезд. Полковник Огарев велел всем возвращаться к головному отряду. Кази-мулла со всем своим ополчением бежал в Горную Чечню, и только отряд Вельяминова настиг где-то за Грозной небольшую фланговую группу мюридов и уничтожил ее.

Неуспех задуманной имамом экспедиции был полный. Русские войска возвращались в Грозную, Темир-Хан-Шуру и Владикавказ.

Оказия подходила к Грозной. Впереди, как обычно, шли казаки, за ними батальон Куринского полка, позади телеги и возы с цивильными, торговцы, несколько армянских семейств. На двух фургонах везли товары для лавок Грозной. Словом, обычная картина.

Небольсин и майор Кисляков уютно расположились в крытой молоканской мажаре. Возле майора лежало несколько арбузов и дынь, и он поочередно лакомился ими.

Небольсин молчал, думая о Грозной. Там ли еще Евдоксия Павловна?.. Он вспоминал прощание… «Быть может, события последних недель задержали ее в крепости? Вряд ли Вельяминов, не говоря уже о самом Чегодаеве, позволил ей покинуть Грозную в столь тревожные дни», — думал он.

— Не хотите ли дыньки, сладкая да сочная, — прервал его раздумье майор.

— Спасибо, — беря кусок дыни, поблагодарил капитан.

Теперь, когда Кази-мулла бежал обратно в горы, путь на Грозную, как и на другие крепости, был совершенно безопасен. Провал планов имама сразу же сказался на горцах. Притеречные аулы, лесные хутора, даже отдаленные селения, вроде Шали, Цецен-аула и Гойт, притихли. Оживились торговцы и меновые конторы.

«Вероятно, уехала, — все еще думая о Евдоксии Павловне, решил Небольсин. — Да и Чегодаеву уже нечего делать в Грозной…»

— А во-он и крепость, — высовываясь из мажары, сказал майор. — Скоро и валы покажутся. А ну, стой! — приказал он вознице. — Надо на коня, да перед строем… Там нас, наверное, уже ожидают… — Он вылез из фургона, надел на сапоги шпоры.

— Велите, господин майор, подвести и моего коня, — попросил Небольсин, выбираясь из глубокой мажары.

Вскоре они на конях ехали впереди рот. Батальонные барабанщики дробно выбивали «поход», трубачи драгунского дивизиона заливисто играли: «Всадники други, в поход собирайтесь», а пехотные запевалы грянули:

И роты громко и согласно подхватили:

Из крепости навстречу бежали люди. На валах, размахивая картузами, сновали солдаты.

Грянула крепостная пушка, было ровно двенадцать часов.

Оказия подошла к Грозной.

— Заждался вас, Александр Николаевич. Спервоначалу обеспокоился, да спасибо Алексей Сергеичу, он рассказал, что все господа офицеры могут задержаться…

— А где он сам? — спросил Небольсин.

— Здесь, Они тоже два дня как вернулись в Грозную, — сказал Сеня. — Барыню в Ставрополь отвозили…

— Какую барыню? — удивился Небольсин.

— Генеральскую жену, что… — начал было Сеня, но вошедший в комнату Булакович крепко обнял капитана.

— Ну, все, слава богу, в сборе, — сказал он. — Как ездилось? У вас, кажется, до дела не дошло?

— Не дошло. Имам даже не встретился с отрядом Огарева. А куда вы…

— Наладили басурмана так, что он и от Грозной вспять кинулся, — засмеялся Сеня.

— Полный крах! Но все-таки я не понял, кого вы отвозили в Ставрополь? — глядя на Булаковича, спросил капитан.

— Евдоксию Павловну, по личному поручению генерала Вельяминова, а оттуда ее генерал Го́рголи взял на свое попечение…

— Ничего не понимаю… А где же сам Чегодаев?

Сеня отвернулся, а Булакович с удивлением глядел на Небольсина.

— Как где? Разве вы не знаете, что произошло?

— Ничего не знаю. А что случилось?

— Погиб он… чуть ли не на второй день после вашего отъезда.

Небольсин неподвижно уставился на Булаковича.

— Чеченцы?

— Какой там чеченцы!.. Кабы они, а то кобыла зашибла до смерти, — сказал Сеня и стал торопливо рассказывать ошеломленному Небольсину, захлебываясь от возможности первым поведать эту ужасную новость.

Небольсин посмотрел на Булаковича.

— Очень жаль, что не смог предупредить об этом раньше, — сказал прапорщик, — но… — он пожал плечами, — событие это так взволновало всех, о нем так много говорили, что я был уверен…

— Нет… ничего не знал… Не знали об этом и у Огарева, — с трудом произнес Небольсин.

Сеня тихо вышел из комнаты. Булакович молчал. Небольсин растерянно огляделся и сел на стул.

— А что дальше? — наконец спросил он.

— Уложили в железный гроб, запаяли, отпели… Все были потрясены нелепой смертью…

— А она? — тихо перебил Небольсин.

— Оцепенела… была словно в трансе. В эти часы я мало видел Евдоксию Павловну, но спокойствие ее было трагичным и вызывало опасения у докторов. Я на следующий день должен был уезжать в Моздок, как вы и остальные штабные офицеры, однако вечером меня вызвали к генералу и он оставил меня здесь, поручив сопровождать Чегодаеву в Ставрополь.

— Ничего не знал… И как это во Владикавказе не слышали об этом? — пожимая плечами, сказал Небольсин.